НФ: Альманах научной фантастики. Бесконечная игра - Рассел Эрик Фрэнк - Страница 54

• Предыдущая
• 54/72
• Следующая

Несколько минут слышались только треск и помехи. А потом зазвучал записанный на пленку мягкий, тонкий голосок:

— Говорит ракета “Гарольд”, все идет хорошо. Говорит ракета “Гарольд”, до свиданья, люди!

Короткое молчание — и другой голос заговорил на певучем языке планерят:

— Человек, который нас сделал, мы тебя прощаем. Мы знаем, что не прилетели со звезд, зато мы улетаем и звездам. Я, вождь, приглашаю тебя в гости. До свиданья!

Мы стояли вокруг телефона потрясенные, не в силах заговорить. На меня вдруг нахлынула безмерная печаль.

Долго я стоял и смотрел на восток, где меж черных грудей широко раскинувшейся горы в глубокой чаше роились и мерцали светляки звезд.

А потом я сказал другу моему Гаю:

— Послушай, а скоро ты сумеешь запустить на Венеру ракету с людьми?

Перевела с английского

Нора Галь

Шел 2081 год. Все люди наконец стали равны — и не просто перед богом или перед законом. Люди стали равны во всех отно­шениях. Никто больше не выделялся особым умом Никто больше не выделялся особой красотой. Никто больше не выделялся особой быстротой и силой. Этого равенства удалось добиться благодаря 211, 212 и 213-й поправкам к конституции, а также благодаря неусыпной бдительности агентов Главного Компенсатора Соединенных Штатов.

Однако в жизни общества равных тоже имелись свои недостатки. Люди, например, никак не могли привыкнуть к тому, что апрель больше не был весной, это буквально сводило их с ума. Именно в этот злополучный месяц агенты Главного Компенсатора и забрали Гаррисона Бержерона, четырнадцатилетнего сына супругов Джорджа и Хейзел Бержерон.

Безусловно, это была большая неприятность, тем не менее думать о происшедшем постоянно Джордж и Хейзел просто не могли. Умственные способности Хейзел точно соответствовали среднему уровню, а это значило, что ход ее мысли каждый раз круто обрывался, о чем бы она ни думала. Что касается Джорджа, то его умственные способности были выше установленного стандарта, поэтому он всегда носил в ухе маленький радиокомпенсатор — так повелел закон. Этот радиокомпенсатор был настроен на радиочастоту правительственного передатчика, который через каждые двадцать секунд посылал в эфир шумы и помехи. Это делалось для того, чтобы помешать Джорджу и ему подобным использовать свои мозги в корыстных целях, лишить их незаслуженного преимущества перед другими людьми.

Джордж и Хейзел смотрели телевизор. По щекам Хейзел текли слезы, однако она уже забыла, чем они были вызваны.

По телевизору балерины исполняли какой-то танец.

В голове у Джорджа завыла сирена. Мысли его, словно застигнутые врасплох взломщики, в панике разбежались.

— Как они здорово станцевали танец, просто чудесно! — воскликнула Хейзел.

— А? — спросил Джордж.

— Я говорю, этот танец. Просто прелесть, — повторила Хейзел.

— Угу, — согласился Джордж Он попытался сосредоточиться на балеринах. Нельзя сказать, чтобы они были очень хороши — во всяком случае ничуть не лучше других людей. Балерины были обвешаны мешками с дробью, а лица их скрывались под масками — ведь иначе зрители, увидев грациозные жесты и хорошенькие лица, почувствовали бы себя неполноценными уродами. Джордж задумался было над тем, что распространять компенсацию на танцоров и танцовщиц, пожалуй, не стоило, но очередной шумовой импульс, принятый радиокомпенсатором, разогнал его мысли.

Джордж поморщился. Две из восьми балерин на экране тоже.

Хейзел это заметила Ее умственные способности в компенсаторе не нуждались, поэтому ей пришлось спросить у мужа, на что был похож этот последний звук.

— Как будто кто-то молотком разбил молочную бутылку, — ответил Джордж.

— Должно быть, очень интересно каждый раз слышать новые звуки, — с некоторой завистью сказала Хейзел — Это делает жизнь разнообразней.

— Угу, — подтвердил Джордж.

— Только на месте Главного Компенсатора я бы кое-что изменила, — сказала Хезйзел. Она, кстати говоря, внешне была очень похожа на Главного Компенсатора, женщину по имени Диана Мун Глемперс. — Будь я на месте Дианы Мун Глемперс, — продолжала она, — я бы по воскресеньям передавала только колокольный звон — и никаких других сигналов Как бы отдавая дань религии.

— Если бы они все время передавали колокольный звон, я бы мог думать, — возразил Джордж.

— Ну, можно сделать его громким, вот и все, — предложила Хейзел. — Это не проблема. Я думаю, из меня получился бы неплохой Главный Компенсатор.

— Как из любого другого, — заметил Джордж.

— Уж кто-кто, а я прекрасно знаю, что такое норма, — с гордостью сообщила Хейзел.

— Это точно, — кивнул Джордж. Из тумана выплыл образ сына, Гаррисона, который сидел в тюрьме как раз за то, что не хотел мириться ни с какими нормами, но в следующий миг в голове Джорджа загремел двадцатипушечный залп, и мысль оборвалась.

— Ого! — воскликнула Хейзел. — Кажется, здорово шарахнуло, да?

Шарахнуло так, что на покрасневших глазах Джорджа выступили слезы, а сам он побелел и затрясся. На экране телевизора две балерины брякнулись на пол и сейчас поднимались, держась руками за виски.

— Ты как-то сразу побледнел, осунулся, — огорчилась Хейзел. — Слушай, дорогой, почему бы тебе не прилечь на диван и не положить компенсатор на подушку? — Она имела в виду двадцатикилограммовый мешок с дробью, который, словно огромный замок, висел на шее Джорджа. — Давай, пусть мешок полежит немного на подушке — тебе станет полегче. Это ничего, что мы с тобой некоторое время будем неравны — я не против.

Джордж взял мешок в руки и попробовал его на вес.

— Он мне не мешает, — сказал он. — Я его просто не замечаю. Он стал частью моего тела.

— Последнее время у тебя такой усталый вид, на тебе прямо лица нет, — посетовала Хейзел. — Было бы здорово, если бы мы могли проделать в дне мешка маленькую дырочку и вытащить из него несколько свинцовых шариков. Всего лишь несколько.

— За каждый вынутый шарик — два года тюрьмы плюс две тысячи долларов штрафа, — напомнил Джордж. — Хорошенькие условия, нечего сказать.

— Но я же не говорю о работе, — возразила Хейзел. — Я хочу, чтобы ты мог вынимать несколько шариков хотя бы здесь, дома Ведь здесь ты ни с кем не соревнуешься, правда? Здесь ты просто отдыхаешь.

— Если бы я попытался схитрить подобным образом, — объяснил Джордж, — другие сделали бы то же самое. Подумай, что бы тогда произошло? Мы все просто вернулись бы назад, в те мрачные времена, когда над людьми довлела зверская конкуренция. Ты этого хочешь?

— Ну что ты! — испугалась Хейзел.

— Вот видишь, — сказал Джордж, — Если люди начинают заигрывать с законом, нарушать его — знаешь, что тогда случается с обществом?

Даже если бы Хейзел затруднилась с ответом, Джордж не смог бы ей помочь — гудок сирены насквозь прошил его череп.

— Оно, надо полагать, разваливается, — неуверенно предположила Хейзел.

— Что разваливается? — тупо спросил Джордж.

— Общество, — смешалась Хейзел. — Или я тебя не так поняла?

— А кто его знает? — ответил Джордж невпопад.

Неожиданно трансляцию балета прервали — передать сводку новостей. Поскольку у диктора, как у всех дикторов, был серьезный дефект речи, некоторое время нельзя было понять, о чем же сводка. Будучи в состоянии крайнего возбуждения, диктор почти полминуты не мог произнести: “Леди и джентльмены!” Наконец, осознав бесплодность своих попыток, он протянул бюллетень с новостями одной из балерин.

— Все равно, он молодец, — похвалила диктора Хейзел, — Он старался, а это главное. Бог его обделил, но он старался вовсю. На месте его начальства я бы повысила ему зарплату за такое рвение.

— Леди и джентльмены! — балерина начала читать бюллетень. Она, должно быть, была необычайно кра­сива, потому что лицо ее скрывала отвратительнейшая маска. Среди восьми танцовщиц она, безусловно, бы­ла самой грациозной и самой сильной физически — ее мешки-компенсаторы были впору девяностокилограммовому мужчине.

• Предыдущая
• 54/72
• Следующая