Хроника одного задания - Гончар Анатолий Михайлович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая

После чего Хаваджи вышел на связь с вышестоящим руководством. Разнос, устроенный ему самим Шамилем, иначе как предрасстрельным назвать было нельзя. Вот тут-то Мирзоев и узнал о существовании столь важных и столь оберегаемых от посторонних глаз бумагах. «Догнать, уничтожить, захватить… любой ценой», и обещание кары в случае неисполнения. Вот потому Хаваджи и злился, вот потому его буквально колотило от ярости, только вот кто являлся объектом, вызывавшим ярость — русские спецы или Шамиль Басаев, не смог бы сказать и сам Хаваджи. И он почему-то склонялся к мысли, что в большей степени это относится к Шамилю. Конечно, эти русские уже уничтожили троих его людей и двоих вывели из строя; конечно, эти русские расстреляли ещё девятерых моджахедов. И не просто расстреляли, а расстреляли во время утренней молитвы, но всё это ни что иное, как война. Хотя, казалось бы, убить обращающихся к богу людей — что может быть кощунственнее? Но разве он бы не поступил точно так же? А разве люди не обращаются к богу, когда видят лик приближающейся смерти? Значит, и ему уже много раз приходилось убивать молящихся… Но те христиане, что ему их вера? Впрочем, и им его тоже… Нет, за убийство молившихся он не чувствовал к русским никаких дополнительных эмоций, кроме тех, что испытывал обычно, а он, как человек давно и успешно воюющий, относился к своему противнику спокойно, почти без эмоций. Относился как предмету чуждому, но совершенно необходимому для осмысленного продолжения собственной жизни. Некогда терзавшая душу ненависть уже ушла, уступив место холодной расчётливости готовящегося к финальному прыжку зверя.

— Живее, живее! — время от времени я прижимал микрофон к щеке и подгонял, как мне казалось, постоянно сбавляющих темп бойцов. Наше поспешное отступление продолжалось уже почти час. Я злился на себя, вовремя не отмазавшегося от этого задания, на Тарасова, это задание нам подсунувшего, на Гаврилюка, так не вовремя подвернувшего ногу, на ни в какую не желающих оставить нас в покое ваххабитов, чьё продвижение вслед за нами чувствовалось буквально всеми клеточками моего тела. Не будь у нас травмы, мы бы уже давно растворились в зелени леса, а то и устроили бы парочку засад на наших преследователей, а так… так я рассчитывал продержаться ещё десяток минут, а потом выставить заслон. Но…

…нас нагнали раньше. Ударившая впереди очередь, нельзя сказать, чтобы явилась для меня полной неожиданностью, подспудно нечто подобного я ждал, но надеялся, что этого не случится. Нам ещё повезло — отправленные на перехват чехи, слишком уверившись в своём скоростном превосходстве, никак не ожидали нашего появления так скоро. К слиянию двух хребтов мы вышли почти одновременно, и мой разведчик увидел широко шагающего бандита первым. Жаль, ему не хватало времени развернуть группу. Короткая очередь, выпущенная с двадцати шагов, заставила чеха согнуться и, роняя оружие, повалиться на землю.

— К бою! — слова отставали от действий, группа рассыпалась в разные стороны, занимая удобные для обороны позиции. Выстрелов больше не было, видимо, чехи подтягивались и перегруппировывали собственные силы.

Я упал рядом с залегшим в небольшой канаве Прищепой.

— Саша, забирай Гаврилюка и с двумя тройками уходи, Каретников с тобой, давай, Саша! Давай, пото… — договорить мне не дали. Из-за ближайших деревьев громыхнула автоматная очередь, тут же поддержанная ещё несколькими стволами. В лицо сыпануло выбитой из почвы земляной крошкой. Ответный залп не заставил себя ждать.

— Второй, отход! Третий, держать оборону! Четвёртый, вариант А!

— Понял, — я узнал голос Калинина.

— …вариант А, — хрипло повторил Довыденко. Ответа от Кудинова пока не было. Когда где-то за мой спиной, прорезавшись сквозь трескотню автоматных выстрелов, сухо щёлкнула СВД, мне стало понятно его молчание. Повторный выстрел, и только тогда:

— Держим.

Первоначальный пыл наших преследователей оказался остужен. Выстрелы с их стороны начали стихать. У противника появились первые потери. Одного наверняка снял мой снайпер, возможно и двух, может кого-нибудь зацепили и автоматчики-пулемётчики. Ряды чехов оказались слегка прореженными, а их и не могло быть слишком много. Я насчитал не более десятка стволов. Сейчас наступило самое время, воспользовавшись замешательством противника, развернуть группу и смять его боевые порядки. Но переход в атаку — это дополнительный риск, который в складывающейся ситуации позволить мы себе не могли.

— Отход! — скомандовал я, и чтобы быть до конца уверенным, что меня поняли, повторил снова: — Общий отход, всем!

— Отход! — как эхо в моих наушниках повторил Кудинов, и тут же я услышал выкрикнутый им приказ:

— Вариант Б! — всё правильно, так и должно быть. В условиях знания противником нашего языка пришлось придумать (зашифровать) команды, подаваемые голосом. Вариант Б означал стремительный отход, вариант А — тактический отход для организации заслона с установкой мин для последующей встречи наступающего противника.

— Вариант Б! — продублировал команду кто-то из бойцов, и я ощутил, как линия нашей обороны пришла в движение. Громыхнули короткие очереди, и крайние из прикрывающих бросились в глубину леса. Я тоже не заставил себя ждать. Чуть впереди мелькнула фигура фешника. Так и должно было быть, он ведь оставался во второй тройке ядра. Сам напросился, теперь пусть работает. Чехи позади ещё постреливали, но пули к нам уже практически не долетали, застревая в стволах многочисленных деревьев.

Юдин, Довыденко и в последний момент определённый к нему в распоряжение рядовой Батура лежали за небольшим естественным бугорком. От коричневого цилиндра ПМки, зажатого в левой руке последнего, тянулся чёрный телефонный провод. Замаскированный не слишком тщательно, он, тем не менее, извиваясь среди сухих сучьев и не очень густой в этом месте растительности, уже в пяти шагах становился практически не видим.

— Только подрыв и ни какой стрельбы! — припав на одно колено, поспешно инструктировал я старшего тыловой тройки. — Взрыв и отход!

— Понял, товарищ старший прапорщик, понял! — заверил меня Довыденко, и я, ободряюще хлопнув его по плечу, выпрямился.

— Догоните! — мне тоже надо было спешить, следовало как можно скорее догнать головной дозор.

Минуты через три по лесу разнеслось эхо подрыва, а ещё минут восемь спустя в эфире объявился запыхавшийся голос моего Эдика.

— Командир — четвёртому, командир — четвёртому. Мы в строю.

— Хорошо, будь внимательнее! — мы двигались настолько быстро, насколько это позволяла переноска подвернувшего ногу Гаврилюка. Стараясь не сбавлять скорости, я на ходу вытащил и развернул карту. Маршрут отхода после выполнения задания и выход к месту эвакуации был тщательно изучен ещё вчера, но теперь я вынужденно его корректировал. Более короткий, но с большими высотами первоначально выбранный путь уже не казался столь удачным.

Новый маршрут объяснять и показывать впереди идущему Прищепе времени не было. Я ускорил шаг, обгоняя пулемётчика Тушина.

— Саша, за мной! — проскользнув мимо удивлённо взглянувшего на меня Прищепы, я по широкой дуге обогнул завал из нескольких деревьев и, резко повернув влево, начал спуск по заросшему мелколесьем северному склону хребта.

— Четвёртый, подтянись на уровень третьего! — я спешил, нам необходимо было подняться на следующий хребет раньше, чем наши преследователи появятся вновь.

— Второй, как там у тебя? — «Второй» — тройка Калинина по-прежнему тащила на себе охромевшего снайпера, а я, хотя и понимал, что раз не запрашивают и не тормозят группу, значит, успевают, но всё одно беспокоился. Нам ещё повезло, что ногу подвернул именно Гаврилюк с его субтильной фигурой и бараньим весом, а не кто-либо другой, поширше и потолще в талии.

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая