Ночные Птицы Рогонды - Леванова Татьяна Сергеевна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая

– Ты украл деньги у Ордена! – заявил парень. – Мы выкинем тебя на улицу, и пусть Ночные Птицы разберутся с тобой!

Не помня себя от ярости, девочка побежала к ним, волоча за собой тяжеленную корзину. Тем временем парень в зеленой бандане навис над другими мальчишками и спросил:

– Вы думали, я ничего не вижу?

Он поднял кулак, и в это время Маша, которой злость придала сил, резко рванула корзину вверх и вытряхнула на парня всю кильку. Надсмотрщик оторопел. Ему было не особенно больно, но оказаться по уши в вонючей рыбе никому бы не понравилось.

– Не смей бить детей! – заявила девочка, макушка которой не достигала парню даже до плеча.

– Че?! – взревел тот, отряхиваясь от рыбы и замахиваясь уже на Машу.

– Ты ведь не ударишь девчонку, верно? – раздался со стороны знакомый голос.

Маша и парень обернулись. Неподалеку стоял Андрей. На нем был новый шарф – оранжевый, красная косичка трепетала на ветру, черные волосы топорщились. Сам по себе он вряд ли напугал бы парня в зеленой бандане, который был намного его старше и сильнее, но за спиной Андрея внушительно возвышался Карась.

– Нет, я не бью девчонок, – пробормотал парень. – Просто хотел объяснить ей, что воровать плохо и что пацанов надо учить. В общем, пусть старшие братья и сестры с ней разбираются, а нам пора – мальчишки проголодались, да и вечер уже.

Он высыпал деньги из коробки себе в карман и с подчеркнутой заботой повел мальчишек за собой по улице.

– Привет, – усмехнулся Андрей. – Как дела?

Маша просияла в ответ. Она была отчего-то очень рада встрече с ним. А потом смутилась, вспомнив, что выглядит довольно странно – в чужой поношенной кофте, в чужом шарфе и шапке, в тренировочных штанах и резиновых шлепанцах на босу ногу. Встретиться бы с ним в родном мире, там-то она могла одеться нормально и вообще выглядеть неотразимо…

– Селедка отвел тебя до магазина Капитошки? Как она тебя приняла? Погнала на базар одну? Разве ей нужна рыба?

– Девочка, ты где? – раздался в тот момент крик кухарки. Та выбежала из-за рядов и, увидев рассыпанную по земле кильку, запричитала: – Ни на минуту тебя нельзя оставить! Вот растяпа! Что ж теперь делать? Деньги-то уже уплачены! И что сестры скажут…

– Я верну.

– Да как же ты вернешь, голытьба?

– Отработаю, – угрюмо ответила девочка. Ей было неприятно, что на нее орут, тем более в присутствии Андрея.

– Идем уж, горемыка, – вздохнула кухарка, взваливая себе на спину очередной рюкзак. – Корзину хоть подбери. В Ордене скажут, что с тобой дальше делать…

Андрей пристально наблюдал за этой сценой.

– Я не понял… – начал он было. Но Карась положил руку ему на плечо:

– Поздно, она с отмоллюзгами связалась.

Маша поняла, что слова «моллюзга» и «отмоллюзги» означали приверженцев Ордена Великой Сердцевидки и, видимо, являлись производными от слова «моллюск». У Андрея на лице появилось выражение брезгливости, если не ненависти. Он окинул ее взглядом с ног до головы, и девочке захотелось съежиться, стать маленькой-маленькой, как килька.

– Ну, Селедочка у меня получит… – пробормотал парень сквозь зубы и повернулся, чтобы уйти.

А Машу снова потянула за руку кухарка, будто маленькую. Девочка всю дорогу угрюмо молчала. Рассыпанная килька, избитый мальчик не прибавили ей настроения, а реакция Шамана на Орден и вовсе убила…

Когда добрались до дома, кухарка вдруг толкнула Машу в калитку, за которой был маленький сад.

– Вымой душевые. Хоть какая-то будет от тебя польза! – заявила она, указывая подбородком в дальний угол, где на стене дома висели шланг, ведро и тряпки. – Моющие средства в коробке в туалете. Иди же!

Подхватив рюкзак, кухарка заторопилась ко входу в дом. Краем уха Маша уловила какой-то скандал у двери.

– Пожалуйста, я уже второй раз прихожу, а мне трудно ходить пешком в такую даль…

– Женщина, я вам еще утром сказала, никакой новой девочки вчера к нам не приводили. Не знаю, с чего вы взяли, что она у нас… Не приходите больше!

Маша встала на цыпочки, чтобы выглянуть за изгородь, и увидела молодую женщину лет двадцати – двадцати двух. Кудрявая челка, длинная коса, лицо совсем как у девчонки, вот только круглый живот выпирает из-под свитера – незнакомка явно ждала ребенка. Она не заметила Машу за забором и долго, безнадежно осматривала окна, потом повернулась и побрела прочь по улице.

Маша мыла душевые до заката. Она едва успела убрать ведро и тряпки, как все, кто был в Ордене, вышли в сад и выстроились в очередь к душевым и туалетам. Люди были не так разговорчивы и веселы, как утром, – видимо, потому, что приближался Черный Час.

Девочка тоже привела себя в порядок и одной из первых явилась на ужин, состоящий из воды и горячего «морского хлеба», – таким он был гораздо вкуснее, чем вчера, холодный и из салфетки. Против ожидания, Машу не ругали за рассыпанную кильку. Ей вообще никто не сказал ни слова. А кухарка похвалила за вымытые душевые и, накладывая порцию, сказала: «Не зря наш хлеб жуешь».

После еды люди долго укладывались в общем зале. Несколько человек, в основном те, кто носил плащи и туники с изображением ракушки и завивал волосы так, чтобы они становились похожи на улиток, спустились с фонарями вниз по витой лестнице. Машин матрас лежал у самых перил, и она пыталась заглянуть под них, желая узнать, что там, внизу. Наверное, еще одна общая спальня. Но видела девочка только каменную стену со слабым желтым отсветом фонарей. Маша тоже решила ложиться, пока не погасили свет, и сняла шапочку, шарф. Но вдруг снова наткнулась рукой на листочек бумаги.

«Привет! Что ты делаешь в Ордене, глупая? Беги оттуда, пока можешь».

Девочка похолодела – этого листка не было, она ведь сто раз снимала и надевала шапку сегодня. Письмо-то свежее и адресовано именно ей! Только куда же ей бежать, тем более на ночь глядя? «Советчик… Мне же деваться некуда!» – расстроилась Маша и убрала письмо в карман к предыдущему.

Потом она спрятала под матрас шапочку и шарф, повернулась на другой бок, поплотнее укрылась одеялом, чтобы не дуло со стороны лестницы, и стала наблюдать, как младшие братья и сестры забираются на деревянные лестницы, чтобы заткнуть тряпками щели между ставнями, как кухарка, отодвинув ковер, составляет столы и стулья друг на друга, освобождая место для матрасов. У противоположной стены молодая женщина с темными кругами под глазами обняла своих детей, сына и дочку, и рассказывала им сказку, только из-за общего шума Маша, как ни старалась, ничего не услышала. Девочка вспомнила о доме, о родителях, и ей тоже захотелось прижаться к маме и папе. И не думать ни о каких Ночных Птицах.

– Внимание! Был первый удар колокола! Через три минуты я гашу свет! – сказала кухарка и опустила ковер-штору в проходе.

Заскрежетал замок входной двери. Кругом возились, устраиваясь поудобнее, люди, опоздавшие, многократно извиняясь, пробирались к своим матрасам, наступая на чужие руки, ноги и вещи. Со вторым ударом колокола все замолчали, даже шептаться перестали. От третьего удара у Маши снова, как вчера, сильно забилось сердце. Девочка свернулась в комочек, накрылась с головой одеялом и слушала, слушала испуганное дыхание множества людей и жуткие звуки с улицы, шорох крыльев, чей-то крик, далекий звон разбитого стекла…

Маша снова не заметила, как уснула, дрожа от страха под одеялом. Но вчера она, видимо, хорошо выспалась, поэтому сегодня проснулась раньше всех. В комнате было очень душно и темно, ставни-то еще закрыты, но фонарик колокольцев, который всегда с ней, светил достаточно ярко, чтобы осмотреться. Маше хотелось выйти наружу, но она никак не могла выбраться из комнаты, потому что повсюду лежали люди, разметавшись во сне – кто-то скатился с матраса, кто-то широко раскинул руки. Пройти, ни на кого не наступив, было невозможно. К счастью, ее матрас лежал совсем рядом с лестницей, ведущей вниз. «Может быть, там есть другой выход или туалет?» – подумала девочка.

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая