Парижский паркур - Кузнецова Юлия - Страница 20

• Предыдущая
• 20/33
• Следующая

Я вдохнула запах кофе и снова принялась за работу. Потом достала мобильник и стала срисовывать с фотографии иероглифы.

Наконец рисунок был закончен. Я нарисовала мальчика вполоборота, у стены.

– Ой, – вздрогнула Ника, – где ты такого видела?

– Сегодня утром у кафе... Я... Я занималась йогой на улице, – соврала я, чувствуя, что краснею.

Но Ника ничего не заметила: она во все глаза разглядывала рисунок.

– А что у него за шрам? От ножа?

– Нет, ножом он себя поцарапал. А шрам такой уже... затянувшийся. У меня был похожий, я сковородкой обожглась.

– Ножом себя поцарапал?

– Угу. И вот это название подчеркнул.

– Ты что, запомнила все эти закорючки?

– Нет, конечно. Я сфоткала. И перерисовала.

– А давай Ботанику переправим фотку? Может, он узнает, что это за слово?

Мы так и сделали. А потом Ника стала рассматривать второй рисунок. На нем я нарисовала мальчика крупным планом: слезы, струящиеся по лицу, плотно сжатые губы.

Нику снова передернуло.

– Бедняга... Как же ему плохо...

– Это точно, – вздохнула я, – а главное – я так и не пойму, привиделся он мне или я его видела на самом деле... Сэндвич не буду, прости. Он отвратительный.

– И кофе тоже, – поморщилась Ника.

– Зато рисунок удался, – сказала я.

– Не Ренуар, но момент пойман! – важно кивнула Ника.

– Отлично. Ну, пошли. Глянем еще пару экспозиций. Может, все-таки проникнемся этим музеем?!

Проникаться музеем мы пришли в зал физики. Не знаю, насколько это был правильный выбор, но уж раз решили...

Я честно прочла три раза объяснение на английском языке, чем классическая физика отличается от квантовой. «Классическая физика рассматривает волны и частицы, а квантовая – это нечто другое. Она рассматривает волны при определенных обстоятельствах и частицы при других». Я хмыкнула, обошла стенд и вдруг увидела чучело утконоса. И продолжение объяснения насчет физики. «Это похоже на то, как первые колонисты обнаружили утконоса. Зайдешь к нему спереди – у него утиные лапы. Зайдешь сзади – хвост и шерсть. Так и квантовая физика, хоть и похожа на обычную, изучает совсем другое».

И тут я почему-то подумала про мотоциклиста. Я сначала думала, что он – оборотень. И колдует, чтобы у меня из рук все падало. А Ника решила, что он бандит и похищает девушек. А если он, вот как этот утконос или квантовая физика, – ни то и ни другое?

И, как ни удивительно, стоило мне об этом подумать, из-за стенда, на котором демонстрировался документальный фильм о жизни Эйнштейна, вышел мотоциклист. Бледный, узколицый, с рыжими бакенбардами.

Ника дернула меня за руку. Но я не сдвинулась с места. Сколько можно от него бегать?

Мама говорит, что когда человек чувствует, что готов к чему-то, то обычно судьба ему это и подсовывает. Вот она, например, защитила кандидатскую потому, что была к ней внутренне готова. Вот и я сейчас готова встретиться с мотоциклистом и выяснить, что ему от нас надо.

На лице у парня вдруг отразилось такое облегчение!

– Don’t run away! [52]– попросил он с сильным французским акцентом, и голос у него немного дрожал, так что Ника подбоченилась и потребовала, чтобы он немедленно объяснил, почему он за нами гоняется.

Объяснение оказалось просто удивительным. Оказывается, Жером работает здесь, в музее. Составляет коллажи для экспозиций. Он учится на дизайнера, а тут проходит практику. Сейчас он получил задание оформить выставку «Гены человека». На стенде надо расположить фотографии людей разных типов от младенчества до старости.

Одна из бабулек, которую фотографировали для выставки, отдала единственную свою девичью фотографию, а они ее потеряли! А для экспозиции очень важна именно эта бабулька, она какие-то очень важные гены демонстрирует (я не очень поняла научные объяснения Жерома, произносимые к тому же на плохом английском). Короче, я похожа на бабульку как две капли воды. Когда он увидел меня в аэропорту, то чуть не упал. Все хотел подойти и попросить фото. Но стеснялся. Думал, вдруг мы неправильно его поймем.

Мы с Никой смущенно переглянулись.

– In any case, – нетерпеливо сказал Жером, дергая меня за рукав, – if you don’t mind, I’ll take the picture of you [53].

– It’s an honour [54], – кивнула я и представила, как будут гордиться мною родители, когда я скажу им, что моя фотка висит в музее Науки и Индустрии в самом Париже!

– Ну вот! – обиженно сказала Ника. – Я тоже хочу прославиться!

Хотя она говорила по-русски, Жером понял ее и поспешил заверить, что с удовольствием снимет ее для экспозиции следующей недели. Она будет посвящена космическим монстрам.

– No, thanks, – поморщилась Ника, а мне сказала: – Я без пяти минут актриса. Не хочу портить репутацию фотографиями для сомнительной экспозиции.

Жером отвел меня в комнату для персонала, сделал несколько снимков, восхищенно щелкая языком. Не потому, что я красавица, а потому что как две капли воды походила на старую француженку с какими-то особыми генами.

В благодарность Жером подарил нам два билета в кинотеатр на фильм «Хаббл», о космическом телескопе. Еще он попросил Никин телефон, сказав, что она самая красивая девушка в этом музее, и оставил ей свой номер.

Ника гордо задрала нос, а я испытала облегчение – даже если он сказал это ей в утешение, то слова подействовали. Ника ему поверила, а значит, не расстроится, что сфотографировали меня, а не ее, и лишнего стресса не будет. Я ни на секунду не забывала, что должна беречь подругу от стрессов.

Когда Жером провожал нас по проходу мимо прудиков с прожекторами-курицами, я все мысленно радовалась, что история с оборотнем закончена, да еще и таким славным образом.

Правда, я так и не поняла, почему я роняла вещи в его присутствии. Может, когда-нибудь пойму?

Фильм оказался скучным. Он был не о самом телескопе, а о космонавтах, и вскоре смотреть, как они ме-е-едленно натягивают свои костюмы, надоело. Я достала рисунок.

– Я сегодня спросила про него у хозяйки кафе. Но она сказала, что у них нет никакого мальчика.

– А ты его точно видела?

– А как бы я тогда рисовала?

– Тогда она врет! Погоди. На нем же белая футболка! Я тебе говорила, она не для себя эти вещи покупала! Значит...

– Значит, они его скрывают, – прошептала я. – Вот почему он плакал.

– Нам надо добыть его фото! – возбужденно сказала Ника. – Давай, как вернемся, попробуем проникнуть в кафе с черного хода?

– А если там эта тетка?

– Прикинемся дурочками! Нам главное – успеть увидеть мальчика. А лучше бы сфоткать. Тогда можно было бы в полицию идти.

У меня пикнул телефон. Сообщение от Ботаника. «Это женское вьетнамское имя. Суонг».

– Вау, – сказала Ника, – зачем же он женское имя там нацарапал?

– Еще одна загадка! Поехали домой, а?

Мы вскочили и стали пробираться к выходу, а на нас шикали окружающие, которым нравилось смотреть на медленно плавающих по космической станции людей в скафандрах.

На двери кафе висела табличка «Ferme», и мы даже без разговорника поняли, что это значит «закрыто». Ну и ладно, нам все равно надо было к черному ходу.

– Вот, я свалилась в этот бак, а он вышел из этой двери. Погоди...

Я подбежала к стене за баком. Иероглифов там не было!

– Ника, – пробормотала я, пятясь, – клянусь тебе...

– У нас же фотка есть, – откликнулась она, – и к тому же этот кирпич гораздо чище других. На нем белеет пятно. Значит, с него что-то смывали или счищали.

– Значит, они смыли.

Ника подошла к двери и тихонько постучала.

• Предыдущая
• 20/33
• Следующая