Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 57
- Предыдущая
- 57/98
- Следующая
– Новых кошек… – ничего не понимая, пробормотал я.
Не вдаваясь в объяснения, Рузвельт продолжал:
– Им нравятся эти имена. Не знаю, почему и каким образом они про них узнали. Но я даже знаком с одним котом, которого зовут Рам-Там-Таггер. Есть еще и Рампелтизер и Тигрорык.
– Нравятся? Вы говорите так, будто они сами выбирают для себя имена.
– Почти так и обстоит дело, – сказал Рузвельт.
– Это чистейшее безумие. – Я потряс головой.
– Хотя я общаюсь с животными уже много лет, мне иногда и самому это кажется безумием.
– Бобби Хэллоуэй считает, что вы слишком часто стукались головой.
Рузвельт улыбнулся.
– Не он один так думает. Но если ты помнишь, я был футболистом, а не боксером. Или ты тоже полагаешь, что мои мозги окостенели?
– Нет, сэр, – был вынужден признать я, – вы умнее многих, кого я знаю.
– А с другой стороны, ум и старческий маразм – они ведь не исключают друг друга, верно, сынок?
– Верно. Я встречал достаточно академиков – знакомых моего отца, которые находились в полном маразме.
Мангоджерри продолжала смотреть на нас, а Орсон, в свою очередь, созерцал ее, но не с ненавистью, какую можно было ожидать от собаки, увидевшей кошку, а с неподдельным интересом.
– Я тебе когда-нибудь рассказывал о том, как началось мое общение с животными? – поинтересовался Рузвельт.
– Нет, сэр. Да я и не спрашивал. – Мне действительно всегда казалось, что заострять внимание на подобной эксцентричности человека так же невежливо, как упоминать о чьем-то физическом недостатке – Ну так вот, – заговорил Рузвельт, – девять лет назад был у меня совершенно потрясающий пес по имени Слуппи – черный с подпалинами, примерно вполовину меньше, чем твой Орсон. Простая дворняга, но… совершенно необыкновенная.
Орсон переключил внимание с кошки на Рузвельта.
– Слуппи отличался чудесным нравом – игривым, покладистым. Я не помню ни одного случая, чтобы у него было плохое настроение. А потом он вдруг внезапно изменился – стал замкнутым, нервным, подавленным. Он давно перестал быть щенком – ему уже исполнилось десять лет, – и, показывая его ветеринару, я был готов услышать самый суровый приговор. Однако, осмотрев пса, ветеринар сказал, что тот совершенно здоров, если не считать легкого артрита, какой бывает у стареющих футбольных нападающих. Но это незначительное заболевание не могло подействовать на собаку так угнетающе. И тем не менее день ото дня пес выглядел все более подавленным.
Мангоджерри вышла из состояния неподвижности.
Она перескочила с ручки дивана на его спинку и теперь крадучись двигалась в нашу сторону.
– И вот как-то раз, – продолжал рассказывать Рузвельт, – я прочитал в газете статью о женщине из Лос-Анджелеса, которая утверждала, что способна общаться с животными. Звали ее Глория Чан. Она часто принимала участие в телевизионных ток-шоу, консультировала многих известных киношников по поводу проблем, связанных с их животными, написала даже книгу об этом. Журналист расписывал ее как очередное голливудское чудо. Как мне потом стало известно, он ее и открыл.
Если ты помнишь, после того как закончилась моя футбольная карьера, я сделал несколько фильмов. Мне приходилось встречать многих знаменитостей: актеров, звезд рока, комиков, а также продюсеров и режиссеров.
Некоторые из них были вполне симпатичными ребятами, а кое-кто – даже умными. Но большинство людей, которые околачиваются в этом мире, настолько сумасшедшие, что к ним лучше не приближаться, если у тебя под плащом нет заряженного обреза…
Пройдя по спинке дивана, кошка спрыгнула на ближайшую к нам ручку и сжалась подобно пружине: мышцы напряжены, голова опущена вниз, уши прижаты к черепу. Она будто изготовилась к стремительному прыжку, намереваясь одним махом перелететь двухметровое пространство между диваном и столом.
Орсон снова был настороже и не спускал глаз с Мангоджерри, начисто позабыв о Рузвельте и его печенье.
– У меня появились кое-какие дела в Лос-Анджелесе, и я отправился туда, прихватив Слуппи с собой.
Мы поплыли вдоль побережья на яхте. Тогда у меня еще не было «Ностромо», и я плавал на замечательном двадцатиметровом «Крис-краф ромере». Я пришвартовал его в Марина-дель-Рей, взял напрокат машину и в течение двух дней занимался своими делами. Друзья по кинобизнесу помогли мне раздобыть телефон Глории, и она согласилась встретиться со мной. Ее дом располагался в Пэлисейдс, и как-то утром мы со Слуппи отправились к ней.
Кошка на ручке дивана по-прежнему напоминала сжатую пружину. Ее мускулы напряглись даже сильнее, чем прежде.
Орсон был так же напряжен и неподвижен, как кошка. Он издал горлом тонкий высокий звук и снова умолк.
Рузвельт тем временем продолжал свой рассказ:
– Глория была американкой китайского происхождения в четвертом поколении. Маленькая, похожая на куколку. Настоящая красавица: точеные черты лица, огромные глаза. Она напоминала статуэтку, которую мог бы вырезать из янтарного нефрита какой-нибудь китайский Микеланджело. При взгляде на нее казалось, что она наверняка пискунья, но эта миниатюрная женщина говорила глубоким и сочным голосом. Слуппи сразу же влюбился в нее. Я не успел и слова сказать, а она уже держит его на руках, гладит, что-то говорит и начинает рассказывать мне, что его беспокоит.
Мангоджерри спрыгнула с ручки дивана на пол и после второго прыжка оказалась на том самом стуле, на котором я сидел минутой раньше и с которого пересел, чтобы наблюдать за ней.
Как только тело кошки приземлилось на сиденье стула, мы с Орсоном одновременно вздрогнули.
Мангоджерри поднялась на задние лапы, поставила передние на стол и стала пристально смотреть на моего пса.
Орсон снова издал тонкий повизгивающий звук, но не отвел взгляда от кошачьих глаз.
Не обращая внимания на Мангоджерри, Рузвельт рассказывал:
– Глория сообщила мне, что Слуппи угнетен тем, что я не уделяю ему достаточно внимания. «Почти все свое время вы проводите с Элен, – сказала она, – а Слуппи знает, что Элен его не любит. Он полагает, что вам придется выбирать между ним и Элен, и знает, что выбор будет не в его пользу». Поверь мне, сынок, услышав это, я был ошарашен. Я тогда действительно встречался с женщиной по имени Элен, которая жила в Мунлайт-Бей, но Глория Чан никак не могла об этом знать.
Я был просто без ума от Элен, проводил с ней почти все свое свободное время, а она на самом деле не любила собак, из-за чего Слуппи все время сидел один. Я тогда надеялся, что со временем она полюбит моего пса, потому что даже в душе у Гитлера нашлось бы светлое местечко для этого очаровательного существа. Впоследствии выяснилось, что Элен уже начинала относиться ко мне так же, как относилась к собакам, но в тот момент я еще этого не знал.
Пристально глядя на Орсона, Мангоджерри оскалила зубы.
Орсон отшатнулся на стуле, словно испугавшись, что кошка сейчас бросится на него.
– Затем Глория рассказала мне еще о некоторых вещах, которые беспокоили Слуппи. Одной из них был недавно приобретенный мной пикап «Форд». Артрит у Слуппи был не очень сильный, но все равно бедному псу было больно выпрыгивать из высокого фургона и забираться в него. Он боялся сломать себе ногу.
Продолжая скалить зубы, кошка зашипела.
Орсон вздрогнул, и из его глотки послышался короткий свистящий звук, напоминающий свисток вскипевшего чайника.
Продолжая игнорировать драму, разыгрывающуюся между кошкой и собакой, Рузвельт продолжал:
– Мы с Глорией пообедали и целый вечер разговаривали о том, как ей удается общаться с животными.
Она сказала, что не обладает никаким особым даром и что в этом нет ничего паранормального. Просто речь идет о способности чувствовать другие существа. Она присуща любому человеку, но большинство подавляет ее в себе. Глория утверждала, что я и сам смог бы это делать, если бы обучился кое-каким приемам и как следует потренировался. Тогда ее слова показались мне нелепицей.
Мангоджерри снова зашипела – на сей раз более угрожающе, – а Орсон снова вздрогнул. После этого – я могу поклясться! – кошка улыбнулась. По крайней мере ни одной другой кошке не удалось бы скроить мину, более похожую на улыбку, чем эта.
- Предыдущая
- 57/98
- Следующая
