Дева. Звезда в подарок - Усачева Елена Александровна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/25
• Следующая

Теперь способ разрешить все это был один — вернуться в лагерь и поговорить с Ткаченко. Но этот разговор настолько невозможно было представить, до такой степени он был непредсказуем, что и затевать его не стоило.

Юля выплюнула зубную пасту, провела языком по зубам, проверяя их чистоту, зачерпнула ладошкой беловатую, с горными примесями воду. Умылась. Холодная вода обожгла лицо, но теплый воздух стал тут же согревать кожу. Юля посидела, закрыв глаза, всем телом ощущая блаженное тепло, прислушалась к еле слышному журчанию ленивого ручья, к несмелому стрекоту кузнечиков. Раствориться бы во всем этом, стать воздухом, травой, ветром, водой. Стать духом. Местным духом, чтобы жить здесь и ни о чем не заботиться. Идти рядом с Петро, заглядывать ему в глаза. И ни перед кем не отчитываться за то, что делаешь.

Мысли эти заставили ее заволноваться и открыть глаза.

Пора идти. Пора все расставить на свои места.

Лагерь жил своей неспешной утренней жизнью. Проведя свою утреннюю инспекцию, солнце скрылось за облако, но дождь вроде как не собирался, а потому никто никуда не торопился. От земли парило.

Около разгорающегося костра сидел мрачный Инвер, тыкал в ветки палкой, пытаясь расшевелить засыпающий огонь.

— А, явилась, невеста без места. — Сам себе он казался очень остроумным.

— Не надоело еще? — поморщилась Юля.

— Нет! — покачал головой Мустафаев. — Только начали!

Костер не горел. Он подкладывал в дымящую закопченную кучку веточки, дул, низко склоняясь к земле, щурился на едкий дым.

Харина стояла около палатки, зябко подсунув ладошки под мышки.

— Вода небось ледяная? — ворчливым тоном поинтересовалась она. — Не подогрели с утра? От холодной воды кожа грубеет.

— От холодной воды улучшается кровообращение. — Юля забралась в палатку, встряхнула свой спальник. Оли здесь уже не было, можно было собирать вещи. Она быстро скатала и упаковала спальник в непромокаемый мешок, сложила свитер, футболку. На секунду замерла, чувствуя, как болезненно застучала в голове какая-то жилка.

Полог зашуршал, откидываясь, в дверном проеме появилась Ирка.

— Опять не выспалась, — продолжила она перечислять свои недовольства. — Кочки эти. А еще кто-то в палатке мальчишек так храпел… Спорим, это твой Ткаченко.

Оттолкнув подругу, Юля выбралась из палатки, прижала к себе вещи. Очень хотелось уйти отсюда куда глаза глядят. Собрать рюкзак и пойти прямо наверх, без пути, без дороги, чтобы наконец-то избавиться от всех этих недосказанностей.

Костер весело трещал. Шустрый огонь лизал подмокшие ветки, шипел, возмущался, но не сдавался. Котелок с кашей приятно подымливал, обещая хороший завтрак. Какой Мустафаев молодец, развел-таки костер. Нервный Инвер только немного. Почему-то к ней постоянно цепляется. А ведь у него были все шансы стать в ее глазах хорошим парнем. А так…

При появлении Бочарниковой Мустафаев вскочил, замялся, перекидывая палку, которой только что подправлял ветки, из рук в руки, сделал два быстрых шага, загораживая костер.

— Что там с водой для чая? — невпопад спросил он и почему-то оглянулся на огонь, словно хотел убедиться, что тот не погас. Не погас, наоборот, становился только сильнее.

Инвер ее когда-нибудь посылал за водой? Что-то Юля не помнила такого. Кажется, перед этим они успели только поругаться.

— Почему ты у меня спрашиваешь? — раздраженно буркнула Юля.

— Принеси воды, а? — Инвер заметался. Среди груды мисок котелка не было.

Только сейчас Юля заметила, что до сих пор прижимает к себе спальник. Надо же, как ее все это захватило, она уже не понимает, куда идет и зачем.

— Харину пошли, а то ей делать нечего, — посоветовала Бочарникова, собираясь уже вернуться к палатке, чтобы убрать вещи в рюкзак, но бросила последний взгляд на огонь… и застыла.

— Хорошо, — суетился Мустафаев, размахивая своей палкой. — Позови ее. А я тут пока с костром…

Костром?

Мгновение Юля стояла на месте, а потом резко шагнула к огню.

— Стой! — прыгнул к ней Инвер, но она уже все увидела.

Толстые ветки, старая головешка бревна, быстро прогорающая бумага, а над ней кукожилась от жара знакомая коричневая клеенка обложки. Обложка оплывала полиэтиленовыми слезами, чадя и недовольно потрескивая. Это был ее дневник!

Юля протянула руку. Она не видела огня, не чувствовала жара.

— Совсем рехнулась!

Бочарникова не успела коснуться тетради, а вернее — того, что от нее осталось. Сильный тычок отбросил ее в сторону, заставив выронить спальник. Тяжелый запах горелой резины ударил в нос.

— Офонарела? — надрывался над ней Инвер, замахиваясь чадящей палкой. Как же он сейчас ненавидел Бочарникову. За ее везучесть, за способность постоянно оказываться в нужный момент в нужном месте. — Так и до свадьбы не доживешь! Пойдешь под венец калекой!

— Мустафа! — Ткаченко несся по тропинке от ручья, вода из котелка плескалась ему на ноги. — Достал уже!

— Петро! Да брось ты! — мчался следом Мишка, но тут он резко остановился, потому что полотенце, которое он держал в руке, зацепилось за куст. Царицын потянул, но полотенце вырвалось, и Мишка убежал, оставив его висеть белым флагом.

— Эй, котелок не опрокиньте! — приподнялся со своего места Сережка. Все это время он сидел на бревнышке и довольно жмурился, задрав лицо к небу. Он ждал завтрака. Больше его в этом мире ничего не интересовало.

— Ты кого толкнул? — Ирка пулей вылетела из палатки.

— Сам достал! — побежал вокруг костра Инвер, сжимая палку, как меч. Конец ее дымился, набухал красным огнем уголек.

— Палку убери! — рвался вперед Мишка.

— Ну, давай! Давай! — хорохорился Ткаченко, отставляя котелок. Между ним и Инвером были костер, высокая тренога и закипающая каша. — Только скажи!

— Что ты мне тут указываешь? — клонился вперед Мустафаев.

— Палку убери! — пытался перекричать их Царицын.

— Прекратили! — Олег Павлович выглянул из палатки. Юле показалось, что он одного цвета с пологом — серым и помятым.

— Да пошел ты! — выскочила вперед Ирка, подпихнув Инвера вбок. Конец палки прочертил по воздуху красный зигзаг и ткнулся в сторону Ткаченко. Мишка прыгнул вперед, рукой подсекая палку снизу, и все тут же потонуло во взметнувшемся паре.

— Ай! — завопил ошпаренный Царицын. Забыв о котелке, он задел треногу, опрокинув кашу в костер.

— Идиоты! — запоздало взвыла Федина.

— Кретин! — отпихнул прыгавшего на одной ноге Мишку Инвер. — Сам теперь будешь костер разводить.

— Я ничего не вижу! — верещал перепуганный Царицын.

— Ты-то куда полезла? — накинулся на опешившую Харину Мустафаев.

Но Ира не ответила. Завороженным взглядом она смотрела, как белый рис расползается по затухающему черному костру. Это было неожиданно красиво. Стремительно гаснущий костер недовольно потрескивал.

— Это все из-за нее! — выкинула руку в сторону притихшей Юли Настя.

— Вот и позавтракали… — Сережка впервые не улыбался. В глазах его сидело изумление, словно ему только что сообщили, что Деда Мороза на самом деле не существует. — Ну, чего застыли? — подпрыгнул он на бревне. — Берем ложки, наворачиваем, пока не остыло.

— На себя посмотри! — крикнул Ткаченко, с ненавистью глядя на Федину. Проморгавшийся Мишка потянул его прочь от костра. — Пусти! — рвался из его рук Петро. Инвер вскинул руку в неприличном жесте и отвернулся.

— Что у вас опять стряслось? — Морщась, словно от неприятного запаха, Олег Павлович вышел к костру.

— Да тут… — начал Инвер, но Петро, избавившись наконец от наседающего на него приятеля, бросился к нему.

Мустафаев выставил вперед палку. Ткаченко отбил ее и уже схватил противника за грудки, когда заговорила Юля:

— У меня тетрадь пропала… — Она оглянулась на костер. Остатки корешка потонули в каше.

— Придурок! — захохотал Инвер, отталкивая от себя Ткаченко. — Какой же ты!.. — Он растопырил пятерню, собираясь ударить Петро, но лишь напряженно помахал ею в воздухе и опустил руку. — Тихо не мог все это сделать?

• Предыдущая
• 11/25
• Следующая