Глупые игры... в Любовь (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 6

Тяжелый вдох.

— Знаешь, чего в те дни мне больше всего не хватало?

— Чего?

— Бренности… Обычной человечной смертности. Когда отчаяние окончательно захлестнуло разум, я попыталась покончить с собой, — (нервный смешок) — Чего я только не вытворяла, что не попробовала. Но жизнь теплилась во мне, разгораясь еще ярче, с болезненной силой. Даже кол в грудь…. меня не мог убить, не мог лишить сознания. Я была заключена оковы Вечности и Безумия. В бессмертном флаконе. В тот момент мне было хуже, чем когда… сто лет тлела под землей…. сто лет. Ожидание, ожидание приговора — … это невероятно больно. Больно…

Замерла. Затихла.

— А дальше?

(слезы бежали шальными струйками по моим щекам; в эти слова… было невозможно не верить…)

— А дальше… Дальше… В один прекрасный день (не знаю, не знаю сколько прошло тогда времени, сколько он думал, рассуждал, ждал, прежде чем приехать; не знаю — для меня то была ужасная вечность…). Постучал в мою дверь. Не могла поверить глазам… А знаешь, знаешь, что он мне тогда сказал вместо простого, человеческого "привет"?

(я молча закачала головой в ответ)

— "И почему ты еще не одета? Через полчаса… у нас венчание. А мы еще кольца себе не выбрали".

… Представляешь? Сорванец… маленький.

Смущенно захихикала, пряча лицо в ладошках.

— Но почему я раньше… никогда не замечала? Почему… не рассказали?

— Твои родители решили дать тебе максимально долго побыть человеком… Простым, бренным. Дали вырасти тебе на почве ценностей тех, которыми когда-то мы сами жили. Человек. Быть человеком — отличная школа, дабы став чудовищем, вовсе не превратиться в животное.

— Почему сами не рассказали? И почему только теперь я узнаю?

— Сами… пытались, еще как пытались, но ты же сейчас никого, кроме себя, не слушаешь… А напрямую… побоялись, резко и неожиданно, не хотели еще сильнее тебя не оттолкнуть от себя.

— Я — тоже вампир?

— Полукровка. Рожденная от вампира и смертной.

— Как настроение, мои милые дамы? — Вдруг к нам подошел тот самый "уродец", Доминик, кажись, и, не дожидаясь особого приглашения, уселся за столик.

Вальяжно развалившись, как на троне — король, бесцеремонно, не скрывая своего интереса, уставился на меня.

— Пока тебя не было, все было безупречно.

— Ах, ах, как же ты меня любишь, моя дорогая Виттория.

— Безусловно, Доми, безусловно.

— Уже рассказала про нас? — короткий, вопросительный взгляд на тетушку.

— Да.

(а я молчу, боясь упустить что-либо важное; хотя, наверно, больше мечтая убедиться, что история про вампиров — больная шутка)

— Отлично, тогда через полгода свидимся… на Эйземе, красотка, — мило улыбнулся мне молодой человек и игриво замигал бровью.

— Бельетони, может, не будешь клеиться? Ей же только семнадцать.

— А хороша ж то как! — ядовито улыбнулся Виттории.

— Но не по зубам, вам, мон синьор, — набравшись (казалось бы, уже давно умершей) храбрости, прорычала я в ответ.

— Ох, ох, — наиграно закачал головой, "страдая" от горя. — Ладно, не скучайте. Я еще вернусь.

Спешно поднялся и, бросив короткий прощальный взгляд на меня, тут же спустился к танцполу по ступенькам и слился с толпой.

— Кто это?

Тяжелый вдох.

— Недетепаный Казанова. Доминико Роберто Джованни Бельетони. Основатель Ордена Полукровок, Эйзема, а нынче там лишь как гость… за свои проколы, — печально улыбнулась. — В общем, забудь. Тебе с ним водиться не стоит. Самодовольный, горделивый павлин. Вместо души — пустота, или же правильно сказать — жажда к развлечениям. Да и только.

— Что значит, что через полгода на Эйземе… свидимся?

— Семнадцать с половиной лет назад… был заключен договор. В твои восемнадцать ты, Жозе, должна будешь выбрать… к какому Ордену принадлежать: к Вампирам или Полукровкам. А для этого полгода поживешь на Искье, и полгода — на Эйземе. Познакомишься с бытом, жизнью, постулатами двух Конфессий — и сделаешь полноценно осознанный выбор.

— А если я не хочу? Не хочу никуда ехать, ничего выбирать?! — едва сдержалась от крика (или мне только показалось, что я сдерживалась?).

— Прости, но здесь у тебя выбора нет. Должна будешь выбрать сторону. Те, кому будешь служить, и те, кто душой и телом будут за тебя заступаться.

— Но вы? Мама, папа…

— Все мы — Искья. Но ты — Полукровка. Может, захочешь быть с такими, как ты…

Ну, вот. Даже в этом больном бреду крестной, в своей семье я снова… — ВЫРОДОК.

Благодарю.

— Чушь! Все это — полная чушь! — гневно рявкнула и тут же встала из-за стола. — Я в туалет, — любезно (и это сквозь такую злобу?) объяснила свои действия, давая понять, что сама справлюсь… и сопровождать ненужно.

Резкий разворот — и в толпу. А дальше, дальше — расспрошу, найду, куда спрятаться и все обдумать…

… если тут, конечно, еще кто остался в адекватности, чтобы дать внятный ответ на вопрос.

Чертовые наркоманы!

Секс в туалете. Нет, я такого никогда не понимала.

Типа спрятались, но у всех на виду. Очень разумно.

Раздраженно скривившись, смирившись с неудачей, нырнула в комнатушку с карикатурой на дверях… "писающий мальчик".

Глубокий, тяжелый вдох.

Наконец-то одна. Относительно тихо… и спокойно.

Да уж, такой дурной ночи… в моей жизни не было. Конечно, еще не предел прежних скитаний, но сумасшествия хоть отбавляй.

— Ты куда?

— Жо где-то пропала, — нехотя ответила Виттория.

— Оставь ее в покое. Пусть подумает, переварит услышанное. — Заботливо прошептал Асканио и, потянув девушку за локоть немного на себя, назад усадил в кресло. — Не дави на нее.

(Жо)

Просидев в туалете, на комоде, возле зеркала, минут десять, наконец-то стала… понемногу приходить в себя.

Не верить — мое право. Пока это возможно — пока и буду сохранять в себе нотки рассудка.

Нехотя спрыгнула на пол. Отворила двери. И едва вывалилась наружу, как кто-то обхватил меня за талию, и, оттащив куда-то в бок, тут же прижал к стене.

Доминик.

Ну-ну.

С вызовом и неприступностью, гордо задрав нос вверх, я уставилась ему в глаза.

— И? — короткое, вопросительное. Надменное.

Вдруг плотно прижался ко мне, наглым образом вклинивая между моих ног свою коленку. Еще сильнее придавил к стене.

Глаза в глаза.

Жар его дыхания обдавал мои губы.

Пыталась держать себя в руках, прятать волнение.

— Так значит, уродец? — наконец-то изрек…. прошептал Доминик.

— Так значит… из обидчивых? — ехидно улыбнулась в ответ.

— Больше из злопамятных…, - и игриво прищурил глаза.

Робкий вдох и снова изобразила улыбку.

— Я не боюсь.

— Я заметил, — спешно ответил.

Вдруг отдернулся в сторону, лишь на мгновение. Не сразу поняла, что задумал.