Шкурки - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол - Страница 1

• 1/5
• Следующая

— Я боюсь, па.

— Цыц! — не останавливаясь, бросил через плечо отец.

Гэри дрожал в холодной предрассветной мгле и в тысячный раз обводил взглядом сосны и кусты вокруг. Ему шел уже двадцатый год, и подобная робость была ему явно не к лицу, но он ничего не мог с собой поделать. Не нравилось ему здесь.

— А если нас поймают?

— Не поймают, если ты перестанешь орать. Мы почти на месте. Я бы обошелся без тебя, но мне одному все не утащить. Заткнись!

Под ногами у них хрустел смерзшийся полудюймовый слой снега на песчаной земле. Гэри плотно сжал губы, покрепче стиснул в руках биту «Луисвиль Слагген» и побрел за папашей через кусты. Все равно ему это совсем не нравилось. Не то чтобы он не любил охоту — с ружьем или с капканами. Очень даже любил, до чертиков. Но сейчас они зашли на территорию Зеба Фостера. А это не к добру!

Старый Фостер владел тысячами акров земли на джерсийских сосновых пустошах и никому не позволял на них охотиться. По всей границе натыкал указателей: «Охраняется». Все Фостеры такие. Отец говорил: эту дурь с запретами начал еще Фостеров дед и семейка намерена хранить идиотскую традицию до Судного дня. Отец считал, что никто не может ему запретить расхаживать по любым пустошам. Гэри готов был пойти за отцом хоть на край света, но не на землю Фостера…

Рассказывали, будто здесь по лесам рыщет Джерсийский Дьявол и что сунувшихся сюда браконьеров больше никто не видел. И пропадали не дурни из Ньюмарка или Трентона, которые умудряются заблудиться в сосняке и ходить кругами, пока не умрут с голоду. То были опытные следопыты и охотники, боровики, такие же как отец… и Гэри. И никто их больше не видел.

— Па, а если мы отсюда не вернемся? — Он с отвращением услышал свой хнычущий голос и попытался изменить тон. — Что, если кто-то до нас доберется?

— Никто до нас не доберется! Я же вчера ходил сюда, ставил капканы. И вернулся, как видишь.

— Да, но…

— Ничего! Фостеры постарались, десятилетиями распускали слухи, чтобы отпугнуть народ. Но меня-то не напугаешь! Я на чушь не куплюсь!

— Далеко еще?

— Не, сразу за тем подъемом. Там все в енотовых следах.

Гэри заметил, что они проходят мимо зарослей, в которых мог бы спрятаться теленок. Судя по всему, пока зимний холод не высушил их, кусты были густыми и темными. Полоса кустарника тянулась между соснами прямо, словно древко стрелы.

— Смотри-ка, па. Как прямо растут. Будто нарочно посажены.

Отец фыркнул:

— Ничего не посажены. Это костенец, кочедыжник. В наших местах он растет лишь там, где осталась известь от фундамента. Остальная земля для него слишком кислая. Все заброшенные поселки им заросли.

Гэри знал, что в сосновых зарослях полно исчезнувших селений, но этот фундамент был чересчур большой — едва ли не шести футов в ширину — и тянулся в обе стороны, сколько видел глаз.

— Па, ты не знаешь, что здесь было раньше?

— Кто знает, да и кому это надо? На пустошах строились еще до Революции. Я слыхал, что индейцы уже нашли рассыпающиеся руины. Здесь попадаются настоящие древности, но мы не станем их раскапывать. Наше дело — еноты. А теперь помалкивай, пока не дойдем до капканов.

Гэри не верил своей удаче: черт возьми, в каждой ловушке по еноту! Большие, жирные, с густым шелковистым мехом, какого он в жизни не видывал. Некоторые уже подохли, остальные еще живы — лежат на боку, черные глаза полны страха и боли. Пыхтят, все в крови, измотались, пытаясь вырвать лапы из челюстей капканов, и все еще дергают цепи, которыми ловушки прикреплены к земле.

Сперва они с отцом добили самых ослабевших. Гэри переворачивал их на спины и смотрел на поджатые в ужасе под брюхо полосатые хвосты. «Не нужно мне твое брюхо, мистер Енот». Он становился каблуком на глотку и хорошенько нажимал. Если правильно выбрать место, слышен приятный хруст, когда лопается гортань. Еноты сипели и бились в капканах, стараясь втянуть воздух через раздавленную глотку, но скоро издыхали. Поначалу, несколько лет назад, Гэри не нравилось давить им глотки, а теперь он привык. Так просто… Все охотники так делают.

Однако с животинами, в которых осталось немного перцу, подобный номер не пройдет. Они не станут лежать смирно и ждать, когда на горло поставят каблук. Тут-то в дело вступали Гэри и его бита. Он замахнулся на одного, который попытался огрызнуться.

— По голове! По голове, черт тебя побери! — завопил папаша.

— Ладно, ладно.

— Не испорти шкурки!

Среди енотов попадались живучие твари. Чтобы их прикончить, требовалось полдюжины взмахов биты, и не так просто было каждый раз попадать по голове. Но все равно — с ногой в капкане никуда не денешься!

К тому времени, как они с папашей добрались до последнего капкана, бита в руках Гэри была красной до обмотанной клейкой лентой рукоятки, а мешок стал неподъемно тяжелым. Папаша тоже нагрузился почти до упора.

— Черт! — Отец стоял над последней ловушкой. — Пусто! — Он опустился на колени и пригляделся. — Нет, погоди. Гляди-ка. Сработал. И в нем застряла лапа. Должно быть, отгрыз!

Гэри услышал шорох в траве по правую руку и заметил мелькнувший черно-серый хвост.

— Вон он!

— Держи!

Гэри бросил мешок и пошел за последним енотом. Не спеша. У того не было одной задней лапы, и по снегу за ним тянулся кровяной след. Через двадцать ярдов Гэри его нагнал. Жирный зверек, переваливаясь, ковылял на трех лапах. Гэри замахнулся, но енот увернулся от удара и взвизгнул, когда бита скользнула по черепу. Следующий удар был точнее, и тварь откатилась в сторону. Гэри шел за ней сквозь кусты и колотил, не щадя рук. Он насчитал тридцать ударов, пока последний не достал енота. Тот перевернулся и уставился на него остекленевшими глазами. Когда Гэри снова занес биту, он вскинул обе передних лапы к морде таким человеческим жестом, что парень на секунду замешкался. А потом заработал битой. Дал еще десяток ударов, чтобы наверняка. Когда он закончил, снег кругом был заляпан красным.

Поднимая енотиху за хвост, чтобы отнести к остальным, он разглядел культю задней лапы. Отгрызла. Господи, как же надо рваться на свободу, чтобы такое сделать!

Он нес добычу к папаше, возвращаясь по собственным кровавым следам. Казалось, что здесь прошел великан с кровоточащими ступнями.

— Фью! — восхитился отец, увидев последнюю. — Красавица! Да они все красавцы. Гэри, мой мальчик, когда я их продам, мы сможем печку топить деньгами!

Забрасывая тушку в мешок, Гэри взглянул на медленно поднимавшееся в чистое небо солнце.

— Может, не будем считать деньги, пока не убрались с земли Фостера?

— Ты прав, — впервые забеспокоился папаша. — Завтра вернусь и поставлю еще капканы. — Он хлопнул Гари по плечу. — Мы наткнулись на золотую жилу, сынок!

Гэри застонал под тяжестью мешка, но пригнулся и зашагал в сторону солнца. Ему хотелось поскорее убраться отсюда.

— Я пойду первым, па.

— Ты погляди! — говорил папаша, держа за хвосты две шкурки. — Гуще густого, и нигде ни шрама, ни пролысины. Первый сорт, все до единой!

Он покачнулся, стоя у свежевального стола. Весь долгий день, надрезая, обдирая и промывая шкурки, он прикладывался к бутылке с яблочным самогоном и теперь с трудом держался на ногах. Гэри еще раньше отобрал у старика нож и сам делал надрезы, предоставляя отцу сдирать шкурки. Для этого не обязательно быть трезвым. После того как надрез сделан — это самое трудное, — сильный человек может ободрать шкурку, как шелуху с кукурузного початка.

— Точно, — подтвердил Гэри. — Хороши! Настоящий зимний мех.

Зима — самое время ставить капканы на меховых зверей. Зимой мех гуще всего. А этот густой на редкость. Гэри не мог припомнить, чтобы ему приходилось видеть такие шкурки. На свету светло-серый мех отливал стальной голубизной. А если его тронуть, внутри становилось тепло. Хотелось найти женщину и кататься на ней до утра.

• 1/5
• Следующая