Двенадцать башен - Юй Ли - Страница 20

— Уж если продавать эту прекрасную башню, так не жадному проходимцу, такому, как Тан. Ведь он теперь раструбит об этом на всех перекрестках. До рождения наследника ты и то не стал ее продавать, а теперь, с рождением сына, хочешь лишиться последнего пристанища? Вполне достаточно того, что ты отказался выкупить имение!

— Я послушался бы твоего совета, если бы думал только о себе, — ответил Юй. Его губы тронула улыбка. — Ты видишь только настоящее и не думаешь о будущем. Я уже не молод и вряд ли доживу до того времени, когда сын мой вырастет и сможет выкупить наше поместье. Теперь представь, что я умру. Есть ли уверенность в том, что сын не продаст башню тому же Тану, да еще посмеется надо мной? Так не лучше ли мне самому ее продать и тем самым вызвать жалость окружающих к сыну? Может случиться нечто и похуже. Я умру раньше, чем сын вырастет, жена не захочет продавать башню и предпочтет терпеть голод. Сосед, видя, что его планы рухнули, к тому же опасаясь, как бы моя семья не выкупила имение, будет строить козни и всячески пытаться сжить чадо со свету. В результате не останется ни поместья, ни продолжателя рода. А потерять продолжателя рода — значит потерять все! Нет, уж лучше продать сейчас, пусть подешевле. Я пожертвую башней, зато расплачусь по всем векселям! Быть может, в будущем найдется человек, который поможет моим детям и внукам. Увы! «В жизни кто-нибудь всегда должен жертвовать», — гласит поговорка.

Друг внимательно его выслушал и сказал, что он, возможно, и прав, но тем не менее поступает неосмотрительно.

Прошло несколько лет, и все случилось так, как и предполагал Сучэнь. Он отошел в мир иной, оставив малолетнего сына ростом, как говорится, в три чи, да жену. Вдова едва сводила концы с концами, живя на те небольшие проценты, которые получала после продажи башни. А Тан с каждым днем богател все больше и больше. Да и что в этом удивительного? Он умел наживать, а сын его — беречь. Что приходило к ним в дом, никуда не уходило. Казалось, что столь громадное состояние может служить основой процветания на тысячу лет вперед. Люди между тем говорили:

— Небо, как видно, не ведает, что творит. Отпрыск честного и благородного рода бедствует, а потомки живодера, возносятся ввысь!

Но правы были древние, которые говорили: «Когда добро или зло достигает предела, приходит воздаяние. Не сразу, но непременно приходит». Жаль, что эти слова, так часто слетающие с уст, не западают глубоко в душу людей. Надобно вам знать, что возмездие, когда бы оно не пришло, доставляет немало хлопот, оно как долг. Потребуешь долг раньше на день — получишь меньше процентов. Потребуешь долг позже на год — получишь больше процентов. Так и с воздаянием. Чем нетерпеливее ждешь его, тем дольше оно не приходит. И вот когда страсти перестают пылать и от них остается лишь пепел, когда увядают желания и исчезают чувства, тогда вдруг приходит воздаяние. Как давний долг, о котором ты успел позабыть, а его в один прекрасный день неожиданно принесли к воротам твоего дома вместе с громадными процентами. И радость от этого не сравнить с той, которую ты испытал бы, получив долг раньше.

Сыну Юй Сучэня уже исполнилось не то семнадцать, не то восемнадцать лет. Выдержав экзамены, он получил имя Сычэнь, что значит «Наследственный чин», а еще ему дали официальное имя [108]Цзиу — «Продленная воинственность». Прослужив около года чиновником где-то в уезде, пройдя в срок отборочные испытания, он приехал в столицу и занял там высокую должность. Человек прямой, нелицеприятный, он не боялся сказать правду самому монарху — государю Шэньцзуну [109], за что владыка его высоко ценил. Но вдруг Юй неожиданно подал прошение об отставке, поскольку его престарелая мать требовала ухода. Прошение утвердили, и Юй Сычэнь отплыл в родные края. До дома оставалось всего несколько ли [110], как вдруг на берегу у обочины дороги он увидел стоявшую на коленях женщину лет двадцати, с листом бумаги в руке.

— Ваша светлость, примите прошение! — промолвила женщина.

Юй предложил ей подняться на судно. В бумаге, подписанной мужем, говорилось, что супруги просят Юя взять их в услужение и под свое покровительство вместе со всем имуществом.

— По виду ты из хорошей семьи, отчего же решила идти в услужение? Где твой муж? Почему он заставил тебя стоять на коленях с прошением, а не сделал этого сам?

— Я и вправду из хорошей семьи, — ответила женщина. — Когда был жив мужнин дед, мы владели угодьями и большим хозяйством. Всем известно, что из разбросанных в разных местах полей стараются сделать одно большое поле, как парчовое одеяло. Но нашлись завистники, некогда лишившиеся своего имущества, которые затаили на нас злобу. При жизни деда нам сопутствовала удача и враги не строили против нас козни. К тому же свекор мой, имевший степень сюцая, неплохо разбирался в судебных делах и знал, кого следует подкупить, чтобы одолеть врагов, но потом удача нам изменила. За полгода умерли и дед, и свекор. Муж в ту пору был совсем еще молод, званий никаких не имел. Где ему было тягаться с врагами, коварными и жестокими? Они совсем обнаглели, подали жалобу в суд, и за год мы истратили на тяжбу добрую половину всех наших денег. А недавно на нас неожиданно свалилась еще одна беда, и тут я бессильна что-либо сделать. Муж мой попал в тюрьму, и я не могу вызволить его оттуда. Ни деньги, ни знакомства не помогают. Освободить его может лишь какой-нибудь справедливый чиновник, который посочувствует нашему горю и вступится за мужа. В наших краях есть только один такой человек — это вы, ваша светлость... К тому же наше дело касается некоторым образом и вас. Вот почему муж и просил меня передать вам прошение. Примите его, явите к ничтожным свою милость! Мы отдаем вам, ваша светлость, не только наше имущество, но и самих себя.

Слова женщины вызвали у Юя смутное беспокойство.

— Что еще за дело? Какое оно имеет ко мне отношение? Может быть, пока меня не было, вы вместе с моими челядинами совершили что-нибудь недостойное, а теперь ищете у меня защиты? Говори правду, что вы там натворили, какое учинили зло?

— Ничего дурного мы не совершили! А дело вот в чем. Было у нас поместье, а в поместье стояла Башня Трех согласий — ее продал нам ваш батюшка. Много лет жили мы спокойно, и не ходило про нас никакой злой молвы. Но вот недавно кто-то неизвестный (он скрыл свое имя) подал в ямынь бумагу, в которой оклеветал моего мужа, что он-де грабитель и прячет в доме краденое добро, да и вообще вся наша семья вот уже три поколения занимается разными дурными делами, в чем легко убедиться, если обыскать башню. В ней хранится ворованное серебро — целых двадцать брусков. Уездный начальник, получив извет, послал к нам стражников, которые и вправду обнаружили под полом серебро. Мужа тотчас схватили и потащили в ямынь. Стали бить и пытать, требуя, чтобы он назвал сообщников и сказал, у кого украл серебро. Муж стал объяснять, что серебро не его, а как оно сюда попало, он не ведает. До сих пор неизвестно, откуда взялись эти деньги. К счастью, владельца их не нашли, поэтому дело записали в число нерешенных, так что преступление мужа за отсутствием улик не доказано.

Муж совсем извелся, пытаясь решить загадку с деньгами. И вот что он думает. Когда-то поместье принадлежало вашей семье, и, может быть, серебро зарыл кто-то из предков, а ваш покойный батюшка ничего об этом не знал и так не смог им воспользоваться. В общем, случилось непредвиденное: деньги принесли людям не пользу, как это обычно бывает, а вред. Не знаю, так это или не так, но только мы решили рассказать об этом вам. Может быть, вы признаете это серебро своим. Ведь деньги непременно должны иметь свою родословную. И если выяснится, откуда они, мой муж будет спасен от смерти. Помогите нам, ваша светлость, мы все отдадим вам: и дом, и строения, и сад с беседками и павильонами, — ведь они созданы руками вашего батюшки, благодаря его старанию и усердию. Как говорят: «Каждая вещь имеет своего хозяина». Значит, все, чем мы владеем, должно по праву перейти к вам. Не откажите же в нашей просьбе, ваша милость!