Мой дед, мой отец и я сам - Кунин Владимир Владимирович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/13
- Следующая
В дверь просунулась усатая морда.
— Сергей Прокофьич! На один моментик-с... — сладко прохрипела морда.
— Прошу прощения, господа, — улыбнулся хозяин цирка и вышел из кабинета.
В коридоре усатый громила одной рукой прижимал к стенке Федю и шептал хозяину:
— Скандал грозится устроить, гнида этакая!..
— Сергей Прокофьевич, ну хоть часть денег-то отдайте! Хоть сколько-нибудь! Мы же с Васькой с голоду дохнем!
— Тих-хо! — усатый поднес огромный кулак к носу Феди.
— Он правильно говорит «тихо», — ласково сказал хозяин. — Тихо. До конца сезона — ни копейки. Вон отсюда!
Хозяин цирка вернулся в кабинет, сел, как ни в чем ни бывало в кресло, и продолжил свой монолог:
— Поверьте мне, что сегодня управлять цирком с пользой для народа и просвещением для умов может только человек, обладающий мудростью Талейрана и нежным сердцем многодетной матери...
Их превосходительства молча выразили свое восхищение хозяину цирка, а одно из превосходительств правой рукой приподнял рюмку, левой же умильно приложил платок к глазам.
А потом их превосходительства сидели в ложе со своими чадами и домочадцами, аплодировали первому номеру — гротеск-наездницам на двух толстозадых битюгах, и все время незаметно, стараясь не привлечь внимания друг друга, пытались хоть краем глаза, хоть наощупь, определить количество денег, врученных каждому хозяином цирка.
Хозяин во фраке, с бутоньеркой в петлице стоял посреди арены с длинным шамбарьером в руке и улыбался их превосходительствам и всей почтенной публике.
Вася и Федя переодевались в крохотной гордеробной. Они натягивали трико с блестками, а вещи, снятые с себя, увязывали в свертки.
Федя достал моток шпагата. Он уже собирался перевязать узел, как Вася решительно отобрал у него моток и засунул его за вырез трико.
— Перетяни чем-нибудь другим, — сказал он Феде. — Шпагат может еще понадобиться.
А с манежа доносилась цирковая музыка, шум и аплодисменты.
— Пропадем, Васька, пропадем...
— Держи хвост морковкой!
Слышен был визг рыжего и хохот зала.
— Ты здесь? — спросил Вася в маленькое окошко.
— Интересно, где же мне быть? — обиженно ответил мальчишеский голос.
Вася поднял два свертка с афишами, обувью и «цивильными» костюмами и стал просовывать их в окошко.
Тоненькие мальчишеские руки приняли вещи и снова протянулись в окно.
— Давайте!
— Все.
— Все? — руки мальчишки легли на нижний край окна и презрительно забарабанили пальцами. — И это весь багаж? Вы меня уморите!
И мальчишка захихикал под окном.
— Антуан и Жорж! Антуан и Жорж! Приготовиться к выходу! — послышалось из-за двери.
Вася метнулся к окну и быстро спросил:
— Ты достал? То, что я просил, достал?
Руки мальчишки снова ухватились за нижний край окошка, он подтянулся и в окне показалась его голова.
— Слушайте, дяденька Жорж, — сказал он сдавленным от напряжения голосом. — Вы меня удивляете! Что я, нанялся здесь зря сидеть?
На арене рыжий ездил на свинье, пел куплеты про тещу и очень веселил знакомого нам молодого человека в соломенном канотье и его двух дам, тоже знакомых нам по приморской набережной.
— А когда будут французики? — обиженно надувая хорошенькие губки спрашивала одна из дам и кокетливо била щеголя веером по руке.
— Мон шерочка! — мгновенно прерывая хохот, томно отвечал кавалер. — Вы заставляете меня страдать! М-м-м!.. Боготворю вас!
Он прижимался губами к локтю своей дамы, незаметно поглаживал колено другой, которая молча и тупо набивала рот шоколадными конфетами.
— Когда будут французики?! — капризничала первая.
Со стороны кулис «французики» уже стояли у занавеса и ждали своего выхода.
Около них топтались двое громил — усатая морда и морда без усов — телохранители хозяина. Кроме всего, «морды» открывали занавес перед выпуском артистов на арену.
— Ежели что себе позволите... — сказал один Феде.
— Голову оторвем! — сказал другой Васе.
Слегка раздвинулся занавес и между «мордами» показалось ласковое, доброе и улыбающееся лицо хозяина цирка.
— Готовы? — мягко спросил он Васю и Федю.
Вася кивнул головой.
Хозяин скрылся за занавесом и тут же раздался его красивый голос:
— Чудо воздуха! Шедевр полетов! Всемирно известные воздушные гимнасты из Парижа — Жорж и Антуан!
Оркестрик грянул положенную музыку, морды распахнули занавес и «всемирно известные» вышли на арену.
Проходя мимо хозяина, они слегка поклонились ему, и хозяин сделал благодушный круглый приглашающий жест рукой.
Из-под купола уже свисали две веревочные лестницы. Вася и Федя вышли на середину арены и, улыбаясь, поклонились зрителям. Зрители зааплодировали.
Вася и Федя взялись за свои лестницы и быстро полезли наверх.
Они так красиво и ловко поднимались к куполу, что зрители продолжали аплодировать. И под аплодисменты, не прекращая движения, Вася сказал Феде:
— Все помнишь?
— Все...
— Левое слуховое окно. Не перепутай!
— Пропадем, Васька...
— Держи хвост морковкой!
Пятнадцать метров высоты. Узенькая дощечка — «мостик».
На этот мостик встал Вася. Напротив него в нескольких метрах — «ловиторка». В нее сел Федя и сразу стал раскачиваться.
Вася натер руки магнезией, взялся за трапецию и спрыгнул с мостика. Веревочные лестницы униформисты оттянули ко второму ярусу. Вася раскачивался на трапеции. Уже висел вниз головой в «ловиторке» Федя.
Внизу соломенное канотье поглаживает колено дамы, перепачканной в шоколадке, и страстно пожимает руку второй своей приятельницы. Все трое смотрят вверх, следя за раскачивающимися гимнастами.
— Алле... — негромко говорит Вася.
— Ап! — командует Федя.
И Вася перелетает с трапеции в руки Феди.
— Ах! — вскрикивают дамы и цирк разражается аплодисментами.
Трюк следует за трюком, сальто-мортале за сальто-мортале...
Все задрали головы к куполу, на «всемирно известных Жоржа и Антуана», и только их превосходительства, отделенные друг от друга собственными женами и детьми, получили, наконец, возможность пересчитать деньги, лежащие у них в карманах.
Одно превосходительство приятно удивлен суммой и, не в силах сдержать себя, бормочет:
— Великолепно! — и начинает аплодировать.
Другому превосходительству кажется, что денег могло быть и больше, и поэтому кисло соглашается:
— Ничего, — и дважды вяло хлопает в ладоши.
Усевшись в «ловиторке», Федя тоже делает «комплимент» публике.
У занавеса стоит «рыжий». Он единственный из артистов труппы, которому разрешено находиться на манеже во время исполнения чужого номера.
Вася улыбается публике и глазами показывает Феде на левое слуховое окно в куполе. Оно находится как раз на уровне мостика, ловиторки и трапеции.
Под куполом жарко. Окно открыто для притока свежего воздуха и в него видна южная черно-синяя ночь, усыпанная звездами.
Федя раскачивается в ловиторке, Вася на трапеции. Оба они не открывают глаз от окна. Оно то приближается к ним почти вплотную, то удаляется.
— Алле! — командует Вася.
Теперь они смотрят только друг на друга.
— Ап! — кричит Федя.
Вася отрывается от трапеции, делает два с половиной сальто-мортале, и Федя ловит его за ноги.
— Может быть не стоит, Васька? — задыхаясь от напряжения, шепчет Федя. — Может, потерпим, а?
— Швунгуй меня на курбет! Я тебя плохо слышу, — вися вниз головой, хрипит Вася.
На каче вперед Федя резко перебрасывает Васю и ловит его за кисти рук. Теперь их лица почти рядом.
Качается под ними арена...
Качаются под ними зрители...
Тревожно смотрит на них невеселый, измотанный «рыжий».
— Возьми себя в руки! — говорит Вася. — Алле!
И перелетает на трапецию, а с трапеции на мостик.
- Предыдущая
- 3/13
- Следующая