Влюбленный дьявол - Уэлфондер Сью-Эллен - Страница 23

• Предыдущая
• 23/53
• Следующая

– Да ничего ты не знаешь, милый мой. – Мармадьюк печально покачал головой. – Мужчина должен с радостью отдавать свое сердце. Потому что он ничего не теряет при этом, а только находит. Находит свое счастье. Но ты прав, у тебя есть опыт, и ты слишком устал и привык к удобствам, чтобы проводить ночь, закутавшись в тонкий шерстяной плед. Не хочешь идти к леди Линнет, оставайся здесь. Я лягу на полу рядом с Локланом.

Как ни странно юношу не разбудила их перепалка.

Дункан заколебался, но тут взглянул на портрет своей жены и почувствовал отвращение. Он готов был прямо сейчас сорвать этот проклятый портрет со стены и швырнуть в холодные темные воды залива.

Мысль о том, что образ Кассандры покоится под слоем ила на дне залива, согрела бы его душу. Причем непременно лицом вниз. Чтобы ее прекрасное лицо навечно оставалось в грязи.

Хоть так он отомстил бы ей за ее вероломство. Но Мармадьюку этот портрет нужен. Он питает его ненависть и напоминает о мести. Дункан направился к двери, но, прежде чем выйти, с улыбкой обернулся:

– Можешь оставить себе и эту кровать, и всю спальню. Хотя я до сих пор не припомню, когда обещал тебе это.

Мармадьюк выглядел виноватым. Он хотел что-то сказать, но Дункан жестом остановил его.

– Молчи. Одному Богу известно, чего вы все добиваетесь, сговорившись против меня. Хотелось бы верить, что это из лучших побуждений. – Он открыл дверь. – Только ничего у вас не получится.

– Подожди немного, – попытался остановить его Мармадьюк. – Во имя любви… Во имя любви.

Эти три слова заставили Дункана поторопиться и плотно закрыть за собой дверь. Он не хотел слушать Мармадьюка. Не хотел говорить о любви.

Ни о любви к Господу и всем святым, ни о какой-либо другой. И особенно о любви к женщине.

И о любви к сыну тоже.

Дункан, стиснув челюсти, ускорил шаг. Ему вдруг захотелось оказаться подальше от своего слишком мудрого английского друга. Иногда у него возникало странное чувство, что одноглазый видит его насквозь. Черт побери, надо было жениться на Мармадьюке, чтобы узнать, кто настоящий отец Робби! Жена пока ничего не может сказать, хоть и обладает даром провидения.

В конце коридора, перед лестницей, ведущей в зал, Дункан остановился и прижался лбом к прохладной влажной стене. Щека не переставала дергаться.

После похода Дункан успел облиться холодной водой, но от него все еще разило потом, и он остановился, не зная, что с этим делать.

Он чувствовал себя совершенно разбитым.

Разразившись проклятиями, Дункан отошел от стены и стал спускаться по лестнице в зал. Придется провести остаток ночи на скамье, а может быть, и на полу, как большинство его людей. Но на полпути он остановился. В прежние годы он от души посмеялся бы над забавным положением, в котором оказался. Он решил сделать предложение Линнет Макдоннел. Привез ее к себе, в надежде избавиться от гложущих его душу сомнений, ожидая, что она окажется по меньшей мере полезной, а может быть и больше – женой.

Вместо этого она перевернула весь его мир, и с того момента, как прошла в ворота замка, в его доме воцарился хаос. Он, хозяин замка, крался в одиночестве по темному ночному дому, продрогший до костей, немытый, лишенный собственной постели.

А она преспокойно спала в одной из лучших комнат замка, некогда принадлежавшей его родителям. И ей снились сны об отважных рыцарях, прекрасных дамах и детишках с ангельскими личиками. А он в это время чувствовал себя в доме настоящим изгоем.

Это было несправедливо, он невольно сжал кулаки, поджал губы.

Снизу доносились приглушенные звуки храпа, повизгивание собак, делящих остатки пищи. Потрескивание дров в трех больших каминах и шум волн залива.

Обычная ночь для всех, кто считает Айлин-Крейг своим домом.

Для всех, кроме его хозяина и господина.

Дункан снова сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Это лучше, чем в бессилии колотить кулаками о стену. Все спали, он один бодрствовал. Мармадьюк сладко храпел в его бывшей спальне, его люди, как обычно, дремали внизу, даже старый Фергус наслаждался роскошью вновь обретенной кровати.

Дункан не знал только, где спит эта наседка, служанка его жены, но и она наверняка устроилась намного лучше, чем он.

Чувствуя себя полным дураком и все еще злясь, Дункан спустился еще на две ступеньки и снова остановился. Нет, он не может переночевать в общем зале. Дать пищу для сплетен и пересудов. Все будут строить догадки, почему он покинул спальню жены.

Дункан повернул назад. Спальня жены была на другом конце замка, и, чтобы добраться до нее, нужно было пройти через весь зал и подняться по второй лестнице. Но Дункан знал здесь все ходы и выходы.

Узкие проходы соединяли несколько комнат в замке и вели к потайной пещере в скалистом берегу. Уголки его рта приподнялись в едва заметной улыбке. Мысль о том, что он хозяин положения, доставила ему несомненное удовольствие.

В конце концов, он здесь господин. И ниже его достоинства ползать по замку среди ночи, ища место, где приклонить усталую голову.

Он осуществит свое право нынешнего хозяина Кинтайла и вернет себе комнату, в которой спал его отец, а до него – и все вожди клана.

И кровать тоже вернет.

– Боже, как вы меня напугали! – Жена сидела на кровати, прижав к груди одеяло. – Я не видела, как вы вошли.

Линнет смотрела на мужа округлившимися глазами, словно на привидение.

– А ты и не могла видеть, потому что я вошел не через дверь!

Он лукаво улыбнулся. Как не улыбался уже много лет, и это доставило ему огромное удовольствие, не говоря уже о волнении, которое он испытал, пробираясь в ее спальню через потайной ход.

Линнет глазам своим не верила. Великий Маккензи, лорд Кинтайл, улыбался.

– Почему вы вернулись? – спросила она наконец.

– Уж конечно, не для того, чтобы поболтать с вами, милая леди.

– Я нужна внизу? Что-нибудь случилось с Робби или с кем-то из Мерчинсонов?

«Ты очень нужна, девочка. Мне нужна» – отозвалось в груди его сердце, но Дункан не стал его слушать, вопреки советам Мармадьюка.

– С мальчиком все в порядке, и семейство Мерчинсонов спит крепким сном. По крайней мере, мне так докладывали, – ответил он, расстегивая пряжку, удерживающую на плече плед и наслаждаясь произведенным впечатлением. Тонкое шерстяное одеяло, которое натянула на себя жена, подчеркивало округлые выпуклости ее грудей и их пышные формы.

– Что вы делаете? – К ее щекам прилила кровь.

– А разве не ясно?

– Вы готовитесь лечь в постель, милорд.

– Дункан.

– Вы готовитесь лечь в постель, Дункан, сэр. – Ее тихие слова проникали сквозь воздвигнутую вокруг его сердца стену с легкостью.

– Так оно и есть, – подтвердил он уже более серьезным тоном. Все его чувства обострились при виде распущенных шелковистых волос, отливавших золотом в лунном свете. – Обычно я не сплю одетым.

– Но я думала… вы говорили…

– Я хорошо помню, что говорил, – прервал ее Дункан. – Но мне пришлось изменить место ночлега. И не надо так волноваться. Мне негде спать, вот я и пришел.

– О, конечно. – Румянец на ее щеках стал еще ярче. – Я не переживаю, просто немного смутилась. Мне казалось, вы предпочитаете вашу комнату…

– Миледи, моя спальня конфискована неким известным вам одноглазым мошенником.

От удивления, или от излишних переживаний, или потому, что высшие силы помогли ей лишить его рассудка, она завела за ухо прядь волос, при этом край одеяла опустился, и, прежде чем она подняла его, Дункан успел заметить очаровательный сосок. Его плоть отреагировала немедленно. Дункан шагнул вперед, готовый отринуть все свои монашеские клятвы и предъявить права на эти соски и остальные прелести жены.

Уж на этот раз он ничего не забудет.

Но выражение панического ужаса на ее лице остановило его. Черт побери, пусть он взорвется от желания, но никто не заставит его подойти к женщине, которая боится даже его прикосновения.

• Предыдущая
• 23/53
• Следующая