Такая работа - Демьянов Сергей - Страница 69

• Предыдущая
• 69/108
• Следующая

Я не смотрел на него. Но мог поклясться, что у него на лице нарисовалось облегчение. В отличие от полковника Цыбулина, он немножко представлял, что за волшебное приключение нам предстоит. И промолчал. Может быть, он тоже решил, что так будет лучше. Машинки для чтения мыслей у меня не было, но я очень надеялся, что это так. Я злился на него. Действительно злился. Но мне все равно не хотелось, чтобы он считал меня монстром.

Мне всегда было интересно, что происходит с вампиром после того, как он умрет.

Когда умирает человек, ему приходится встретиться лицом к лицу со всеми поступками, мыслями и словами, которые составляли его жизнь. И нет таких, которым нечего было бы стыдиться. Смерть — это всего лишь дверь в иную жизнь. В ней нет ничего сверхъестественного или пугающего, кроме того, что человек сам для себя выдумывает. Но процесс перехода из истории в историю включает в себя один довольно неприятный момент.

Я называю его «моментом совершенства».

На очень короткое время человек становится чем-то вроде ангела. Идеальным существом, отлично знающим, что хорошо, а что плохо. И при этом абсолютно беспощадным к самому себе.

— Встаньте позади меня, — сказал я. — Постарайтесь не привлекать к себе внимание и молчите, что бы ни произошло. С того момента, когда мы начнем, любая моя команда должна выполняться сразу. И заприте дверь.

— Это может быть опасно? — деловито спросил Цыбулин.

Некоторые люди, задавая такой вопрос, на самом деле хотят, чтобы их успокоили. Но не этот. Полковник смотрел на меня так, как будто у него заранее были разработаны подробные планы на любой случай и он просто хотел знать, какой из них применить.

— Мне еще не приходилось поднимать того, кто раньше был вампиром, — сказал я. — Так что я не знаю.

Насколько мне было известно, этого вообще никто не знал.

Я вдел правую руку в перчатку и проверил, хорошо ли заправлен в нее рукав халата. Дверной замок сухо щелкнул. Цыбулин встал у меня за спиной, спокойный как танк. А у меня руки дрожали.

Что случается с тем, кто при жизни был монстром? Никаких преувеличений, никаких переносных смыслов. Действительно монстром, клыкастым и злобным, регулярно охотившимся на людей.

Страдает ли его душа от того, какой сволочью был ее владелец, пока кто-то не вырвал у него сердце? Как ему удается пролезть в иную жизнь после тысяч лет, проведенных в этой? Отличается ли эта жизнь от той, что достанется после смерти твоему соседу по подъезду, учителю истории и отличному дядьке? Я не знал ответов ни на один из этих вопросов.

Но теперь у меня был шанс отыскать их.

Я расстегнул молнию на мешке так, чтобы видеть лицо Катарины, помедлил и коснулся ее лба. Холод, пропитавший мертвую плоть, скользнул по моей руке, обвился, как плющ, вокруг запястья. Я почти ощущал, как он проникает в мою кровь и медленно, необратимо растекается по моему телу. Это иллюзия, но иллюзия более реальная, чем сама реальность. Потом чертовски сложно согреться. Никакая баня не поможет.

В этом холоде была влажная тяжесть глиняных комьев, пронизанных белыми нитями корней, и взвизг лопаты, зацепившей камень, и еще тревожный, плотный запах карболки, от которого меня мгновенно начало трясти.

Поднять мертвеца на самом деле не так сложно, как принято считать.

Гораздо проще, чем провести успешную глазную операцию, связанную с отслойкой сетчатки. Есть хирурги, которые за это берутся, но ни один из них не даст пациенту стопроцентной гарантии, что все получится. Иногда можно говорить только о вероятности улучшения. Или ухудшения — это уж как повезет. Нет, я мог облажаться, поднимая Катарину. Призвать — и не суметь удержать достаточно долго, чтобы добиться от нее внятных ответов на нужные вопросы. И тогда мы бы просто потеряли труп.

Но я не поэтому отказывался.

Когда поднимаешь мертвого, даже ненадолго, всегда есть шанс испортить человеку всю последующую жизнь. Хорошо, если обойдется несколькими сеансами у психоаналитика и покупкой успокоительного в аптеке.

Надеюсь, у мертвых вампиров есть психоаналитик.

Я сделал долгий, медленный выдох и нашел нужную точку у Катарины на лбу — чуть выше переносицы. Многие из тех, чья работа связана с покойниками, избегают имен. Они говорят — «тело», «труп», иногда — «препарат». Между ними и мной есть кое-какая разница. Я не работаю с трупами, хотя с первого взгляда может так показаться. Я работаю с людьми, жившими или живущими в этих трупах. И мне не стоит об этом забывать.

Кожа была неприятно дряблой. Казалось, надави я чуть сильнее — и она начнет расползаться прямо у меня под пальцем. Руки у меня дрожали. Надо было заранее коньяку накатить. Почему хорошие идеи приходят мне в голову с таким запозданием?

— С вами все в порядке? — настороженно спросил Цыбулин.

— Да, — сказал я. — Помолчите.

И закрыл глаза. Не то чтобы это было обязательно, но мне так проще видеть, с чем придется работать.

Вообразите себе белую нить, которая выходит из вашего тела в районе копчика. Такую, из которой вяжут толстые свитера.

Она сияет.

Если вы постараетесь, вы сможете почувствовать тепло подушечкой указательного пальца, дотронувшись до самого нижнего позвонка. Некоторые медиумы считают, что это часть эфирного тела, в котором сохранилась память об отвалившемся хвосте. Эта нить, как пуповина, связывает человека с телом его предыдущего рождения. Так в новый паспорт принято ставить штамп с вписанным от руки номером старого. У большинства людей она совсем короткая. Уже в полуметре от человека ее невозможно нащупать.

Но она не исчезает на самом деле.

Сейчас я прижимал пальцем другой ее конец. Мне оставалось только дернуть за него, втащив того, кто уже не должен был быть Катариной, в лежащий передо мной труп.

Белая нить выходила из середины лба мертвой вампирши, тянулась вверх, сквозь потолок. Она подрагивала, как будто оставалась живой. Как будто что-то поддерживало ее существование. Обычно нити, связывающие душу с ее предыдущим телом, вялые и хрупкие, как мертвые водоросли. Эта была плотная и упругая, как резинка. Рабочая, если вы понимаете, о чем я.

Странно.

Как будто человек, находящийся на том конце, не раз пытался самостоятельно скользнуть обратно. Вспомнить что-то. Как правило, людей мало интересует, кем они были в прежнем рождении. Не трудитесь подсовывать мне тематические тесты, раскиданные по интернету. Может быть, они имеют отношение к почесыванию чувства собственной важности, но не к чему-то большему.

О-о, я был Наполеоном!

О-о, я была Петром Первым!

О-о, я была знатной римской гетерой — кстати, а что это значит?

Но здесь это было по-настоящему. Может быть, гипноз — иногда это помогает разбудить память. Может быть, повторяющиеся кошмары, в которых всплывают эпизоды из прежней жизни. Нормальные люди не принимают их всерьез, но похоже, что она принимала.

— Катарина, услышь меня, — сказал я, и нить мгновенно сделалась почти горячей. — Здесь, где спит твое тело, я открываю тебе дорогу назад.

«Спит». Хорошее слово. Некоторые говорят «ждет», но мне так нравилось больше. С тем, кого ты хочешь протащить через смерть, нельзя о ней говорить.

Мне следовало пообещать ей что-нибудь.

Любовь.

Безопасность.

Открытие истинной картины мира.

Но я не успел даже придумать, что именно нужно положить в эту мышеловку, чтобы мышка соблазнилась. Я был готов к сопротивлению, но не к тому, что получил. Катарина рванулась мне навстречу с отчаянной храбростью человека, которому нечего больше терять. Горячая, влажная нить дергалась у меня под пальцем. Как пульс.

Цыбулин молчал. Сверлил взглядом мою спину и молчал, как я ему велел.

— Дайте мне руку, полковник, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало спокойно.

Должно сработать. С Олегом это дважды прокатило. Понятное дело, призрака бы он и без меня рано или поздно разглядел, но так быстрее вышло.

Я знал, что сейчас происходит на другом конце этой нити. И я хотел, чтобы он тоже узнал. Цыбулин коснулся моей левой руки своей спокойной холодной ладонью. В отличие от меня, он все еще ничего не чувствовал. Хороший, качественный такой «глухарь». Чертовски хорошо защищенный от всякой сверхъестественной дряни.

• Предыдущая
• 69/108
• Следующая