Мой дед, мой отец и я сам - Кунин Владимир Владимирович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая

— О чем разговор? Тащи ее шмотки в кабину.

Младший лейтенант подхватил вещмешок и сумку и понес их к машине.

— Ты тоже иди, садись в кабину, — сказал сержант девушке. — Тебе сейчас стоять много вредно.

— Ничего, — сказала девушка и пошла к машине.

— Скоро вы? — крикнул сержант солдатам.

— Еще три минутки!

— Петро! — крикнул сержант младшему лейтенанту. — Иди сюда! Покурить успеем.

— Устраивайся поудобнее, — говорил младший лейтенант своей девушке. — На колени ничего не клади, не дай бог тряхнет...

Он глазами показал на живот девушки и стал запихивать вещмешок и сумку за сиденье.

— Иди, иди, покури, — улыбнулась девушка. — Ты за меня не беспокойся.

А в это время заведующий складом боепитания — хитроглазый старшина лет двадцати семи, стоял в проеме дверей склада и говорил сержанту.

— Как же! Держи карман шире! Женится он на ней! На каждой жениться — жизни не хватит. А у него ее и не было...

— Чего? — не понял сержант.

— Жизни. Что он видел-то? С шестнадцати лет до двадцати — четыре года от Москвы вот до сюда топал. Передовая да санбаты... Вот и вся его жизнь. А теперь она за свои же прегрешения...

— За какие еще прегрешения? — удивился сержант.

— «За какие, за какие»! — захохотал старшина. — Что ты думаешь, он у нее один был?

Сержант сгреб старшину за гимнастерку и тихо сказал:

— Ну-ка, иди сюда... Я тебе кое-что объясню...

И сержант неторопливо стал втягивать старшину в темноту склада боепитания.

— Пусти, кому говорят! — послышался оттуда полузадушенный хриплый голос старшины.

Затем раздался звук удара обо что-то мягкое, и сразу же за ним грохот каких-то падающих предметов, звон стекла и металлический лязг.

Из ворот темного склада, как ни в чем ни бывало, вышел сержант. Он вышел как раз в тот момент, когда к складу уже подходил младший лейтенант, доставая на ходу из кармана пачку «Беломора».

Из склада, прихрамывая, появился старшина. Верхняя губа у него вздулась, а на гимнастерке не хватало двух пуговиц.

— Это где тебя так угораздило, Сазоныч? — удивился младший лейтенант.

Старшина осторожно потрогал губу и, не отвечая, стал отряхивать штаны.

Сержант беспечно рассмеялся и легко сказал:

— Я ему сколько раз говорил: «Проведи ты свет на свой склад, а то там в темноте и убиться недолго».

Он прикурил у младшего лейтенанта и отвернулся от старшины.

— Ладно, поговорим еще... — мрачно сказал старшина.

— Обязательно! — улыбнулся сержант.

Он повернулся к младшему лейтенанту и спросил:

— На свадьбу-то позовешь?

— Тебя хоть куда позову, — сказал младший лейтенант. — Хоть на свадьбу, хоть на именины, хоть на праздник престольный!

— То-то...

— Катюшку повезешь — не гони. Потихонечку, — озабоченно сказал младший лейтенант.

— Ладно, ваше благородие, держите хвост морковкой! Это вам не «ура» кричать — тут дело тонкое. Пошли, глава семейства!

И они оба направились к фургону, а старшина посмотрел им вслед и снова осторожно потрогал свою распухшую верхнюю губу.

Провожали артистов. Руки им пожимали. Дарили на память трофейные безделушки. Подсаживали в фургон.

— Передайте наш фронтовой привет всему многонациональному советскому государству! — надсадно прокричал толстенький начпрод.

В кабине ЗИСа неподвижно сидела беременная девушка, а печальный млад-ший лейтенант стоял на подножке и держал ее за руку.

Ни о чем они не говорили и даже не смотрели друг на друга. Потому что вокруг фургона стояла веселая суматоха и девушка стеснялась плакать, а младший лейтенант пребывал в растерянности и смятении.

К машине шли командир полка и замполит.

Они вели заслуженную артистку, желая ее устроить поудобнее — в кабине. Но замполит первым увидел, что кабина занята, и незаметно подтолкнул командира полка.

Полковник тоже увидел в кабине девушку-старшину и, не останавливаясь, провел заслуженную артистку к задней двери фургона.

Замполит подошел к кабине и смущенно спросил:

— Значит, покидаешь нас, Катя...

— Покидаю, — деревянно ответила девушка.

— Так, значит... — сказал замполит.

Девушка кивнула.

— Ну, не забывай, значит... Скоро вся петрушка кончится, мы твоего в первую очередь демобилизуем.

— Спасибо, — сказала девушка.

— Вот так, значит, — сказал замполит. — В штаб дивизии приедешь, скажи, чтоб тебя с комсомольского учета сняли и личное дело на руки выдали. Скажешь, что я разрешил...

— Слушаюсь.

— Ну, прошай, Катя. Будь здорова. Рожай парня! Чтобы, значит, мальчишка был!

— Можно ехать? — спросил сержант.

— Давайте! — ответил замполит.

Младший лейтенант спрыгнул с подножки.

Они впервые посмотрели с девушкой друг на друга.

— Петенька! — шепотом прокричала девушка и в ужасе зажала рот ладонью.

Сержант перевесил автомат поближе к себе и тихонько тронул с места.

И снова сквозь тополя под колеса катилась дорога.

В фургоне сидели уставшие артисты, и каждый по-своему кушал свой «банкетик». Только старая певица, накинув ватник на плечи и надев совсем старушечьи очки на нос, пыталась читать книгу.

В кабине сержант смотрел на дорогу, на обочины и назад — в зеркальце на крыле. Руки его почти неподвижно лежали на руле.

— Конечно, — говорила девушка-санинструктор, — без наговоров все это не обойдется... Пойдут шушукаться по дворам! У нас бабы злые. В мирное-то время злые были, а уж сейчас-то, наверное, и вовсе... Так и слышу их! Господи! Хоть бы Петенька скорей приехал...

Сержант внимательно огляделся по сторонам, остановил машину.

— Посиди секунду, — сказал он девушке, взял автомат и вылез из каби-ны.

Он подошел у задней двери кабины и заглянул внутрь:

— Простите, пожалуйста. Если кому-нибудь нужно выйти... Вы понимаете, о чем я говорю? То лучше это сделать сейчас, потому что больше останавливаться не будем. Для справки: ехать нам минут сорок.

— Мы потерпим, — сказал немолодой артист. — Как дамы?

— Дамы всю жизнь во всех отношениях были в десять раз терпеливее мужчин, — не забыв снять очки, кокетливо улыбнулась сержанту старая певица.

— Прекрасно, — сказал сержант.

Он легко запрыгнул в прицеп и, повернувшись спиной к открытой двери фургона, открыл один ящик и достал оттуда осколочную гранату.

Сунув гранату в карман, сержант спрыгнул с прицепа, заглянул внутрь фургона и небрежно, словно о нестоящем внимания пустяке, сказал:

— Да, кстати, если вы вдруг услышите какую-нибудь стрельбу, ложитесь все рядком и лежите спокойненько. Ладно? И вообще, держите хвост морковкой.

Артисты посерьезнели, закивали головами, а пожилой артист сказал пышным голосом:

— «Стократ священен союз меча и лиры...»

— Правильно! — сказал сержант. — «Единый лавр их дружно обвивает». Поехали?

Тяжело фургону тащить за собой груженый прицеп. Хорошо еще, что дорога прямая.

— Парни все за войну избаловались, — говорила девушка, — домой приедут — подавай им должность. Конечно, он на фронте, может, ротой или взводом, как Петя, командовал, и на гражданке идти куда-нибудь в подчинение ему будет очень прискорбно. Но думаю, что я смогу Петьку устроить. В конце концов может в школе кружок военного дела вести. Или в райкоме комсомола будет работать. Правда ведь?

Сержант отрвал глаза от дороги и посмотрел на ожившую девушку.

— Пусть уж лучше кружок ведет...

Но девушка не слышала сержанта. Она слегка охнула, замерла, глаза у нее широко раскрылись и невидяще остановились на лице сержанта.

— Ты что? — тревожно спросил сержант.

Девушка глубоко вздохнула, улыбнулась и как-то очень по-женски проговорила слабым голосом:

— Толкнулся.

— Кто?!

— Он, — она показала на свой живот и счастливо прошептала. — Он так шевелится! Васька, он так шевелится!

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая