Белый крест - Иртенина Наталья - Страница 4

– В пяти верстах, – заторопился Лутовкин, подхватываясь. – Одна из моих деревенек, Даниловская. Усадьба моя там же рядом. А я вас и отвезу, и покажу, и мужиков посообразительней велю прислать…

– Родная моя, думаю, тебе лучше заняться опросом соседей. А в доме я сам посмотрю. Павел Сергеич, найдется ли здесь какое помещение?

– Непременно. Сейчас к старосте зайдем и устроим помещение для Анастасии Григорьевны. А я распоряжусь, чтоб людей по одному присылали. Вам уж немного подождать придется, сударыня, – рабочий день, кто в поле, кто на ферме.

Длинный шестиместный «Волжанин» Лутовкина, распугав кур с дороги, остановился возле аккуратного, недавно беленого домика с резными ставнями. Изза штакетника за приезжими наблюдали два темных любопытных глаза. Мурманцев, выйдя из машины, огляделся. Вдоль улицы с обеих сторон стояли в ряд такие же, однотипные, только чуть поменьше, домишки, каждый крашеный в свой цвет, со своими узорами на наличниках и под крышей. Стайка босых мальчишек гоняла в пыли на поперечной улочке штопаный мяч. Гдето стучал топор. Громкоговоритель на столбе неподалеку передавал прогноз погоды. Густо пахло яблоками и чутьчуть навозом. Мурманцев поморщился.

– Коська, – позвал Лутовкин любопытного наблюдателя, – а ну подика сюда. Не бойсь, не бойсь, иди. Крестник мой, – объяснил он, – младший старосты, Михалыча.

Из за забора вынырнул мальчуган лет шести, в шортах и майке, с ободранными коленками и леденцом на палочке во рту.

– Здрасьте, дядя Павел, – вытащив леденец, тоненько пробасил мальчик и воззрился на неведомых гостей.

– Батька дома?

– Дома, дядя Павел.

– Так беги и зови, чтоб встречал.

Коська убежал, сверкая голыми пятками. Лутовкин повел гостей к дому. Вдоль плиточной дорожки разрослась смородина. Коегде еще висели последние ягоды. Госпожа Мурманцева украдкой сорвала несколько и с ладони отправила в рот. Скривила недовольную гримаску – смородина оказалась кислая.

– Воровство наказуемо, – нежно прошептал Мурманцев ей на ухо.

– Почемуто каждый раз хочется убеждаться в этом заново, – в тон ему ответила Стаси.

С крыльца уже спускался мужичок в пиджаке, надетом поверх майки, и парусиновых штанах.

– Доброго утречка хозяину и господам приезжим, – наклонил он голову. – С чем пожаловали, Пал Сергеич?

– Пожаловал я вот с чем, Егор. – Господин Лутовкин ухватил старосту за плечо и увел в сторону, под грушевые деревья.

Через минуту они возвратились.

– Сделаем, Пал Сергеич. Сейчас обзвоню и Вовку своего до поля пошлю. Прошу, господа, в дом. – Мужичок поклонился, приглашая. – Милости просим.

– Не сомневайтесь, Савва Андреич, людишки у нас грубы, но отзывчивы. А с таким ангелом сущим, как Анастасия Григорьевна, дело и вовсе на лад пойдет. Я бы и сам дознание провел, своими силами, да, извольте видеть, временем не располагаю. Сейчас вас до дома Плоткина довезу и по делам отправлюсь. А машину я вам другую пришлю тотчас.

Павел Сергеич достал из кармашка в жилете телефон, потыкал в кнопочки и сделал распоряжение.

– Вы уж без меня тут, Савва Андреич. В содействии людей будьте уверены. Когда закончите, прошу ко мне – отобедать, отдохнуть.

– А скажите, Павел Сергеич, далеко ли отсюда тот лесок с кладом легендарным?

– Верст шесть. Подъехать туда можно. Там дорога рядом проходит на Анисовку, тоже деревеньку мою. А по другую сторону речка, Мокша. Здесь любой вас дотуда проводит. Только в сам лесок не пойдут. Заколдованное там место. И вам не советую, сударь.

– Вы просили меня разобраться, что тут у вас происходит, – напомнил Мурманцев. – Так что леска нам не миновать.

– Такто оно так, – вздохнул Лутовкин. – Только я намерен и вовсе обнести этот проклятый лес бетонным забором. Чтоб ни одна нога больше.

– А вырубить не пробовали? – то ли в шутку, то ли всерьез предложил Мурманцев.

Господин Лутовкин застыл, изумленный.

– Как можно! Это ж живая история! Преданья старины глубокой! Уездная достопримечательность! Мифопоэтическая картина мира! Решительно невозможно!

– Ээ, любезный Павел Сергеич, – Мурманцев покачал головой, – да вы, оказывается, полны предрассудков. Это в кабинетах хорошо любоваться мифопоэтической картиной мира и коллекционировать местные преданья. А у вас уже четверо крепостных отправились на тот свет изза такой вот мифопоэзии.

– Пока только трое. – Лутовкин побледнел. – Так вы советуете…

– Пока еще я ничего не советую. А кстати, где находится младший ребенок Плоткина?

– В моем госпитале для крестьян. Думаете допросить? Вряд ли он что знает. Но, впрочем, попытайтесь. А вот и их дом.

Через час Мурманцев стоял возле присланного господином Лутовкиным открытого кабриолета. Задумчиво оглядывал яблони, протягивавшие изза забора мелкие зеленые яблоки.

Осмотр дома и пристроек ничего не дал. Кроме неприятных ощущений в сарае, где повесился Плоткин, к делу не идущих. Скотину со двора уже свели, но двери не заколачивали. Никто не зарился на чужое добро, оставленное без присмотра. Крестьянские общины с ворами строги до жестокости. Но и без этого отсюда, скорее всего, никто не унес бы и старой тряпки – чтобы не перетащить к себе неведомое лихо, сгубившее семью лодочника. Крестьяне чересчур суеверны. Впрочем, и помещики в этом не отстают от них.

Если Плоткин чтото нашел в «заколдованном» лесу, оно должно быть гдето тут. Не сказать, что семья была зажиточной, но крестьянского барахла, подчас неизвестного Мурманцеву назначения, в доме хранилось много. Отыскать среди всего нечто постороннее, чужеродное, оказалось труднее, чем думалось поначалу. Обстучав пол и стены Мурманцев не нашел никаких потайных ниш. Переворошил тряпье в комодах, прощупал постели, открыл бачок в уборной. На кухне заглянул в шкафчики и духовую печь. Перетряхнул коробки с обувью.

Чувствовалось напряжение в затылке, и звенела внутри струна. Это было его первое дело. Неофициально – сейчас он вел следствие едва ли не как частное лицо. Частный сыщик, усмехнулся Мурманцев. Для ординарного преподавателя Академии Белой Гвардии почти незаконные действия. Впрочем, четверо жертв, среди них двое детей, – достаточное основание для немедленного вмешательства без оглядки на формальности.

Однако сказывалось отсутствие опыта. Не было того особого нюха, тренируемого годами практики, который подсказывал возможное решение загадки еще до того, как полностью высвечивались ее очертания. Мурманцеву не хватало информации.

И это напряжение в затылке… Чтото тяжелое давило на него в доме лодочника. Чтото здесь было не так.

Мурманцев подошел к завешенному красному углу и отдернул цветастую шторку. Впечатление резкое, внезапное, неприятное. Киот был пуст – без единой иконы. По неуместному здесь слою пыли Мурманцев определил, что убрали иконы не меньше месяца назад. «Эге, – сказал он себе. – А вот и ваше лихо, Павел Сергеич».

Он задернул шторку и вышел из дома. Постоял на крыльце. Прошелся взглядом по грядкам и деревьям. Внимание привлекли какието деревяшки позади собачьей будки. Он опустился перед ними на корточки, перевернул, уже зная, что увидит.

Изрезанные чемто тупым домашние иконы. Мурманцев почувствовал отвращение. С самого начала он подозревал нечто в этом роде, но не предполагал, что безумие человеческое настолько сильно бьет по нервам. Он собрал останки икон и унес их от будки. Сложил на земле горкой, вернулся в дом, принес масло и спички. Огонь вспыхнул весело и тут же затрещал, посыпал искрами.

На улице его ждала машина с открытым верхом. Шофер любезничал с голоногой девкой у противоположного забора. Девка прыскала в кулак и украдкой взглядывала вдоль улицы. Заметив Мурманцева, низко наклонила голову и заспешила прочь. Парень в униформе и фуражке, изпод которой выбивались нестриженые кудри, вернулся к машине, сел за руль.

– Куда прикажете, барин?

Мурманцев посмотрел еще раз на дом, снова зацепил взглядом сквозь штакетник собачью будку. Пса в ней не было, сбежал или забрали добрые люди. На дорогу с ветки упало подгнившее яблоко и укатилось Мурманцеву под ноги.