Противники - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 47

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая

— У меня есть идея получше, — сказал Оскар Дэвиду. — Почему бы тебе не стать помощником юриста по крейоксу? Ты и так сидишь наверху. Ты кое-что смыслишь в судебных компьютерных программах. Ты всегда ноешь, говоря, как надо организовать работу фирмы. Ты давно требуешь внедрить новую систему регистрации. Если судить по твоей ежемесячной общей выручке, выходит, что у тебя полно свободного времени. Это сэкономит нам кучу денег. Что скажешь?

Все это было так, но Дэвид не собирался сдаваться.

— Ладно, тогда какова моя доля от компенсации?

Оскар и Уолли переглянулись, пытаясь обмозговать его слова. Они еще не решили, как поделят деньги. Ходили разговоры о премии для Рошель и для Дэвида, но о реальном дележе трофея — ни слова.

— Нам нужно будет это обсудить, — заявил Уолли.

— Да, этот вопрос должен решаться партнерами, — добавил Оскар, как будто статус партнера в их фирме был сродни принадлежности к эксклюзивному клубу власть имущих.

— Что ж, поторопитесь с решением, — вставила Рошель. — Я не могу отвечать на бесконечные звонки и регистрировать все дела.

Раздался стук в дверь. Диана вернулась.

Генеральный план Ройбена Мэсси по улаживанию последней неприятной ситуации с лекарством был сорван смертью сенатора Кирка Максвелла, которого в коридорах «Веррик» теперь саркастически называли Придурок Максвелл. Его вдова не стала подавать иск, но ее юрист-пустозвон в полной мере насладился своими пятнадцатью минутами славы в свете софитов. Он с радостью соглашался на интервью, даже умудрился попасть на несколько ток-шоу на кабельном телевидении. Он покрасил волосы, купил пару новых костюмов и зажил жизнью, о которой мечтали многие юристы.

Акции «Веррик» упали до 29 долларов 50 центов за штуку, что стало самой низкой ценой за последние шесть лет. Два аналитика с Уолл-стрит, которых исступленно ненавидел Мэсси, рекомендовали избавляться от акций компании. Один из них написал: «Хотя крейокс продается всего шесть лет, выручка от его продажи составляет четверть дохода „Веррик“. Теперь, когда его изъяли с рынка, ближайшее будущее компании представляется туманным». Другой заявил: «Эти цифры приводят в ужас. При миллионе потенциальных исков по крейоксу „Веррик“ погрязнет в болоте судопроизводства по коллективным гражданским искам на следующие десять лет».

По крайней мере про «болото» он верно подметил, пробормотал Мэсси, пролистывая утреннюю финансовую прессу. Небо над Монтвиллом было туманным, в его бункере царила напряженная атмосфера, но он сам, как ни странно, весьма неплохо себя чувствовал. По крайней мере раз в неделю, а по возможности, и чаще Ройбен Мэсси позволял себе съесть что-нибудь на завтрак. Но сегодня завтрак обещал стать особенно приятным.

В молодости Лейтон Коун отсидел четыре срока в палате представителей, но был отозван уполномоченными лицами после нелицеприятной интрижки с сотрудницей. Опозоренный, он не нашел хорошую работу дома в Теннесси, к тому же как человек, не закончивший колледж, не мог похвастаться ни настоящими знаниями, ни полезными навыками. Его резюме весьма не впечатляло. Разведенный, безработный сорокалетний банкрот, он вернулся в Капитолий и решил отправиться в путешествие по дороге, вымощенной желтым кирпичом, которую исходило множество несостоявшихся политиков. Почтив одну из освященных веками традиций Вашингтона, он стал лоббистом.

Не обремененный этическими соображениями, Коун быстро стал восходящей звездой в игре на жирный кусок. Он мог его найти, учуять, выкопать и доставить клиентам, готовым вручать ему постоянно растущий гонорар. Он стал одним из первых лоббистов, изучившим все тонкости ассигнований — этого скромного блюда из свиного сала, столь почитаемого членами конгресса, за которое, по сути, расплачивались ничего не ведавшие рабочие фабрик на местах. На Коуна в этой роли впервые обратили внимание, когда он получил гонорар в сто тысяч долларов от известного государственного университета, нуждавшегося в новом баскетбольном стадионе. На основании закона, напечатанного на трех тысячах страниц мелким шрифтом и принятого в полночь, Дядюшка Сэм выделил на проект десять миллионов долларов. Когда новость дошла до конкурирующего учебного заведения, разразился скандал. Но было уже слишком поздно.

Благодаря конфликту Коун занял выгодное положение, и клиенты потекли к нему рекой. К нему обратился застройщик из Виргинии, который рассматривал возможность перегородить реку плотиной, создав таким образом озеро, и организовать продажу участков на берегу по выгодным ценам. Коун взял с застройщика 500 000 долларов и дал ему указание выделить еще 100 000 для комитета политических действий конгрессмена, который представлял тот округ, где никто не хотел видеть никакой плотины. Когда всем заплатили и всех ангажировали, Коун начал работать с бюджетом и нашел лишние деньги — восемь миллионов в виде военных ассигнований на инженерный корпус армии. Плотину построили. Застройщик получил кучу денег. Все были счастливы, кроме специалистов по экосистеме, защитников окружающей среды и местных жителей.

В Вашингтоне такие дела проворачивались регулярно, и никто не заметил бы и этого, если бы не настырный репортер из Роанока. Позор и дурная слава настигли всех: конгрессмена, застройщика, Коуна, но в ремесле лоббиста понятия стыда не существует, любая огласка играет ему на руку. Бизнес Коуна пошел в гору. По прошествии пяти лет он открыл свое собственное предприятие — «Коун груп, специалисты по правительственным делам». Через десять лет он стал мультимиллионером. Через двадцать — ежегодно занимал одно из трех мест в рейтинге самых могущественных лоббистов в Вашингтоне (в какой-либо другой демократической стране составляют рейтинги лоббистов?).

«Веррик» платила «Коун груп» вознаграждение по договору в размере одного миллиона долларов в год и гораздо больше — за фактически выполненную работу. За такие деньги мистер Лейтон Коун был готов примчаться на всех парах по первому зову клиента.

В качестве свидетелей кровавой бойни Ройбен Мэсси решил пригласить наиболее преданных юристов — Николаса Уокера и Джуди Бек. Все трое уже собрались в кабинете, когда прибыл Коун, один, как и просил Мэсси. Коун имел в распоряжении личный самолет, водителя и любил путешествовать с большой свитой, но не сегодня.

Беседа началась весьма душевно: участники обменялись комплиментами и отведали круассаны. Коун еще больше пополнел, и его сшитый на заказ костюм едва не трещал по швам. Этот серо-стального цвета костюм отливал блеском, как у евангелистов, которых показывают по телевизору. Сильно накрахмаленная рубашка топорщилась на поясе. Мясистая шея Коуна, состоящая из трех валиков, вздувалась под воротником. Как всегда, он надел оранжевый галстук и оранжевый нагрудный платок. Несмотря на богатство, он так и не научился одеваться.

Мэсси ненавидел Лейтона Коуна и считал его деревенщиной, остолопом, недалеким человеком, спекулянтом, которому вечно везло, потому что он оказывался в нужном месте в нужное время. Но в конце концов, Мэсси ненавидел в Вашингтоне почти все: федеральное правительство и его удушающие постановления; орды штатных сотрудников, которые составляли эти постановления; политиков, которые их одобряли; бюрократов, которые воплощали их в жизнь. Чтобы выжить в таком неблагополучном месте, по его мнению, следовало быть столь же отвратительным, как Лейтон Коун.

— На нас наседает Вашингтон, — сообщил Мэсси очевидный факт.

— Не только Вашингтон, — отозвался Коун своим звенящим голосом. — Мне принадлежало сорок тысяч ваших акций, помнишь?

Действительно «Веррик лабз» как-то заплатила «Коун груп», предложив опцион на свои акции.

Мэсси взял какие-то бумаги и углубился в них, надев очки для чтения.

— В прошлом году мы заплатили вашей компании больше трех миллионов долларов.

— Три миллиона двести тысяч, — уточнил Коун.

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая