Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 41

• Предыдущая
• 41/104
• Следующая

— Стыдно вам, что вы так говорите о нем, стыдно, малодушно говорить о нем в его отсутствие. Мистер Лейбэн ничего не значит для меня, самое большее — он мой друг, но мне не нравятся люди, которые говорят плохо о моих друзьях.

— Тогда я вам не нравлюсь, Флора?

— Да.

— Очень жаль, что так.

— Вы мне не нравитесь, когда становитесь недобрым и несправедливым, — сказала Флора, слегка смягчаясь. — Конечно, я не могу совсем вас ненавидеть, вы ведь папин друг, да и доктор. Возможно, у вас в руках ключи от его жизни и смерти. О, будьте добры к нему, позаботьтесь о нем. Не наказывайте меня пренебрежительным отношением к нему.

— Ужели я совсем негодяй? Если бы вся моя оставшаяся жизнь могла продлить хоть на год жизнь вашего отца, отмеренную ему Богом, то я бы пожертвовал ею для вашего счастья так же легко и свободно, как если бы это была чашка воды, поднесенная измученному жаждой путнику. Чем бы я только ни пожертвовал, чтобы только видеть вас счастливой с другим. Положа руку на сердце, если бы я думал, что Уолтер Лейбэн тот человек, который может сделать вас счастливой, то эта нелепая просьба, произнесенная сегодня, осталась бы невысказанной. Я бы закрыл рот на замок. Ни искушение, ни даже вид ваших слез, не смогли бы вывести меня из непоколебимого молчания. Я бы ушел в могилу, вспоминая вас в последний час своей жизни, но с невысказанной любовью. У меня достаточно силы, воли и смелости для этого, Флора.

— Я думаю, вы смелый и хороший человек, — ответила девушка, смотря на него удивленными глазами, благоговея перед глубиной и силой его чувств. — Вы слишком добры, чтобы сделать меня несчастной разговорами о такой неразумной любви, неразумной, потому как я недостойна ее.

— Нет, вы более чем достойны. Чему еще может поклоняться мужчина на свете, как не молодости и невинности? Моя нежная фиалка, свежая и яркая, с капельками утренней росы на лепестках — вот кого я вижу ввас, но не расцветшую красную розу, любующуюся своей красотой в свете дня. О, Флора, можете вы сделать выбор между наигранными, непрочными фантазиями Уолтера Лейбэна и любовью, такой сильной, как моя. Увы, вы не знаете от сколь многого я отказываюсь ради вас, я, который так жестко распланировал свою карьеру, где так мало места было для такой всепоглощающей страсти. Я никогда не думал, что любовь может быть так необходима мне до тех пор, пока не встретил вас, вы разбудили спящую душу, Флора, вы должны помочь ей. Не отталкивайте это чувство от себя, чтобы погубить его в безразличии мира. Для меня не существует промежуточных вариантов между счастьем и отчаяньем, блаженством быть любимым вами и жалким существом без вас.

Его слова, казалось, черпают свое глубокое значение из огня его черных глаз, он был весь во взгляде и в движении — рука сжала кисть Флоры железными тисками, вены на ней вздулись, и каждый мускул его был напряжем.

Физиологи не смогли бы найти лучшего проявления возбужденного состояния мужчины, чем вид этой крепкой, твердой руки. Он был человеком, способным противостоять невозможному, по и быть безрассудным, если это потребуется.

— О, Боже, — воскликнула с жалостью Флора, — я не знаю, что сказать, я не знаю, что делать. Это такой удар для меня — услышать то, что вы сказали, доктор Олливент, я ведь всегда почтительно смотрела на вас и была благодарна за то, что вы сделали папе. Я прошу вас никогда не возвращаться к этому дикому разговору. Давайте забудем то, о чем вы сейчас говорили. Я думаю, вы станете счастливым, найдете себе хорошую, умную жену, которая подойдет вам больше, чем простая, никчемная девушка, такая, как я.

— Флора, если бы я был первым, если бы вы никогда не знали Уолтера Лейбэна, была бы у меня тогда надежда? — спросил он в отчаянии, пропуская мимо внимания ее маленькую мудрую лекцию.

— Боюсь, что нет. Вы ведь видите, что гораздо старше меня, я не думаю, что могла бы подумать подобным образом, даже если бы…

— Даже, если бы вы не любили Уолтера Лейбэна, — сказал доктор.

— Вы не имеете права говорить так. Вы знаете, что мистер Лейбэн ничего не значит для меня.

— Бог свидетель, он никогда не мог бы быть кем-либо большим, чем является сейчас.

— Это не имеет никакого отношения к моим чувствам к вам! — воскликнула Флора возмущенно.

— Все это было только для вас, — проговорил доктор угрюмо.

Он поднялся с зеленого холмика, на котором стоял на коленях все это время у ног девушки, держа ее нежную кисть в своей сильной руке и вынуждая выслушать его до конца. Хмурый взгляд застыл на его окаменевшем лице, отвернутом от Флоры. Это был конец. Он сказал все, что мог. Он не знал больше, как умолять ее. Его слабая надежда — тусклый лучик, который оживлял его до сих пор, — погас навсегда.

Он не злился на Флору за ее отказ.

Та сильная любовь, которую он питал к ней, хотя бы и такая страстная, не была той любовью, в которой неудача и разочарование могут изменить ее до ненависти. Он мог чувствовать отвращение к своему счастливому сопернику, но к Флоре у него не было других чувств, кроме нежных.

Она стояла, едва смея взглянуть на него, в то время как доктор отошел от нее на несколько шагов. Она была сердита на него за такое пренебрежительное отношение к Уолтеру, и в то же время жалела за безрассудную любовь. Никогда ранее она не видела печаль или страсть мужчины. Ей казалось, что она столкнулась лицом к лицу с представителем странного мира. Девушка чувствовала жалость и удивление одновременно.

— Флора, — произнес легкий и веселый голос.

Она повернулась, слегка вздрогнув и издав слабый возглас радости.

— О, Уолтер, это вы?

— Да, я довольно долго бродил и вернулся, чтобы показать вам церковь.

— Вы очень добры, — ответила Флора с достоинством, — я уже увидела ее, а сейчас собираюсь вернуться назад, к папе.

Она забыла его странный поступок как только увидела его. Было так здорово слышать его голос, видеть его искреннюю улыбку после ужасного вида доктора Олливента в тот момент, когда он отвернул свое хмурое лицо от нее.

— Тогда, может быть, вы покажете мне церковь? Я пришел сюда с намерением увидеть ее, ведь чтобы оценить что-то, надо узнать это. Таковы последствия пикника, путешествие было восхитительным, ленч тоже, как всегда, достойный, но лев после насыщения, как правило, весьма скучный зверь.

— Я не думаю, что вы сможете посмотреть церковь, если только не найдете дверь вовнутрь оставленной случайно открытой. Мужчина, у которого от нее ключи, ушел домой, а живет он в трех милях отсюда. Он нам так сказал.

— Какой разговорчивый оказался! Будем считать в таком случае, что с церковью ничего не вышло. Есть ли какие-либо замечательные сооружения на церковном дворике?

— Да, маленький плохонький обелиск в память о пейзажисте, чья нация могла бы удостоить его более достойным памятником, — сказал доктор Олливент, поворачиваясь к молодым людям. — Сходите на его могилу, мистер Лейбэн, и посмотрите, как легко даже слава может быть забыта. Его картины вызывают много чувств у людей, но сильно заросла травой насыпь, под которой он сшит и которая находится на западном склоне холма, где так красив закат солнца, много раз изображенный на его картинах.

Ничего в спокойном голосе доктора не выдавало бурных событий последнего получаса. Он умел контролировать свои эмоции. Какой же сильной должна была быть та весенняя страсть, открывшая шлюзы столь бурному потоку чувств.

Вместе они отправились смотреть могилу художника, найденную случайно доктором Олливентом среди скромных памятников деревенских ремесленников и фермеров. Послеполуденное солнце освещало землю своим золотистым светом.

— Я бы хотела вернуться назад, к папе, — сказала Флора. — Он, должно быть, проснулся уже.

— Тогда мы пойдем к нему. Какая вы бледная, Флора! — воскликнул художник, — старинная английская церковь так подействовала на вас?

— Я действительно чувствую себя слегка усталой.

— Бедный, маленький хрупкий цветок! А я был на вершине того холма и совсем не чувствую усталости от путешествия.

• Предыдущая
• 41/104
• Следующая