Листья полыни - Семенов Алексей - Страница 54

— Лепо, Зорко Зоревич, — высказал за всех Серых Псов разом ставший подле Зорко, едва только тот заговорил, Мичура Завидич. — Добро ты рубился днесь и к печищу пришлецов не допустил. За это главная тебе благодарность от нас. Добрый из тебя воевода. Не тревожься, все исполним. Бери людей конных да поспешай.

— Благодарствуй, Мичура Завидич, на слове добром. — Зорко спрыгнул на землю, подошел к Мичуре, хотел поклониться ему. Но Мичура не позволил: сам шагнул навстречу, и они обнялись. Молодой, изгой почти из рода, Зорко Зоревич и Мичура Завидич, уважаемый в роду человек, мужчина видный и статный, коего матери рода всегда в пример ставили.

Затем Зорко в седло обратно прыгнул и велел:

— Кто из конных в силах погоню вести и биться еще, те со мною. Не поручусь, что к вечеру вернемся. Потому не усердствуйте слишком, особливо те, кто ранен.

Намерение продолжать дело выразили, однако, все, и Зорко и Мойертаху пришлось подбирать отряд. Мойертах оставил себе десяток вельхов, Зорко два десятка веннов. И еще Парво с тремя калейсами к ним примкнул.

— Изрядно силы собрали, чтобы дюжину изловить, — заключил Зорко. — Показывай, Мойертах, куда, думаешь, мергейты выходить будут.

Бильге и его люди видели с берега, из зарослей, все, что случилось на поляне, где возвышались, точно ворота неизвестно куда, два камня, схожие с теми, какие порой вдруг встречаются в степи.

— Мы не пойдем туда, — сказал Бильге-волк своим воинам. — Если Тегин победит, он сделает это и без нас, как делал это прежде. Но Тегин проиграет, и нам незачем идти туда. Венны собрали большую силу, какую мы раньше не видели. Это великие воины, и мы хорошо сделаем, если уйдем в степь и расскажем об этой войне. И мы уже сделали много, если прошли землю веннов из конца в конец. Даже Олдай-Мерген со всей тьмой без наших пяти сотен отступил, если верить гонцу. А к чему было гонцу говорить неправду, если он знал, что сейчас умрет? Чего же тогда стыдиться нам? Надо дождаться сумерек. Ночью мы не сможем подняться бесшумно, и нас схватят. Если не всех, то многих из нас. Веннов много, и они караулят свои тропы. Не надо думать, что мы умнее их. Но мы можем быть хитрее.

Они видели, как некий всадник в белом халате сотника вместе с конем решился на прыжок с двенадцатисаженного обрыва, а следом за ним упал еще один воин, непонятно, живой или уже мертвый. Они видели, как веннские стрелки били в кого-то стрелами, из чего поняли, что всадник не погиб.

— Если кто мог сделать такое без вреда для себя, то это Эрбегшад, — сказал Бильге. — И если Эрбегшад покидает бой — этот бой нельзя выиграть. Амрак, Кюлюг! Проберитесь по берегу, только не попадитесь по глупости на саблю Эрбегшада. Мы должны сказать ему, где мы. Вместе нам легче будет выбраться.

Двое бесшумно исчезли в зарослях, а Бильге с оставшимися наблюдали за боем до конца. До них долетал лязг и скрежет железа, самые громкие вопли и топот копыт. Когда все стихло, они поняли, что бой закончен.

— Венны не берут пленных. И люди из Страны Зеленых Лугов тоже, — сказал Бильге. — Если Эрбегшад и Амрак с Кюлюгом не появятся к закату, мы уйдем без них.

— Как это, уходить без Эрбегшада, Бильге-хан? — раздался из кустов ракиты громкий и насмешливый шепот. — Твои молодые волки чуть было не угодили на мой клинок, но я хорошо знаю, что венны не умеют говорить на нашем наречии, кроме одного.

Эрбегшад, ведя в поводу коня, вышел на укрытую в листве и травах маленькую поляну, где ждали Бильге и еще десятеро. За ним, немного смущенные, но довольные успехом вылазки, появились Кюлюг и Амрак.

— Разве кто-то из них знает наш язык, Эрбегшад? — усомнился Бильге.

— Да. Это венн, который стоит во главе войска, который обманул Тегина и всех нас. Я запомнил его. Он способен биться так, как могут только беловолосые люди с полуночи, — ты ведь помнишь их корабли, Бильге-хан?

— Хорошо помню, — отвечал Бильге. — Стоит ли нам ждать сумерек?

— Не думаю, что это будет верно, — покачал головой Эрбегшад. — У веннов нет больше людей. Идти надо сейчас.

— Почему так считаешь, Эрбегшад? — усомнился Бильге. — Две ночи назад мы не думали, что в полете стрелы от нас такое войско. И что теперь?

— Они бились так, будто это их последняя схватка и последняя война, — усмехнулся Эрбегшад. — Если мы будем ждать заката, то тех, кто стережет тропы к большой реке, станет намного больше. Ты можешь поступать как хочешь. Тегин убит. Его зарубил этот венн. Над нами теперь нет старшего, и я ухожу сейчас. Олдай-Мерген сказал: уходить за реку, но не сказал когда.

— Иди, — отвечал Бильге, пожав плечами. — Ты один, а со мной еще двенадцать воинов из моей сотни. Я должен довести их до степи.

— Если ты пойдешь сейчас, они будут там скорее, чем если ты будешь ждать заката, — отпарировал Эрбегшад. — Но прощай. Я буду думать, что мы встретимся.

Эрбегшад развернулся и шагнул в заросли.

— Ровной тебе дороги, Эрбегшад, — напутствовал его Бильге. — Вон там есть два верных пути для подъема вместе с конем.

— Я нашел их, — спокойно ответил Эрбегшад уже из зарослей, уже невидимый…

Они дождались заката. Яма черного озера быстро полнилась свежей и влажной тьмой, и скоро они были уже будто на дне еще одного озера, озера ночной прохлады и тени и располагавшегося над настоящим озером. И они погружались в это второе озеро все глубже, ибо видели, как граница тени передвигается вверх по восходному склону котловины, как лес на этом склоне из зеленого становится в закатных лучах золотым и алым, его подожгли, а после чернеет в тени, будто догорел. Вскоре им показалось, что их засунули в огромный мешок с углем, так стало кругом темно. Ночь наступала ясная, но безлунная. И лишь наверху, в двенадцати саженях выше них, еще крались по лесу серые сумерки, не спугнутые пока ночью.

— Пора, — сказал Бильге, когда посчитал, что они выждали достаточно времени.

Тринадцать мергейтов — Бильге шел первым, — ведя коней в поводу, стали пробираться к тому месту, где Бильге наметил подъем.

— Конечно, здесь темно, как на десятой земле, — еле слышно шепнул он Кюлюгу, шедшему следом. — Но следов Эрбегшада здесь нет. Нет их и у первого подъема, который проще этого. Эрбегшад нашел еще какую-то тропу.

Бильге начал подниматься, прислушиваясь и принюхиваясь, время от времени замирая, когда ощупывал взглядом, слухом и обонянием темноту перед собой, чтобы ни стук катящегося камня, ни треск сухой ветки, ни шорох осыпающейся земли не выдали их. Копыта лошадей и морды их обмотали тряпками — у кого что нашлось, а сбрую сняли и упрятали в седельные сумки, чтобы не звенела. Мергейты умели ездить без седла, и пять верст до реки не были для такой езды неодолимым путем.

Бильге поднимался медленно не только потому, что был очень осторожен. Он пытался пробудить в себе того волка, что уже просыпался в нем в этом походе и помогал выжить. Но на этот раз зверь-предок, должно быть, погрузился в сон в самой глубине души Бильге. Этот зверь был своенравен и если спешил куда, то лишь по какому-то своему разумению, а не по воле Бильге. Бильге как раз должен был забыть о своей воле и своем разумении, а он не мог этого сделать вдруг, подчиняясь приказу той же воли и того же разума, особенно сейчас. Воля и разумение не могли погасить сами себя, и потому Бильге был осторожен вдвое.

Чем выше они поднимались, следуя по склону то круто вверх, то змейкой, тем светлее становилось. Свет звезд проникал в самую глубину озерной чаши, и крупные звезды полночной земли дробились и качались на невидимой глади.

Выбрались на гребень. Бильге, оставив лошадь Кюлюгу, прокрался саженей на тридцать вперед. Лес был довольно густым, черным — ольха и осина. Никого не заметив, Бильге немного успокоился, но тревога никак не покидала его. Как ни опытен был Бильге-человек, как ни хитер, все же не ведал многих и многих тайн этого леса и этой земли. А Бильге-волк дремал, и пусть лошадь не шарахалась от него сегодня, в этом было мало радости. Лес молчал настороженно, сам всматривался и вслушивался в этих чужих и, наверное, чуждых ему людей. Бильге попытался обратиться к семи небесам и десяти землям, но и оттуда не было ему ответа. Старый, но крепкий еще караванщик с небольшим обозом из семнадцати ослов и девяти верблюдов, встреченный сотней Бильге близ Хорасана, был отпущен Бильге. Не было времени останавливаться, не было толка бросаться на старую сухую кость, когда впереди благоухал большой и жирный кусок. Он дал тогда Бильге один совет в оплату за то, что его не убьют, поскольку воины были злы и горячи после тяжких боев в ущельях и на перевалах и убивали, если не могли ограбить. «Ты можешь победить в чужой земле, где у людей иная вера, потому что твой клинок остер и конь вынослив. Но твои боги не услышат тебя, потому что они остались на твоей родине. Если ты обратишься к богам, тебя услышат только боги чужой земли и будут судить своим судом. И если ты попадешь в подземную страну, там тебя встретят чужие подземные духи, и они будут далеко не так снисходительны, как свои. Не пытайся оправдаться на суде чужих богов, лучше вовсе на него не напрашивайся. Или знай перед тем, как обратиться к чужому небу и чужой земле, что ты был правдив перед ними по их законам. А лучше вовсе не попадай на их суд».