Белый крест - Иртенина Наталья - Страница 27

– Но, сударыня, как вы не понимаете! – изливал тем временем эмоции Петр Иваныч. – Это даже эгоистично с вашей стороны. Мы на пороге великого открытия. Можно сказать, научного прорыва! Вы видели – даже ваш муж слышит этот сигнал!

– Даже? – подхватила Стаси. – Мне чтото не показалось, что вы его слышите! – Она едва не фыркнула в лицо Петру Иванычу, балансируя на грани светских приличий. До приличий ли тут, когда дом превращают в цирк.

– Его слышит Порфирий Данилыч! – парировал Петр Иваныч.

– Это тот, с окладистой бородой? – спросил Мурманцев, отрываясь от своих дум.

– Он самый. Лучший телепат города!

– Губернии, – вставил лапидарный Мефодий Михалыч.

– Империи! – размахнулся Петр Иваныч, возбуждаясь все сильнее. – Порфирий Данилыч определил, что сигнал идет отсюда. Возможно, тот, кто генерирует его, сам не знает об этом. Мы даже думаем, что сигнал идет через него.

– Интересная мысль, – кивнул Мурманцев. – А что вы еще думаете?

Петр Иваныч переглянулся с Мефодьем Михалычем, вероятно, молча посоветовавшись. Выглядело это как разговор двух физиогномистов, симулирующих телепатию.

Очевидно, на совете решено было разгласить пользы дела ради некие секретные сведения.

– Мы полагаем, – торжественно возгласил Петр Иваныч, – имеет место попытка контакта! – И умолк, предлагая оценить грандиозность прозвучавшего.

– Ээмм, – невежественно вторгся в его молчание Мурманцев, – кого с кем, позвольте спросить?

Тогомира с нашим. – Петр Иваныч благоговейно понизил голос. – Они передают нам послание. Это очевидно.

– Вы имеете в виду духов? – цинично лицемерил Мурманцев, притворяясь простофилей.

– Спиритизм не наша сфера, – немного нервно ответил Петр Иваныч. – Ни с какими духами мы не контактируем. – Подумав, добавил: – И они с нами тоже.

– Я и не говорил, что Порфирий Данилыч одержим сигналящими духами, – примирительным тоном объяснил Мурманцев. – Хотя… – Он поднял брови и со вниманием посмотрел на Петра Иваныча.

Тот занервничал еще больше. Стал озираться и поглядывать на Мефодия Михалыча. Его компаньон рассовал все свои приборчики по карманам и теперь скучно следил за мухой на столе.

– Ну, коли вас не интересует научный прорыв, – краснея, забормотал Петр Иваныч, – феном е ны телепатического взаимодействия… желаете быть улитками в своих обывательских ракушках… ничего не знать… топтать все новое, прогрессивное… лучше мы пойдем.

Он и Мефодий Михалыч встали почти синхронно, продолжая играть в телепатию.

– И не забудьте снять наблюдение с дома, господа, – решительно напутствовала их Стаси.

Когда они ушли, Мурманцев повернулся к жене.

– Я правда не говорил, что Порфирий Данилыч одержим духами.

Стаси прошлась по комнате, уперев пальцы в подбородок.

– Ну вот что, Савва Андреич. А не сходить ли тебе к священнику?

– Ты насчет этого голоса? Сдается мне, я знаю, в чем тут дело.

– Я тоже немножко догадываюсь. – Она посмотрела на ребенка и его диванношоколадные художества. – О Господи, – выдохнула изумленно.

Взяла салфетку, отобрала конфету и выбросила в окно.

– Хорошо, схожу, – покладисто ответил Мурманцев. – Только как бы этот голос не напустил на нас коекого похуже сумасшедших телепатов. Если он слышен на радиоволнах…

– Может, именно это он и делает? Зовет к себе… когото. Урантийских шпионов, например.

– Вот что мне интересно. Почему онпоявился именно в Ру? В Урантии для него более подходящие условия. А?

– Да. Но пятая колонна нужна имздесь, а не в Урантии, с которой и так все ясно. Здесь они хотят устроить Черное Царство, а не там.

Мурманцев не посвящал жену в свои исторические сны, ограничился подробным пересказом разговора с тестем. И дал почитать книжку Алексея Трауба.

– Но здесь он под хорошим присмотром. Ему просто не дадут ничего сделать.

– Только потому, что мы знаем о нем. А если он такой не один? И об остальных нам элементарно не известно? Живут гденибудь в глуши, растут потихоньку, и родители ни о чем не догадываются. Между прочим, в некоторых этнических группах подобный мутант мог бы стать святым. Не ест, не спит… Настоящий аскет. И духов наверняка приручать может.

– Прелестная картина. С одним бы сладить, – кисло отозвался Мурманцев, рассматривая шоколадные круги на диване, похожие на круги ада.

ГЛАВА 4

Посреди ночи его разбудил стук. Звуки были громкие, равномерные и шли откудато сбоку. Похоже на удары молотка об пол или в стену. Стаси заворочалась и тоже проснулась.

– Что это?

Мурманцев выпрыгнул из постели.

– Из детской!

И ринулся в коридор. Комната Стефана находилась в самом конце. Мурманцев добежал до двери, вспомнил, что нужен ключ, ругнулся и побежал обратно. Навстречу уже спешила жена, путаясь в тапочках и протягивая ключ.

Как только он вставил ключ в замок, удары прекратились. Мурманцев распахнул дверь, зажег свет. Сзади охнула Стаси. Или всхлипнула.

Никаких молотков не было. И мебель стояла на месте.

Только в кроватке корчился ребенок, руками вцепившись себе в горло. Он сам и вся постель были залиты кровью. Мурманцев почувствовал, как слабеют ноги, и на мгновенье привалился к стене.

Потом повернулся к жене, загородив собой то, что лежало в кровати. Ее трясло. Он взял ее за плечи, сжал и твердым, деревянным голосом сделал внушение:

– Иди вниз. Успокой горничную и не пускай ее сюда. Потом позвони отцу Иосифу, скажи, что он нужен нам, пусть придет. Ты поняла?

Она кивнула.

– Иди, родная, – мягче добавил Мурманцев и подтолкнул ее.

Он смотрел, как она шла по коридору, повернула на лестницу. И только потом обернулся.

Ребенок хрипел, шипел, свистел и булькал. Изо рта толчками выбивалась кровь. На полу валялись сброшенные с полки иконы. Мурманцев подошел к кроватке и попытался отнять руки ребенка от расцарапанного горла. Несмотря на обилие вытекшей крови, он был еще силен и сопротивлялся. Но корчи и судороги стали ослабевать. Мурманцев держал его за руки и не знал, что делать дальше. Врачей вызывать без толку. Они ничего не смогут.

Внезапно ребенок обмяк и обессиленно распростерся. Булькать перестал, кровь больше не хлестала из горла. Мурманцев безуспешно пытался нащупать пульс. Внутри у него все ходило ходуном. Примерно как в старом самолетике при жесткой аварийной посадке.

Но ребенок был жив. Он вдруг открыл глаза и с пронзительной ясностью посмотрел на Мурманцева. Прежде он вообще ни на кого не смотрел. Тем более такими глазами. Мурманцев под этим взглядом почувствовал себя надетым на палочку, как леденец.

– Стефан, – неуверенно сказал он.

И в ответ, дико вздрогнув, услышал:

– Его. Зовут. Антон.

Это произнес ребенок. Голосом явственно чужим. Не детским. Не человеческим. Утробным. Таким голосом говорит несмазанная скрипучая дверь. Или гора ржавого железа под прессом.

Мурманцев выпустил руки ребенка и отступил от кроватки. Это было выше его сил. Он медленно опустился на пол у стены и сжал голову ладонями. Но вдруг вскочил, поднял иконы, поставил на место и стал молиться. Церковные молитвы вперемешку с собственными, рваными, нескладными, горячими. Сбиваясь, перескакивая, чувствуя на себе протыкающий взгляд существа, лежащего в кроватке.

Оно именно лежало. Не пыталось встать или сесть. Не издало больше ни звука. И смотрело с ненавистью.

В таком положении их и застал отец Иосиф. Мурманцев повернулся. Хотел чтото сказать, объяснить – не смог. Да и что тут было объяснять. Не меньше двух литров крови в детской кроватке и обжигающие злобой глаза ребенка. Отец Иосиф, приходской священник церкви Андрея Первозванного, что в переулке неподалеку, склонился над маленьким тельцем. Умное, красивое лицо с тонкими семитическими чертами на мгновенье омрачилось мелькнувшей тенью. Потом он выпрямился, попросил принести воды. Достал из сумки крест, раскрыл требник. И заговорил, спокойным, уверенным, сильным голосом, призывая имя Господне.