Рассказы опустевшей хижины - Куоннезина Вэши - Страница 6

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая

Отчалив от берега, мы все замерли, зачарованные дикой красотой природы. Красное солнце наполовину спряталось за черную стену леса. Тесными рядами стояли легионы сосен, сливаясь с тенями уже потемневших холмов.

Пара гагар, сверкая своей белой грудью, плыла так тихо по воде, что казалось, будто они плыли в воздухе. Тоненькие струйки дыма поднимались из очагов вигвамов и стелились белым покровом над Тайным Городом. Скоро взошла луна, бледная и очень близкая к земле, и на ее широком светящемся фоне встала черным силуэтом сосна. Где-то вдали прокричала сова.

Мы плыли все дальше и дальше от сказочного Тайного Города, с его обычаями далекого прошлого, с тихими и нелюдимыми обитателями, загадочными и таинственными, как темный бор, в котором они родились. И когда мы переплыли озеро и очутились среди скалистых берегов узкой реки, к нам донесся протяжный, заунывный вой собак-волков, приветствовавших полнолуние, как это делали их дикие сородичи с незапамятных времен.

Глубокой ночью в тихом воздухе раздался едва различимый звук, настойчивый, все повторяющийся, монотонный, — ритмический бой индейского барабана.

Возраст дерева можно точно определить по ствольным кругам: сколько кругов, столько и лет дереву.

Шестьсот пятьдесят лет назад, а может быть, немного раньше или позже, белка подобрала сосновую шишку, которую она только что сбросила вместе с десятком других шишек с вершины дерева, растущего на ближнем холме. Белка понесла эту шишку в потайное место на перевале Скалистых гор, где уже начала складывать на зиму самые сочные и спелые шишки. Когда белка добралась до своей кладовой, то отвлеклась чем-то, выронила шишку, а потом забыла с ней.

Должно быть, уже двенадцать шишек натаскала белка, но кладовая еще не была полна и осталась неприкрытой. Дождь и ветер постепенно разбросали шишки на расстояние нескольких футов друг от друга. Они благополучно перезимовали, на следующий год семена пустили корни и дали побеги, став крошечными сосенками. И сразу каждый побег потянулся к солнцу, стараясь перегнать в росте своего соседа, потому что от солнца зависела его слабенькая жизнь. Деревца росли быстро, участвуя в состязании, довольно жестоком для таких нежных, маленьких существ. Некоторые из них росли медленнее других — они были затенены своими более сильными братьями, стали чахнуть от недостатка солнечного света и скоро погибли. Пять лет спустя всего семь или восемь сосенок выжило — они стояли врассыпную и выглядели весело и бодро.

В один из осенних дней того года пришел олень. Он полакомился нежной верхушкой одной из сосенок и общипал молодые побеги на ее ветках Когда пришла зима, нагрянули кролики — их было много в тех краях, они ободрали кору на двух-трех деревцах очень тщательно по всему стволу, куда только могли дотянуться. И эти сосенки тоже погибли.

Прошло еще пять лет. Уже лето было на исходе, когда сюда повадился ходить лось. Он облюбовал себе молодую сосенку из знакомой нам семьи и постоянно приходил и почесывался о ее тонкий ствол головой, чтобы очистить молодые рога. В конце концов он повалил ее вместе с другими деревцами, которые росли поблизости.

Через двадцать лет молодые сосенки стали уже стройными деревьями и могли бы прожить еще много лет, до самой старости, если бы не забрел в эти места дикий кабан и не ранил их смертельно: он ободрал кору с каждого дерева, кроме одного. Кабан задержался здесь ненадолго, он побрел дальше в поисках более интересных и богатых лесных участков.

Оставшись одна-одинешенька, молодая сосна уже не служила больше приманкой для диких зверей и целую сотню лет росла спокойно и набирала силы, пока наконец не превратилась в замечательно красивое дерево. Но из-за того, что сосна росла на открытом месте, на высоком обрывистом перевале Скалистых гор, у подножия которых простиралась прерия, она была коренастая, с могучим стволом и широко распростертыми ветвями, хотя и не очень высокая; юго-восточные ветры дули из прерии, то и дело трепали и гнули ее вершину, а ветви ее, словно огромные темные руки, в стремительном жесте всегда были направлены на север.

Сосна устояла против ужасных ветров, временами свирепых, как смерч, постоянно дувших на нее. Засуха, ливни и снежные бураны — все разрушающие стихии — пытались погубить ее, вырвать с корнем, сломать. И несмотря ни на что, она росла и росла и даже, казалось, чувствовала себя отлично в этих условиях. Постоянная борьба за существование выработала в ней необыкновенную выносливость, и она жила и жила. Она прожила около двух веков; ствол ее разросся до огромных размеров в обхвате, а гигантские ветви, будто маленькие деревья, сучковатые, искривленные, переплетались друг с другом и свешивались до земли, образуя просторный тенистый шатер, который манил к себе пробегавших мимо зверей: летом они прятались здесь от жары, а зимой — от снежной вьюги.

С незапамятных времен разные звери направлялись к этому перевалу, потому что здесь было удобно проходить. Перевал представлял собой довольно ровную площадку шириной до двухсот ярдов. И звери приходили сюда то в поисках добычи, то просто брели. Но теперь здесь выросло дерево — тенистая, развесистая сосна, и незаметно она начала влиять на направление их пути. Животные, как и люди, путешествуют по определенным тропам — от одного приметного места к другому. Часто следы зверей видны на необычайно высоких скалах или же в лощинах, покрытых богатой древесной растительностью, на большой бобровой плотине, а также в местах, где образовался особенно удобный брод. Хорошо заметные тропы прокладываются между такими местами.

Перевал был последним звеном в цепи излюбленных зверями мест в конце длинного утомительного путешествия по горам. И в то же время он был истоком пути, если путешествие начиналось из прерии. Могучая сосна со временем стала обетованным местом, в своем роде Меккой, куда устремлялись все звери, путешествующие взад и вперед и отдыхавшие в ее тени. Набравшись сил, они продолжали свой путь, быть может, с каким-то неясным чувством благодарности и дружбы к одинокому дереву. Это место привлекало еще чудесной горной поляной, которая, словно зеленый ковер, стелилась вокруг сосны. Там пестрели цветы, и созревали ягоды — было чем полакомиться, — и журчал горный ручей, где водилась форель.

По звериной тропе, которая постепенно сделалась гладко утоптанной и хорошо заметной, проходили порой удивительные звери. Огромный лось — вожак стада, степенно передвигающегося, словно длинная процессия, был завсегдатаем у подножия нижних холмов. И каждый год, когда первые заморозки покрывали золотом и бронзой листья осины, он приходил на поляну и располагался стойбищем со своим стадом. Отсюда раздавался на весь мир его тревожный трубный клич. Но пришло время, когда вожаком стал другой лось, — в ту осень он провел свое стадо через перевал, даже не остановившись у сосны.

Как-то раз забрела сюда свора степных волков — койотов, — эти хищники редко встречаются на такой высоте, Свирепые и осторожные, с разбегающимися косыми глазами, они вскарабкались по склону горы, потоптались с беспокойством на поляне, потом легкими, пружинящими прыжками убежали прочь и больше сюда не показывались.

А однажды пришел на поляну медведь-гризли, настоящий великан. С тех пор он повадился сюда ходить довольно часто. По своему характеру он был добродушным зверем, но стоило его рассердить, и он делался свирепым и опасным. Он был королем этих гор, грозой для всех обитателей окрестных мест. Когда он поднимался на задние лапы, на груди его отчетливо выделялась серебристая подкова, словно королевская эмблема. Огромный зверь — восемь футов от носа до хвоста, четыре фута высотой, если мерить до плеча, с громадными клыками — казался ужасно сильным. Но он не нападал и не ссорился напрасно и больше всего любил тишину, часто грелся на солнце, питался корнями и ягодами, да еще рыбой, которую ловил в горном ручье, протекавшем возле поляны. Пообедав хорошенько, он ложился под дерево, облизывал свои лапы и дремал, и, быть может, ему даже снились сны.

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая