Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 23
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
— Когда ваши нервы станут крепче.
На следующую их встречу Уолтер принес том Милтона, но после первых же страниц «Потерянного рая» у Луизы, по ее признанию, пропал всякий интерес к книге. Однако ей понравился «Гимн Рождеству», хотя классические имена и ввели ее в заблуждение. Ритм стиха доставил ей большое удовольствие.
Таким образом, одновременно с работой над картиной происходил прогресс Луизы в образований. Мистер Лейбэн оставлял ей свои книги для чтения на досуге, который она могла иметь только ночью. Она засиживалась за чтением до позднего времени, когда миссис Гарнер спала на своей складной кровати. Правда, Луиза получала потом от нее нагоняй за неумеренный расход свечей.
Образование такое, как это, построенное на мире поэзии, вдруг обнаружило в ней необычайный ум, обостренный недостатками и горечью жизни на Войси-стрит. Оно повлияло на быструю переделку этой пылкой, необузданной натуры. Разум девушки не был загружен всем тем, что обычно отвлекает внимание более счастливой части женского населения. Платье, удовольствие, общество — ничего не существовало для нее. Вся горечь и печаль ее прошлой жизни была связана с тем, что она не думала ни о чем, кроме забот и тревог. Ее разум был нетронутой почвой, готовой принять новые семена, которые упадут на нее, семена возвышенных мыслей и мелодий строк, полных глубокого смысла. Могли ли Шекспир и Байрон значить так же много для других молодых девушек, как они значили для Луизы. Она не знала ничего яркого, кроме этих книг. Свои знания о природе она черпала из Регентского Парка и Примроуз-хилл, но даже в этих местах ей не часто приходилось бывать.
Луиза, правда, однажды провела один день в Хэмпстедской пустоши во время школьной экскурсии, но это мгновение прошло очень давно, и теперь воспоминания о нем поблекли за пеленой годов. Но благодаря удивительной силе своего воображения, которое так хорошо описал лорд Литтон в одном из своих замечательных эссе, она видела снежные вершины гор и итальянский садик, где при свете звезд объяснялись друг другу в любви Ромео и Джульетта.
Постепенно, не отдавая себе отчета, художник все чаще стал бывать в доме на Войси-стрит. Иногда он даже и не рисовал картину; молодой человек с доходом в три тысячи фунтов в год вряд ли стал бы работать против своего желания. В такие дни он мог представить Луизу в другом образе и начинал работать над Оливией или Джульеттой, или Доротеей Сервантеса, — модель не имела ничего против, потому что была в его компании.
Возможно, что миссис Гарнер с трудом пережила бы такую трату времени своей внучки, если бы не те ленчи, которые составляли обед для двух женщин, а также доход, приносимый маленькой семье от реставрационных работ картин Уолтера, осуществляемых Джарредом.
— Он — лучший мой клиент, которого я когда-либо имел, — говорил Джарред своей матери, — будь повежливее с ним. Я не очень огорчаюсь от того, что он так много времени проводит с Лу, она сильно изменилась после встреч с ним. Поддерживает свои волосы в порядке и даже починила свое платье. И после всего этого, кто знает, что может случиться? Мужчины так изменчивы, иначе не было бы такого количества отказов от женитьбы, о которых так часто пишут в газетах.
— Ты не прав, Джарред, — сказала со вздохом миссис Гарнер, — такого рода отказы обычно связаны с тем, что богатый мужчина не желает жениться на бедной девушке. Обычно после страстных и любовных писем к таким девушкам он женится на богатой леди. Вот о чем обычно пишут в газетах. Я никогда не встречала заметки о том, чтобы богатую девушку оставляли ради бедной.
— Потому что богатые девушки не хотят унижать себя ответными действиями, — ответил Джарред, — они знают о своих средствах, которые могут обеспечить им беззаботную жизнь, они выше того, чтобы рассуждать об убытках.
— Может быть, Джарред, но жизнь научила меня видеть и темные стороны дел. Я бы не позволила мистеру Лейбэну приближаться к ней, если, бы считала, что от него мог быть вред. Но мне кажется, что даже младенец менее невинен, чем он.
Может быть, очарованный возможностью развития событий мистер Гарнер расщедрился до того, что дал своей дочери соверен на покупку нового платья.
— И не думай о хламе своей бабушки, — сказал он, когда Лу рассказала ему о нежелании миссис Гарнер дать ей попользоваться запасом одежды. — Пойди и купи себе новое платье, которое еще никто не носил, — сказал мистер Гарнер строго, чеканя каждое слово, — оно должно быть чистым и опрятным, как будто только что со станка.
После чего Луиза, не помня себя от радости, бросилась к магазину Питера Робинса, где она была совсем очарована, и купила себе ярко-голубую ткань из мериносовской шерсти и вечером того же дня скроила себе платье под негодующим взглядом бабушки.
— Если ты хотела потратить деньги, Луиза, то я думаю, ты могла бы потратить их на нашу семью. Я бы позволила тебе купить то платье из коричневого поплина за этот соверен, хотя оно стоило не меньше пяти, когда было новое.
— Но ведь ты сказала, бабушка, что не хочешь трогать свои запасы.
— Да, если я при этом ничего не получаю, Луиза. Но ты могла бы быть таким же покупателем, как и другие, за исключением того, что я могла бы сделать тебе скидку.
— Но на нем спереди так много пятен от вина, бабушка, и несколько маленьких прожженых дырочек на рукаве, как будто от сигары.
— Не следует так пренебрежительно относиться к этому платью, раз уж ты потратила где-то свои деньги.
— Кроме того, папа сказал мне купить новое платье и вообще отстань от меня, — сказала Лу грубо.
Да, изучение Шекспира пока не совсем смогло изменить язык повседневного общения в семье.
— Раз уж твой отец был так щедр, то он мог бы лучше заплатить по счетам за воду, — заметила миссис Гарнер язвительным тоном, — это давно пора сделать.
Во время своего очередного визита к Гарнерам мистер Лейбэн был приятно удивлен появлением Лу в ярком голубом платье. Этот цвет напомнил ему тот голубой шелк, чье музыкальное шуршание он так часто слышал на Фитсрой-сквер. Он посмотрел на нее с виноватым видом и начал рисовать без обычного промедления.
Луиза была разочарована. Она ждала, что он скажет что-нибудь о ее новом одеянии не потому, что он имел привычку говорить ей комплименты, а потому, что новое платье было для нее слишком большим событием и Луиза не ожидала, что оно может пройти незамеченным. Девушка расположилась в привычной для нее позе, но ее нижняя губа задрожала в какой-то момент, и она была похожа на ребенка, который вот-вот готов расплакаться.
Вдруг Уолтер резко прекратил работу, но вскоре как-то сник, казалась странной такая перемена в его, характере, наконец, отбросил свою кисть и пробормотал восклицание, которое могло быть чем угодно.
— Бесполезно, — сказал он раздраженно. — Я не могу рисовать вас в этом ярком голубом платье. Цвет лица от этого совсем никуда. Я должен немедленно достать платье в классическом стиле. Могу взять такое у театрального костюмера.
— Вам не нравится голубое? — запинаясь спросила Луиза.
— Для определенного цвета лица, нравится, но не для вашего. Что заставило вас надеть это платье сегодня?
— Оно новое, мой отец дал мне его. Я думала, вам такое платье понравится больше, чем то старое, которое я всегда ношу. У меня не было ни одной новой вещи за два года.
Слабое всхлипывание последовало за этим признанием, и разочарование Лу нашло себе выход в слезах. Это прекрасное голубое платье, которое она шила в ночные часы, когда кругом была непроницаемая тишина, нарушаемая изредка бродячими котами на Войси-стрит, эта ластовица, выкройка, элегантный разрез, правый рукав и левый рукав, в которых уже запутался ее мозг, все это было названо «сверкающая голубая штучка» тем, чье мнение было для нее особенно дорого. Луиза мечтала, что сможет появиться перед ним обновленным существом в этом новом платье, подобно тому, как бабочка освобождается от кокона, в котором она была закована.
Такое, похожее на детское, всхлипывание и полные от слез глаза сильно тронули мягкое сердце Уолтера. Он бросился к ней через комнату, стал ласково утешать ее, говорил что-то успокоительное и притянул ее к себе с братской нежностью.
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
