Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 39
- Предыдущая
- 39/104
- Следующая
— Ты не устал, дорогой папа?
— Нет, малышка, не более, чем обычно.
— Это звучит так, как будто ты всегда усталый, — сказала встревоженно девушка.
— Ну, дорогая, я вовсе не претендую на то, чтобы быть таким же здоровяком, каким я был лет десять тому назад в Австралии. Но я собираюсь развлечься сегодня немного, так что не будь, пожалуйста, такой несчастной, моя хорошая. Чтобы ни случилось в жизни, помни, что мои последние дни были счастливыми, и что именно ты их сделала радостными, всегда помни это.
Флора бросилась с рыданиями ему на грудь.
— Папа, папа, ты разбиваешь мое сердце, когда говоришь так, как будто у нас не будет еще многих счастливых лет, как будто бы Бог может быть так жесток, чтобы разлучить нас.
— Мы никогда не должны называть Бога жестоким, — сказал Марк важно. — Помни его, который знал большую скорбь, чем человеческая печаль, и не жаловался при этом.
Девушка вновь разрыдалась и еще сильнее сжала отцовскую руку.
— Однако, — сказал Марк Чемни весело, — я хочу сказать, что когда настанет наше расставание, то раздастся звон свадебных колоколов. Кроме того, для тебя не будет большого горя расстаться со мной, если ты останешься с любимым мужем.
— Нет, папа, ни один муж не сможет увести меня от тебя. Если кто-то и захочет взять меня замуж, то должен будет жить в доме моего отца. Но я маленькая бедная девочка и не думаю, что кто-нибудь захочет жениться на мне. Я чувствую себя так, как будто была рождена для того, чтобы стать старой девой. Видишь, как я люблю канареек. Это плохой знак.
Марк Чемни громко рассмеялся тем мягким смехом, который ни боль, ни слабость не смогли изменить.
— Почему, малышка, ты думаешь, что я слеп? Ты полагаешь, что я не вижу ваших отношений с Уолтером?
— Папа, — сказала Флора серьезно, — я ему совсем не интересна.
— Тогда я не понимаю, что значит «не интересна».
— Действительно, папа, ты сильно ошибаешься. Я ему, конечно, нравлюсь, возможно, как младшая сестра, но не более того, я это точно знаю.
— Ошибаюсь! Хм! Как будто мои глаза не более остры, чем твои. Зритель обычно больше всего видит в игре, Флора. Но, может быть, он тебе не нравится?
Флора молчала. Отец смотрел на ее милое молоденькое личико, залитое румянцем, с закрытыми глазами и слезами, блестящими на ресницах.
— Ладно, дорогая, я не прошу ответа. Будущее покажет, кто из нас был прав. И, пожалуйста, никаких серьезных разговоров больше на сегодняшний день. Тебе понравилось путешествие сюда, малышка?
— Да, папа, все кругом было такое прелестное.
— И Олливент — отличный спутник, не правда ли?
— Прекрасный, папа. Я почувствовала небольшую досаду сначала, когда мы только выехали.
— Из-за того, что Уолтер был не рядом?
— Я не сказала этого.
— Ну, конечно, нет, малышка.
— Но доктор Олливент так чудесно говорил, что я не могла не заинтересоваться. Кажется, он все знает и все понимает, и он такой задумчивый и добрый. Я больше никогда не буду сердиться на него, папа.
— Я очень рад слышать это, Флора, ведь Олливент и Лейбэн — наши единственные друзья. Давай, пожалуй, здесь устроим место для привала. Те двое подойдут к нам вскоре.
А те двое, оставшиеся позади, чтобы позаботиться о лошади, сейчас несли корзину с провизией. Выбранное Марком для пикника место оказалось маленькой опушкой, с которой через склонившиеся ветви деревьев широко обозревалась местность. Рядом с ними весело журчала речушка с прозрачной водой, на сыпучих берегах которой величественно возвышались высокие сосны, дающие тенистую прохладу, Здесь Марк расстелил свой меховой плед и комфортно растянулся на нем, в то время как Флора, взобравшись на маленький холмик, своим мягким сопрано звала носильщиков корзины, дабы те не смогли заблудиться. Доктор и Уолтер появились почти сразу же, корзина была разобрана с тем весельем, которое обычно сопровождает пикники. Это было полное умиротворение, праздник души, а его участники были весьма темпераментными людьми.
Доктор Олливент — серьезный врач, человек зрелый, признанный авторитет в лечении сердечных болезней, возраст которого предполагал серьезное поведение, был сегодня веселее и счастливее всех собравшихся. В маленькой бутылке «La Rose», содержимое которой мужчины поделили между собой, совсем не было того количества алкоголя, которое могло бы само по себе развеселить человека, здесь же радость была искренней, и Марк восхищенно смотрел и слушал, пока Флора и доктор разговаривали. Уолтер, напротив, был более задумчив, чем обычно. Он думал о той поездке с Лу, и это воспоминание вызывало в его пылкой душе восторг. Он вспомнил, как она говорила о лесе. Было бы так восхитительно увидеть ее темные сверкающие глаза, выражающие восторг при взгляде на эти широкие холмы и долины, на свежую зелень деревьев.
Но это была тщетная мысль. Лу оказалась в школьной тюрьме под суровым надзором мисс Томпайн и никогда больше они не проведут праздник вместе.
Мысль о ее заточении, о ее последнем умоляющем взгляде разволновала художника. Он едва слышал молодой звонкий голос Флоры и степенный голос доктора. Он начал чувствовать, что устает от этой праздной жизни, устает, несмотря даже на обаяние природы. Уолтер с улыбкой отвернулся от доктора Олливента, удивляясь тому, как этот человек с повышенными требованиями к интеллектуальному времяпрепровождению, способен, находить интерес в таких дурашливых удовольствиях.
Марк Чемни заметил настроение художника.
— Что случилось с вами, Уолтер. Вы похожи на тех пожилых мужчину и женщину в барометре — когда один исчезает, другой появляется. Ваше настроение, Уолтер, было вчера весьма радостным, но сегодня Олливент здесь и оно, кажется, упало до нуля.
— Я не такой ученый, как доктор, — усмехаясь, сказал художник, — и я не способен просветить мисс Чемни на предмет традиций в лечении лекарственными травами и на предмет предрассудков с тем красноречием и эрудицией, которые отличали речь мистера Олливента сегодня утром.
«Ревнивец! — подумал довольный Марк, — Бедный юноша! Он совсем влюбился в мою маленькую девочку и ревнует даже к Олливерту».
— У меня нет страсти к старинным церквям, но я вскоре вернусь и взгляну на нее. Мы ведь не торопимся с отъездом, я полагаю?
— Нет, мы можем оставаться до пяти, — ответил Марк, глядя на свои часы, — сейчас только три. У вас есть пара часов, молодые люди, чтобы развлечься так, как вы хотите. Я же геээволю себе вздремнуть.
Он комфортно устроился на пледе при помощи Флоры. Она ничего не забыла, что могло бы послужить ему удобством. Флора положила ему надувную подушку под голову и укутала его мягким шотландским пледом с шерстяными кудряшками.
Не раз она взглянула на Уолтера, стоя на коленях перед ложем отца. Она тоже хотела бы побродить среди тех зеленых холмов; но ей никто этого не предложил. Флора чувствовала, что это плохо с его стороны — оставить ее; все наивные мечты отца казались ей теперь еще наивнее.
«Только вчера я думала, что небезразлична ему», — говорила она себе с печальным смирением.
Уолтер зажег сигарету, небрежно кивнул своим спутникам на прощание и удалился, обещая вернуться через час.
Марк собрался ложиться спать.
— Тебе лучше взять мою малышку с собой в церковь, — сказал он доктору, — думаю, что этот приятель не вернется до тех пор, пока; нам не надо будет отправляться. Он ушел обдумывать свои грандиозные идеи по поводу новой картины.
Флора тихо вздохнула. Да, возможно, так оно и было. Настоящие художники должны быть иногда вдали ото всех, в облаках. Пожалуй, не стоило обижаться на Уолтера за его желание побродить в одиночестве.
— Так мы пойдем и посмотрим старую церковь? — спросил доктор Олливент после нескольких минут тишины. Но Марк уже уснул к тому времени.
— Если вы желаете, — сказала Флора, выходя из задумчивости. — Только если вы считаете, что с папой ничего не случится здесь.
— Я не думаю, что ему может грозить какая-нибудь опасность. Здесь нет суровых восточных ветров. Мы можем спокойно оставить его на полчаса, кроме того, мы услышим, если он нас позовет.
- Предыдущая
- 39/104
- Следующая
