Битва за любовь (Запах серы) - Гэблдон Диана - Страница 7

• Предыдущая
• 7/94
• Следующая

Я сказала ему о том, что говорила Джейлис, и он от души расхохотался.

— Господи, — выговорил он сквозь смех, — да если бы я смелости набрался!

— А ты не думаешь, что у Колама были на этот счет подозрения?

Он решительно замотал головой.

— Нет, Саксоночка, не думаю. Если бы у него появились даже намеки на подозрение, я бы не дожил до семнадцати, не говоря уже о зрелом возрасте в двадцать три года.

Он, таким образом, более или менее подтвердил мое собственное впечатление о Коламе, и тем не менее я почувствовала себя спокойней. У Джейми сделалось задумчивое лицо, и глаза словно обратились к чему-то далекому.

— Если хорошенько подумать, то мне ведь неизвестно, знал ли тогда Колам, почему я покинул замок так внезапно. А если Джейлис Дункан разносит подобные слухи — она ведь любит мутить воду, Саксоночка. Сплетница, любит ссориться, к тому же в деревне поговаривают, что она колдунья…

Он посмотрел вверх на потоки воды, низвергавшиеся со свеса крыши.

— Может, нам пора спускаться, Саксоночка? Становится сыровато.

Вниз мы спустились другим путем: прошли по крыше к наружной лестнице, которая вела в огород возле кухни. Я хотела набрать немного огуречника, если бы ливень мне позволил. Устроились у стены замка, где выступающий наружу подоконник защищал от потоков дождя.

— Что ты делаешь с огуречником, Саксоночка? — с интересом спросил Джейми, поглядывая из укрытия на разметавшиеся в беспорядке виноградные лозы и прибитые дождем к земле растения.

— Когда он зеленый, то ничего. Сначала надо его высушить, а потом…

Ужасающий гвалт не дал мне закончить фразу: послышался яростный лай и чьи-то крики за забором. Я бросилась под дождем к забору, Джейми — за мной, но медленно, так как сильно хромал.

Деревенский священник отец Бэйн бежал по дорожке, лужи так и взрывались у него под ногами, за ним неслась ревущая свора собак. Запутавшись в своей обширной сутане, священник споткнулся и упал, подняв фонтаны жидкой грязи. В следующее мгновение свора сомкнулась над ним, рыча и клацая зубами.

Рядом со мной над забором взметнулось полотнище пледа, и Джейми приземлился по ту сторону, размахивая палкой и вопя что-то по-гэльски; его голос присоединился к общему хору. Крики и проклятия особого действия не возымели, зато палка имела успех. Каждый раз, как она опускалась на мохнатую плоть, раздавался оглушительный визг, и мало-помалу свора отступала, а вскоре, круто развернувшись, умчалась к деревне.

Джейми, задыхаясь, откинул упавшие на глаза волосы.

— Настоящие волки, — сказал он. — Я уже говорил Коламу об этой своре, это они два дня назад загнали Кобхара в озеро. Велел бы он их перестрелять, пока они никого не загрызли.

Он стоял и наблюдал, как я, стоя на коленях, осматриваю лежащего на земле священника. Вода стекала с концов моих волос, а шаль моя начинала промокать.

— Пока им это не удалось, — сказала я. — Оставили несколько отметин зубами, а так он более или менее в порядке.

Сутана отца Бэйна с одного бока порвалась, на безволосой белой ляжке виден был безобразный разрыв и несколько ямок от зубов, из которых начинала сочиться кровь. Священник, совершенно белый от пережитого потрясения, попытался встать на ноги; очевидно, он пострадал не слишком сильно.

— Если вы пойдете со мной ко мне в лечебный кабинет, отец, я промою вам раны, — предложила я, стараясь удержаться от улыбки при виде толстого маленького священника в обвисшей сутане и спущенных чулках, открывшихся для обозрения.

Даже в лучшие времена лицо отца Бэйна напоминало сжатый кулак. Теперь это подобие усиливалось благодаря красным пятнам, испещрившим его толстые щеки и двойной подбородок, и углубившимся вертикальным морщинам по обеим сторонам рта. Он уставился на меня с таким выражением, словно я предложила ему совершить публичную непристойность.

Видимо, так оно и было, потому что из его уст раздались в ответ следующие слова:

— Как, вы предлагаете служителю Бога обнажить перед женщиной интимные части тела! Я скажу вам, мадам, что не имею понятия, какие безнравственные деяния приняты в кругу, где вы привыкли вращаться, но хочу довести до вашего сведения, что здесь их терпеть и поощрять не станут — по крайней мере пока я несу ответственность за души в этом приходе!

С этим он повернулся и заковылял прочь, сильно хромая и безуспешно стараясь приладить на место порванную полу своего облачения.

— Делайте как вам нравится, — крикнула я ему вдогонку, — но имейте в виду, что если я не промою раны, они могут загноиться!

Священник не ответил; сгорбив свои круглые плечи, он начал подниматься по лестнице, застревая на каждой ступеньке и напоминая пингвина, который хочет вскарабкаться на плавучую льдину.

— Этот человек не слишком жалует женщин, правда? — обратилась я к Джейми.

— Полагаю, что в полном соответствии с его занятием дело обстоит именно так, — согласился он. — Пойдем поедим.

После ленча я отправила своего пациента снова в постель — на сей раз одного, невзирая на его протесты, — и спустилась в свою амбулаторию. Из-за сильного дождя работы возле замка шли вяло, люди предпочитали сидеть дома, никому не хотелось поранить ногу лемехом или свалиться с крыши.

Я провела время вполне приятно, внося записи в регистрационную книгу, унаследованную от Битона. Едва я закончила, как дверь кабинета загородил посетитель.

Он загородил ее в буквальном смысле, заняв проем от косяка до косяка. Щурясь в полутьме, я распознала-таки в этой фигуре Алека Макмагона, закутанного во множество одежек, платки и даже в обрывки попоны.

Он передвигался с медлительностью, которая напоминала мне о первом посещении Коламом этого кабинета, и, вместе с тем дала ключ к задаче.

— Ревматизм? — сочувственно спросила я, а он тем временем с приглушенным стоном почти свалился в мое единственное кресло.

— Да. Сырость пробрала меня, до костей, — ответил он. — Можно чем-нибудь помочь?

Он положил на стол большие узловатые руки и распрямил пальцы. Они расправлялись медленно, словно ночной цветок, открыв мозолистые ладони. Я взяла в руки одну из пораженных ревматизмом конечностей и начала осторожно поворачивать ее из стороны в сторону, выпрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистая физиономия старика скривилась было, но почти тотчас расправилась, едва первые вспышки боли улеглись.

— Как дерево, — сказала я. — Самое лучшее, что я могу, посоветовать, это добрый глоток виски и глубокий массаж. Помогает и чай из пижмы.

Он засмеялся, платки сползли у него с плеч.

— Виски, да? У меня были на ваш счет сомнения, барышня, но теперь я вижу, что вы лекарь из самых лучших.

Я потянулась в дальний угол моего медицинского шкафа и достала темную бутылку без этикетки, в которой хранился мой запас из винокурни Леоха. Поставила бутылку на стол перед Алеком, достала роговой стаканчик.

— Выпейте, — предложила я. — А потом разденьтесь, насколько считаете приличным, и укладывайтесь на стол. Я разожгу огонь, и здесь будет достаточно тепло.

Голубые глаза поглядели на бутылку с явным одобрением, и скрюченные пальцы ухватились за горлышко.

— Вы бы тоже сделали глоточек, барышня, — посоветовал он, — работенка предстоит тяжелая.

Он постанывал со смешанным выражением боли и удовлетворения, пока я помогала ему раздеться и обнажить всю верхнюю половину тела.

— Моя жена гладила мне спину утюгом, — заговорил он, когда я начала массаж. — От прострела. Но это даже лучше. У вас пара крепких рук, барышня. Могли бы стать хорошим конюхом.

— Принимаю это как комплимент, — сухо откликнулась я и, налив себе на ладонь маслянистой смеси, размазала ее по широкой белой спине. В том месте, до которого обычно были закатаны рукава его рубахи, резкая граница отделяла обветренную, покрытую царапинами и загорелую кожу рук от молочно-белой кожи плеч и спины.

— В свое время вы, наверное, были недурным пареньком. Кожа на спине такая же белая, как у меня.

• Предыдущая
• 7/94
• Следующая