За чертой - Маккарти Кормак - Страница 9
- Предыдущая
- 9/29
- Следующая
Он вынул пачку готовых сигарет, одну выковырял, взял в рот, протянул пачку:
– Куришь?
– Нет, сэр. Спасибо.
Старик убрал пачку и достал из кармана латунную зажигалку, похожую на горелку для пайки труб или обжига старой краски. Чиркнул, и она изрыгнула шумящий шарик синеватого огня. Прикурил и закрыл зажигалку крышкой, но огонь как ни в чем не бывало продолжал гореть. Он дунул, потушил и пару раз подбросил на ладони, остужая. Посмотрел на парня.
– Приходится вот даже бензин теперь выбирать, какой похуже, – усмехнулся он.
– Н-да, сэр.
– Ты женат?
– Нет, сэр. Да мне ведь всего шестнадцать.
– Вот и не женись. Женщины абсолютные идиотки.
– Да, сэр.
– Только подумаешь, что нашел не такую, как все, и что выясняется?
– Что?
– Что и она такая же.
– Да, сэр.
– А большие капканы у тебя есть?
– Большие – это какие?
– Ну, скажем, номер четыре…
– Нет, сэр. По правде говоря, у меня с собой вообще никаких нет.
– А что ж ты меня спрашивал, что значит большие?
– Что-что, сэр?
Старик кивком указал на дорогу:
– Представляешь, прямо тут – вон там, в миле отсюда, – вчера вечером дорогу перешла пума.
– Ну… эти-то да, эти встречаются, – сказал мальчик.
– А то мой племянник гончих собак завел. Нескольких английских кунхаундов – знаешь таких? Линия разведения еще от братьев Ли{12}. Очень такие… милые собачки. Так вот, ему бы не хотелось, чтобы они тут, понимаешь ли, в капканы попадались.
– Да я отсюда щас сразу наверх, к Хог-Кэниону, – сказал мальчик. – А оттуда и вообще на Блэк-Пойнт.
Старик молча курил. Конь повернул голову, понюхал грузовик и вновь отвел взгляд.
– А слыхал про пуму из Техаса и пуму из Нью-Мексико? – спросил старик.
– Нет, сэр. Думаю, не слыхал.
– Вот… Стало быть, встретились техасская пума и пума из Нью-Мексико. На границе этак постояли да и пошли охотиться всяка восвояси. Но договорились, что весной сойдутся и сравнят, померятся успехами и всякое такое, а когда пришла весна и они встретились – глядь, а та пума, что из Техаса, прямо что на ладан дышит. Которая из Нью-Мексико поглядела-поглядела на нее да и говорит: «Господи, – говорит, – ну ты, сестрица, прямо что в жутком виде!» И стал-быть, спрашивает ее: что, мол, с тобой стряслось? А та в ответ: «Сама не пойму! Только и знаю, что с голодухи чуть было ноги не протянула». А наша ей: «Ну так расскажи, как дошла до жизни такой. Наверное, делала что-нибудь неправильно?..» И вот, значит, техасская пума ей и говорит: «Я пользовалась только старыми испытанными методами. Заберусь, – говорит, – эдак вот на сук над тропой, а когда какой-нибудь техасец внизу проезжает, я тут же, страшно рыча, скок ему на загривок! Таким, – говорит, – манером. Только так и делала…» Ну вот, а наша, стало быть, бывалая пума из Нью-Мексико окинула ее взглядом да и отвечает: «Коли так, я не пойму, как ты жива-то еще. С техасцами подобная тактика не проходит в принципе, и как ты только зиму пережила! Слушай, – говорит, – сюда. Во-первых, твой рык их так пугает, что аж последнее говно с брюха наружу. Потом, когда ты прыгаешь им на загривок, из них и вовсе дух вон. То есть ни духа, стал-быть, ни брюха! И что от них, болезных, остается? Один ремень с пряжкам да сапоги с гвоздям!»
Хрюкая и сопя, старик припал к баранке. Потом поперхнулся, начал кашлять. Взглядывал вверх, хватал ртом воздух и вытирал мокрые глаза пальцем. Наконец покачал головой и опять глянул на мальчишку.
– Ты понял? Соль-то уловил? – сказал он. – Насчет техасцев.
Билли улыбнулся.
– Да, сэр, – сказал он.
– А сам-то, случаем, не из Техаса?
– Нет, сэр.
– Да что я спрашиваю! Сам вижу, что нет. Ладно, поехал я дальше. Захочешь наловить койотов, милости прошу на мое ранчо.
– Хорошо.
Где его ранчо находится, старик не сказал. Воткнул передачу, сдвинул рычажок опережения зажигания вниз{13}, вырулил на дорогу и уехал.
Когда в понедельник они поехали проверять капканы, снег везде растаял, сохранившись только в обращенных к северу кулуарах и мульдах да в лесных зарослях на склонах севернее перевала. Волчица раскопала все закладки, кроме тех, что были на тропе, ведущей в Хог-Кэнион; и каждый раз теперь она переворачивала и захлопывала их.
Они собрали капканы, и отец насторожил две новые закладки, сделав их двойными: один капкан закапывался под другим, при этом нижний ставился вверх ногами. Вокруг наставили еще капканов без привады. Покончив с этими двумя закладками, возвратились домой, а когда объезжали их следующим утром, в самой первой нашли мертвого койота. Эту закладку убрали вовсе, койота Билли привязал к задней луке седла; поехали дальше. У койота потекло из мочевого пузыря, струйка намочила конский бок, распространился странноватый душок.
– Отчего этот койот умер? – спросил мальчик.
– Не знаю, – сказал отец. – Иногда животные просто берут и умирают.
Вторая хитроумная закладка была вырыта, и все пять капканов захлопнуты. Отец долго на все это смотрел, не сходя с лошади.
От Эколса ни ответа ни привета. Билли с Бойдом поехали по дальним пастбищам, стали понемногу собирать скот. Нашли еще двух задранных телят. Потом еще одну нетель.
– Знаешь что… Ты отцу не говори пока, если не спросит, – сказал Билли.
– Это почему?
Они сидели на конях бок о бок: Бойд – в старом седле Билли, Билли – в мексиканском седле, которое отец для него на что-то выменял. Осмотрели кровавый кошмар в кустах.
– Никогда бы не подумал, что она может завалить такую здоровенную телку, – сказал Билли.
– А почему отцу-то не сказать? – спросил Бойд.
– Ну зачем его еще больше расстраивать?
Развернулись, поехали.
– А ведь он может спросить, как тут и что, – сказал Бойд.
– Когда последний раз ты радостно выслушивал плохую новость?
– А если он сам найдет?
– Значит, сам и узнает.
– И что ты тогда ему скажешь? Что не хотел его расстраивать?
– Ч-черт. Ты хуже матери. Я уже жалею, что завел про это разговор.
С того дня Билли было доверено заниматься капканами самому. Он поехал на «Складскую гряду», взял у мистера Сандерса ключ, отпер хижину Эколса и принялся изучать содержимое аптечных полок в сенях. Нашел на полу еще ящик, в нем опять пузырьки и бутылки. Пыльные флаконы с заляпанными жиром этикетками. Один с надписью «Пума», другой «Рысь»… Некоторые из пожелтевших этикеток были оборваны, на других одни только цифры, а кое-какие флаконы коричневого стекла, темные почти до непрозрачности, были вообще без этикеток.
Несколько таких безымянных флаконов он положил в карман, вернулся в жилую комнату хижины и просмотрел полки со скромной Эколсовой библиотекой. Взял в руки книгу, на обложке которой значилось: С. Стэнли Хобейкер, «С капканом на пушного зверя в Северной Америке», сел на пол и стал читать, но родиной Хобейкера оказалась Пенсильвания, так что о волках он мог сказать не так уж и много. Когда Билли проверил капканы на следующий день, они оказались вырыты, как и прежде.
Еще через день он выехал по дороге на Анимас{14}, поселение, до которого было семь часов пути. В полдень сделал привал у ручья на поляне среди огромных тополей и поел холодного мяса с крекерами, а из бумажного мешка, в котором вез съестное, сделал кораблик и пустил его в ручей, где он принялся кружить, понемногу темнея и погружаясь в прозрачную спокойную воду.
Искомый дом был в стороне, к югу от кучно стоящих домиков, и к нему не было даже дороги. Когда-то туда вел наезженный тележный след, и некоторое воспоминание о нем еще оставалось, как это бывает с заброшенными дорогами; по нему Билли и ехал, пока не поравнялся с угловым столбиком забора. Привязал к нему коня, подошел к двери, постучал и стал ждать, озирая простор равнины, с запада окаймленной горами. Вдалеке, где равнина начинала подниматься к горам, паслись четыре лошади; они остановились, повернули головы и стали смотреть в его сторону. Словно услышали его стук в дверь с расстояния в две мили. Он дернулся постучать вторично и уже стукнул, но дверь вдруг открылась, за ней оказалась женщина. Она ела яблоко и ничего не сказала. Он снял шляпу.
- Предыдущая
- 9/29
- Следующая
