Сошедшие с небес - Кунин Владимир Владимирович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая

Сергей поднял голову, посмотрел на толстяка с ненавистью.

— Ты что же, мать твою в душу, меня — истребителя, боевого летчика — в наземную службу?! — Он перегнулся через стол, сгреб толстяка за пропотевшую рубашку, рывком поднял его со стула. — Окопались в своих кабинетиках, суки! Где ты был в сорок третьем, в сорок четвертом, в сорок пятом?!

Толстяк оказался на полголовы выше Сергея.

Он положил свою ладонь на лицо Сергея и коротким, могучим движением откинул его от себя. Сергей перелетел через весь кабинет, ударился затылком о стену и рухнул на пол.

Толстяк вытащил из-за спинки стула две палки, оперся на них и, раскачиваясь, вышел из-за стола, скрипя двумя протезами. У него не было обеих ног.

На спинке стула висел форменный синий китель с одинокой золотой звездочкой Героя с потертой муаровой лентой.

Толстяк подошел к лежащему Сергею, тихонько ткнул его палкой в живот и сказал:

— Ладно тебе... Вставай, не психуй. Давай поговорим спокойно...

На окраине города в глубине большого неухоженного двора — двухэтажный деревянный домишко.

Во дворе Маша и Сергей развешивали на веревках вещи, слежавшиеся в чемоданах за дальнюю дорогу. Тут были и немецкий плед, и шинели, белые медицинские халаты и шапочки, гимнастерки, короткая меховая американская летная куртка, детский ватный матрасик. Но венцом этого парада вещей был настенный немецкий плюшевый ковер с грустными желто-коричневыми оленями на ярко-зеленой лужайке под кроваво-красными лучами заходящего солнца...

На шее у Маши связка прищепок. Сергей в нательной рубахе, в галифе, босиком. Не прекращая помогать Маше вытряхивать и развешивать вещи, Сергей тихо и печально рассказывал:

— ...вы, говорит, истребители, летали всегда в одиночку. Привыкли, говорит, каждую минуту рисковать своей шкурой, и вас вроде бы уже от этого не отучить... А нам, говорит, ваши рисковые штуки — до фонаря. Нам, говорит, нужно, чтобы пассажиры были живы-здоровы и груз в сохранности... Нам в гражданской авиации рисковать нельзя. Извини, говорит...

— Сережа, иди в вечернюю школу, кончай десятый класс. На будущий год в областной педагогический поступишь... Мне в больничке к Новому году еще немного прибавить обещали... Пойду на полставки в поликлинику, возьму несколько суточных дежурств дополнительно. Вытянем запросто!..

— Ну что ты болтаешь?! Куда я пойду в десятый класс, если я в девятом-то никогда не учился!..

— Во глупый... — удивилась Маша. — Кто тебя за язык тянет? А ты иди сразу в десятый. Как демобилизованному — никаких экзаменов. Ты же умница!..

Из дому на крыльцо, еле передвигая ноги в огромных Сережиных меховых унтах, вышел Вовка в одной короткой майке и трусиках. На голове у него был отцовский шлемофон с соединительной колодкой для радиосвязи.

— Папа! — орал Вовка и потрясал над головой золотыми Сережиными погонами. — Тебе погоны больше не нужны, можно, я их себе возьму?

— Бери. — Сергей махнул рукой.

— Не трогай папины погоны, — строго сказала Маша. — Не дорос ты еще до капитана. Я тебе другие дам.

Она сняла со своей шинели узкие погоны младшего лейтенанта медицинской службы и бельевыми прищепками прикрепила их к бретелькам Вовкиной майки.

— Ой... — презрительно протянул Вовка. — Медицинские... Нужны они мне!

— Вот я тебя сейчас выдеру за эти слова! — взорвался Сергей.

— Что ты, что ты, Сереженька! — испугалась Маша и прижала Вовку к себе. — Он же маленький еще... Ну откуда же ему знать-то все?

В эту секунду, отчаянно сигналя, во двор влетела полуторка. Лихо развернулась и затормозила рядом с крыльцом. Из-за руля вылезла Нюська — соседка Маши и Сергея.

Нюське — тридцатник. Она человек одинокий, веселый и очень привлекательный для всего мужского населения. А еще Нюська человек самостоятельный — заправский шоферюга в местном автопарке.

— Эй, соседи! Принимай койку двухспальную! Будя на чемоданах дрыхнуть! — Нюська откинула боковой борт грузовика.

Там стояла широкая кровать с никелированными дугами спинок, уймой блестящих шишечек и добротной пружинной сеткой.

— Давай, Серега, лезь в кузов, подавай ее нам, а мы тут с Машкой примем...

— Нюсенька, золотце мое! Да нам же с тобой век не рассчитаться! — воскликнула Маша.

— А вы ничего за нее и не должны. Разве что спать на ей покрепче, когда ко мне хахаля приходить будут. И все дела!

Сергей впрыгнул в кузов, осмотрел кровать, сказал Нюське:

— А чего ее целиком таскать? Такие кровати вроде бы разборные.

— Точно! — согласилась Нюська. — Это когда она из магазина, то разборная. А когда со свалки, да сетку пять дней в солярке от ржавчины вымачивали, потом сварщики в автопарке с ею занимались, опосля маляр ее марафетил, а в гальваноцехе вот эту хреновину никелировали, так она стала вовсе не разборная. Подавай! Берись с того краю, Мария! Так, хорошо, хорошо... Полегоньку. Держи, Серега. Маш, перехвати за спинку... Вовка! Вовка, сукин ты кот! Ты куда же это в кабину в одних трусиках на грязное сиденье полез?! Боже мой! Да подстелите вы ребенку чего-нибудь под задницу, если вы ему на штаны не заработали!.. Отпускай, отпускай, Сереженька! Держим, держим... Ты теперь к нам спрыгивай. Ты нам тут требуешься.

... Кровать стояла на земле. Маша увела Вовку в дом надевать на него штаны, и было слышно, как они спорили там.

Сергей с Нюськой уселись на пружинную сетку покурить. Нюська качнулась на сетке, сказала Сергею:

— На такой коечке еще пару Вовиков можно найти. Это, конечно, если хорошо поискать.

— У тебя, наверное, койка не хуже. Чего же ты сама не поищешь?

— Мне одной не вытянуть. А вас — двое. Вам хорошо.

— Вышла бы замуж.

— Так ведь как же, Сереженька, замуж выходить, когда я даже «похоронки» на своего не имела? Пропал без вести в начале сорок второго и с концами…

По улице бежала стая ничейных собак. Маленькая рыжая сучка заглянула во двор, и вся стая остановилась.

— Кыш отсюда! — крикнула на них Нюська, и собак словно ветром сдуло. — Мечутся, мечутся, бедняги... А вдруг вернется?

— Кто? — не понял Сергей.

— Ну мой-то...

— А-а-а... Да нет, Нюся, теперь уж вряд ли.

Нюська затоптала окурок, сплюнула, встала с кроватной сетки.

— Но я все ж его погожу. Эй, Мария! Ты где? Иди койку тащить!

Маша выскочила на крыльцо вместе с Вовкой, одетым в штанишки. Она сорвала с веревки плюшевый ковер с оленями и накинула его на Нюськины плечи.

— А это тебе от нас. Верно, Сережа?

— Конечно, — впервые улыбнулся Сергей.

— Ой-ой-ой! Какая тетя Нюся красивая!!! Как принцесса! Вот это да! — в восторге закричал Вовка.

Нюську подарок вроде бы и не обрадовал:

— Ошалели? Да такой ковер у нас на «балочке» тысячи стоит. Пока Серега без работы, его там загнать — три месяца продержаться можно.

— Ничего. Мы и без «балочки» обойдемся, — сказала Маша.

— Да что, я себе работы не найду, что ли? — закричал Сергей.

Сергей и еще четверо нанятых мужиков таскали мясные туши из кузова продуктового грузовика в подвальное помещение гастронома.

Руки и лица в мясной сукровице, на головах капюшоном мешки накинуты, пот заливает глаза. Тушу на плечи — и вниз по каменным ступенькам узкой лестницы в подвал, на весы... Кладовщик взвесит, в тетрадочку запишет. На двутавровой балке — крюки. Хоть и невысоко, но вешать нужно вдвоем, втроем. Тяжелые, огромные туши...

И снова наверх, к грузовику. А мяса еще полкузова.

Потом измочаленные, с запавшими глазами, мылись в подсобке у железной раковины, ждали расчета.

Вошел кладовщик, молча отслюнил каждому по красненькой тридцатке, негромко сказал старшому:

— Там, где всегда, оставил вам. Только тару потом верните.

И вышел не попрощавшись.

Неподалеку, на пустыре гуляла собачья свадьба. Старшой покопался под чахлым кустиком, достал оттуда солдатский вещмешок. Расстелил на земле газетки, развязал мешок и вытащил оттуда килограммов пятнадцать сырой говяжьей печенки. Аккуратно разделил на пять частей и свою долю опять запихал в вещмешок.

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая