Большая книга ужасов (сборник) - Усачева Елена Александровна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/55
• Следующая

Так, так. Хазатов в сторонке изучает потолок, Сарымай шажками, шажками пробирается к выходу. С этими все понятно. Но девчонки! Никто из них и не подумал подойти, спросить, что произошло. Всем интересно послушать Полинин бред, после которого уже ничего нельзя будет изменить — поверят Зерновой, никого ни в чем потом не переубедишь. Обидно, но пережить можно.

Ей не хотелось стоять рядом с теми, кого Зоя Игоревна недавно назвала дружным коллективом. Никакой он не дружный. Каждый сам за себя.

В двери, ведущей из башни, появился Макс Макс. Вид у него был помятый, испачканный и злой.

— Если вы мне сейчас не скажете, кто все это учудил, то я вообще здесь всех прибью. А тебя, Саранча, в первую очередь.

Это уже было скучно.

Таня вышла на улицу. Ощущение было такое, словно в подвале она провела не полчаса, а целую жизнь. Даже улица изменилась. Потемнела, присела, состарившись. С нее исчезли нарядные краски, перестало перекатываться по черепичным крышам солнце. Облако зацепилось за макушку шпиля. Ветер гнал по голой улице рваную афишу. Странно, Таня только сейчас заметила, что в городе почти нет деревьев. Город, как в панцирь, был забран в камень, строго держал осанку и лишь чуть прищуривался, когда ветер бросал в окна домов песок.

Пережитый страх неприятной занозой шевельнулся в душе. Какое знобкое чувство. Раньше она никогда не испытывала такого одуряющего состояния. Которым нельзя управлять. И которое так не хочется пережить вновь.

— Будет дождь. — На крыльцо вышел Эдик. — Мы, наверное, не сможем продолжать экскурсии — они все пешие.

Кудряшова снова глянула наверх. Небо заволакивали темные тучи. Они наступали на город, клубились, недовольно ворчали.

— Мне все равно! — выдохнула Таня, решительным шагом выходя на улицу Лай. — Слышите? Все равно!

Она побежала направо, уперлась в странное круглое низенькое здание с конической крышей. А потом вдруг увидела ступеньки и пятачок зелени и ринулась туда, под ветки старых кряжистых лип, упала на скамейку и расплакалась, сама не понимая почему. Ветер кружил прошлогодние листья. Проносящиеся под холмом машины глушили шум ветра и ругань грозы. Но сам воздух, наполненный электричеством, не давал забыть — идет ураган.

Таня задрала голову. Липы были страшными. Они корявыми воинами обступили холм, уперлись в небо сучковатыми ветками. Старые деревья с болезненными шишковатыми наростами. Словно какой-то колдун в ярости заставил их расти криво. На уровне человеческого роста они начинали раздваиваться, растраиваться, а то и делиться на четыре ствола. Кроны лип шелестели, напоминая о неприятном столкновении в подземелье башни.

Нет, Кудряшова больше туда не пойдет. Ни за что! Полина, оказывается, и сама могла спокойно выйти. А они-то, дураки, полезли ее спасать! Никому не нужны их подвиги. Каждый сам за себя.

Ветер играл Таниными волосами, путал их. Кудряшова снова собрала их, резинкой перехватила в хвост. В небе зарокотало, и по-хорошему надо было бежать в гостиницу — утро было настолько солнечным, что Таня и не подумала брать зонт. Но уходить было рано.

Кудряшова сползла с лавки и вышла на ступеньки, ведущие обратно на улицу Лай и к церкви Олевисте.

Ветер сдул с мостовой прохожих, и только машины, проезжающие под холмом, напоминали о том, что жизнь продолжается, что никаких перемещений во времени не случилось.

Вернется домой, все-все расскажет маме, а потом залезет в Интернет и узнает про этих полозов, поймет, что это за свадьба такая, змеиная, и что особенного в Таллине, где все это произошло. Поскорее бы вернуться. Впрочем, и осталось-то всего три дня, две ночи. Все нашлись, больше ничего не произойдет. А про полозов она и в гостинице сможет прочитать. Придет в номер, упадет на кровать и зайдет с мобильника в Интернет.

Далекий еще раскат грома звонко прошелся по черепичным крышам, а ветер заставил вертеться флюгеры на шпилях.

Это было, наверное, красиво, когда на макушке башни Олевисте и на четырех башенках по бокам крутились золотые петушки, они весело спорили с ветрами и показывали блестящие гребни всем молниям. Теперь башня настороженно ждала идущего урагана, одиноким крестом встречая непогоду.

Таня представила, как ветер сдувает с Ратушной площади легкие алюминиевые столики кафе, как носит по брусчатке улетевшие салфетки, как стучит незакрепленными ставнями.

Ей стало весело. Этот город жил по своим законам, и они Тане нравились.

Закапал дождь. Неподалеку сверкнула молния, на стену ближайшего дома упал электрический отсвет. Снова заворчал гром. Прямо над липами загрохотало.

Капли дождя стали крупными. Они тяжело стучали по непокрытой макушке, вызывая неприятный озноб. Дождь барабанил по плечам, по голым локтям, прибивал легкую шелковую юбку к коленям, рождал запоздалую боль в ногах, сбитых бесконечными падениями в подземелье.

Очередная молния расколола черную тучу и по касательной мазнула вдоль башни. В ответ ей с другой стороны тоже полыхнуло, словно кто-то дал ответный залп. Два грома, встретившись, оглушили друг друга. Ветер заволновался, столбом взвился вверх. Липы у Тани за спиной заохали, завздыхали. И сразу стало понятно, почему они такие — каждый раз быть свидетелем столкновения стихий — еще и не так скрючит. И ведь молнии, промахиваясь, не раз били в них. Каждый удар рождал вот такого многорукого монстра.

Ливень ухнул стеной, отгораживая город от всего мира. Он рубил действительность на части, словно хотел уничтожить ее. Молнии сверкали, перегоняя друг друга. Одна, казалось, ударила прямо в макушки лип. Таня вжала голову в плечи и невольно спустилась по ступенькам на улицу. Брусчатка потонула в потоке воды. Она неслась с холма вниз, завихрялась около круглого здания с конической крышей, билась о вековые стены церкви, будто пыталась смыть ее с лица земли. В наступившей темноте только металлические отсветы молний позволяли видеть, что земля еще не разверзлась, что город стоит.

Смотреть наверх было неудобно, вода заливала лицо, делала тяжелыми волосы, неприятно текла по ногам. Туча клубилась вокруг высокого шпиля. Она словно зацепилась за его макушку, и ее теперь крутило на месте, отчего, как из разорванного мешка, из ее темного бока сыпались молнии. Они с яростью бились о медные листы кровли и, отскакивая, отсветами улетали обратно в небо.

— Сюда! Сюда!

Гром кружил голову, поэтому Таня не сразу поняла, что ее кто-то зовет. В том самом круглом здании, что она оставила за спиной, была приоткрыта дверь. Оттуда призывно махали рукой.

— Come here!

Гром, эхом метнувшийся в узком колодце стен, заставил шевельнуться. Застывшие от холодной воды ноги и руки двигались с трудом. Чувствуя себя как бы отдельно от своего тела, Таня забежала в распахнутую дверь.

— Спасибо! — прошептала она.

— Смотрите отсюда! — Пожилой мужчина ткнул пальцем в сторону башни.

Серебристый металлический свет опалил брюхо туч и вдруг высветил нечто невозможное. По границе света и тьмы скользнула тень. Тучи, столкнувшись, уронили на башню молнию, и тут же наперерез ей из тени вывалился сноп огня. Гром разорвал вспышку, гася ее. И все исчезло, превратившись в бесконечный серый дождь.

— И так каждый раз.

Пораженная увиденным, Таня забыла о стоящем рядом человеке.

— Что каждый раз? — Казалось, что голова ее повернулась со скрипом.

— Они бьются.

Гроза уходила. Вспышки сместились к морю, дождь посветлел и поредел.

— Кто? — Таня пыталась рассмотреть хоть что-то, но между облаками больше никто не летал. Только какая-то смелая пичуга возвещала об окончании урагана. Дракон исчез. Если это, конечно, был дракон…

— Небо с преисподней.

Не ожидавшая этих слов, Таня снова посмотрела на собеседника. Это был старик с худым морщинистым лицом. Острый нос, тонкие поджатые губы, темные, слишком яркие для старика глаза. И волосы темные, почти черные, не тронутые сединой.

— Господь пытается разрушить то, что построил дьявол, а дьявол, соответственно, сделать это не дает.

• Предыдущая
• 45/55
• Следующая