Двухместное купе - Кунин Владимир Владимирович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/77
• Следующая

— Как все чудовищно переплелось! — вздохнул В.В.

— Да, тот год на Лифшицев-Самошниковых обрушился буквально кошмарными событиями! Даже в мою незрелую голову двенадцатилетнего начинающего Ангела вползала крамольная мыслишка: а так ли уж все Люди на Земле находятся под неусыпным покровительством Всевышнего? Так и хотелось крикнуть: «А этих-то за что?!» И только с Лешей Самошниковым ситуация по современно-эмигрантским понятиям казалась рядовой и примитивной. Командировать к нему на помощь взрослого, дипломированного Ангела-Хранителя было бы все равно что стрелять из пушки по воробьям. Послали меня — в качестве стажера с последующим зачетом по Наземной практике и переходом в очередной класс...

— Стоп, стоп, стоп! Вы сказали — «по современно-эмигрантским понятиям...». При чем тут эмиграция?

— Объясняю: старший сын Фирочки и Сережи Самошниковых, он же первый внук стариков Лифшицев, — Алексей Самошников, двадцати четырех лет от роду, в составе труппы одного провинциального театрика, куда был распределен после института, поехал с шефскими спектаклями по частям Группы наших войск, стоявших в Восточной Германии, тогда еще не объединенной с Западной...

— И дрыснул, — уверенно подсказал В.В.

— Не совсем, — возразил Ангел. — Там историйка была похлеще.

— Подождите, подождите, Ангел! Пожалуйста, начните с младшего. С Толика-Натанчика. Во-первых, мне очень нравится это имясочетание, а во-вторых, с тех пор, как наша внучка Катя бурно повзрослела, судьбы детей мне гораздо интереснее, чем приключения взрослых.

— Странно, — удивился Ангел.

— Ничего странного, — спокойно ответил В.В. — Когда Катька была десятилетним подростком, между нами пролегала лишь узенькая и неглубокая канавка, полная обычных возрастных непониманий, обожания, обид и радостных, исцелительных прощений. Сегодня мы с ней уже стоим по разные стороны гигантской пропасти, по дну которой вяло протекает тоненький и, к сожалению, остывающий ручеек нашей взаимной любви...

После небольшой паузы Ангел тихо сказал, внимательно глядя на В.В.:

— Думаю, что вы несправедливы к ней.

В.В. проглотил подступивший к горлу комок, откашлялся:

— Давайте про младшего. Про Натанчика...

— О’кей... — сказал Ангел и...

...все железнодорожные звуки, сопровождающие движение «Красной стрелы» в ночи, стали вытесняться...

...криками болельщиков, свистом, топотом ног и аплодисментами.

А под этот гам купе спального вагона начало принимать вид...

В празднично разукрашенном зале заканчивались соревнования по вольной и классической борьбе среди мальчиков.

Огромный плакат приветствовал участников матчевой встречи двух районов — Выборгского и Калининского...

На борцовском ковре квадратненький Толик-Натанчик в финальной схватке своей возрастной группы встречался с очень агрессивным пацаном, выше Толика почти на полголовы...

«Шведские» скамейки, стоявшие по стенам зала, являли собой зрительские трибуны и были забиты до отказа.

— То-лик!!! То-лик!.. — вопили болельщики Толика Самошникова.

Но громче всех кричала любимая девочка Толика — Лидочка Петрова.

Она стояла в кругу болельщиков Толика-Натанчика, и многие пацаны не могли глаз отвести от ее стройных ножек, еле прикрытых короткой юбкой...

В центре, на лучших местах, сидели бабушка Толика, его дедушка и их ближайший друг, дедушкин однополчанин, закройщик того же ателье — одноногий дядя Ваня Лепехин.

За спиной Любови Абрамовны дедушка Натан и старый одноногий Ваня прикладывались к горлышку плоской фляжечки из нержавейки.

— Как приятно, что за нашего болеет весь его класс! — тщеславно сказала Любовь Абрамовна.

Натан Моисеевич и одноногий Ваня переглянулись.

— Ох, Любашка... Что-то они не похожи на одноклассников! Сдается мне, что это его кодла, а он у их за главного!

— Что такое «кодла»? — удивилась Любовь Абрамовна.

Натан Моисеевич подмигнул Ивану, ответил уклончиво:

— Ну, это когда уже не пионеры, но еще, слава Богу, не комсомол...

На борцовском ковре, согнувшись в боевой стойке, Толик зорко следил за противником.

— Счас я тебя, сука, уделаю... — тихо сказал Толику Длинный.

— Не обоссысь, — спокойно ответил Толик.

Длинный не выдержал нервного напряжения, неосмотрительно рванулся вперед, в атаку...

...но Толик отступил всего лишь на один шаг назад и в сторону...

...тут же последовал мгновенный захват правой руки Длинного, и Толик молниеносно кинул его на ковер приемом «бросок через бедро».

Толик упал на Длинного, намертво прижал его лопатки к ковру и, не давая Длинному пошевелиться, стал искать глазами среди зрителей Деда, Бабушку, Ваню... но в первую очередь — Лидочку Петрову!..

На пьедестале почета выше всех стоял Толик.

Справа, на ступеньку ниже, — Длинный. Смотрел в сторону, злобно шмыгал носом.

Слева, на третьей ступени пьедестала, — веселый толстячок лет одиннадцати...

— То-ли-и-ик!!! — восторженно визжала Лидочка Петрова.

А кодла Толика свистела как сумасшедшая!

— Генетика — грандиозная штука! — восторженно воскликнул Натан Моисеевич. — Недаром ее так мордовали еще совсем недавно!.. Посмотрите, кто стоит на чемпионском пьедестале — это же вылитый я!..

— Точно! — радостно подтвердил одноногий Ваня. — Глянь-ко, Любочка...

— Боже упаси нашего ребенка от такого сходства! — Любовь Абрамовна почуяла запах алкоголя с двух сторон. — Когда вы уже успели нализаться?!

Но Натан Моисеевич был увлечен в этот момент только генетикой:

— Причем, заметьте, через поколение!.. Лешка — типичный Серега, весь в отца А Толька — вылитый я! Скажи, Иван!.. Помнишь, в сорок пятом, уже в Польше, под Колобжегом...

— Ну, ёбть!.. Он мне будет рассказывать!.. — хохотнул Иван.

Не таясь, он сделал глоток из фляжки и протянул ее другу Натану.

— Я вас умоляю! Я про этот Колобжег уже больше слышать не могу... — простонала Любовь Абрамовна.

А в это время Толика-Натанчика награждали грамотой, вешали на шею какую-то специальную «мальчиковую» медаль...

Небольшой духовой оркестрик играл туш, от восторга визжали девочки, свистели и орали дурными голосами пацаны-болельщики...

Натан Моисеевич Лифшиц нахально отхлебнул из фляжки и гордо огляделся.

— Ты чего головой крутишь? Ищешь кого? — встревожился Ваня.

Любовь Абрамовна иронично усмехнулась:

— Ванечка! Он ждет, что сейчас кто-нибудь крикнет: «Смотрите! Это дедушка чемпиона!!! Они же буквально одно лицо!!!»

У входа в раздевалку, в окружении десятка пацанов из «наиболее приближенных», стояла Лидочка Петрова. В руках она держала медаль Толика и его грамоту победителя. Все ждали Толика Самошникова, который в это, время...

..голый, весь в мыльной пене, стоял под жалкой струей проржавевшего душа детской спортшколы своего района.

В соседней кабинке мылся толстячок, занявший третье место в весовой категории Толика-Натанчика.

— Ну, падлы!.. — с веселой злостью кричал толстячок. — Так клево, что ты его придавил, Толян! А то ведь они, дешевый мир, заявили этого вонючего Зайца по липе — ему еще в феврале четырнадцать исполнилось! А они в заявочном протоколе — ему, с понтом, двенадцать поставили, бляди!.. Он вооще не имел права в школьных соревнованиях участвовать! Он уже год в пэтэухе чалится... И главное, кто его заявил?! Та же школа, которая его и вышибла!.. Ну надо же?! Взрослым вооще ни на грамм верить нельзя!

— Ты-то как в полуфинале проиграл ему, Котик? Я смотрел — ты же так его мудохал, что ему вроде и деваться было некуда... И вдруг!..

— А я, когда перевел его в «партер» и только хотел «накатить», он мне и шепчет: «Не ляжешь — зарежу!» Ну, я и... — нехотя признался Котик.

• Предыдущая
• 12/77
• Следующая