Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 50

• Предыдущая
• 50/104
• Следующая

Последнюю неделю доктор Олливент был очень бдителен к каждой новости с моря. Он собирал все местные газеты и тщательно изучал статьи, связанные с несчастными случаями на воде. Волны вынесли не менее трех жертв на западном побережье за этот период, и доктор Олливент проделал много миль, чтобы изучить их останки. Но ни один из утонувших не имел даже отдаленного сходства с Уолтером Лейбэном. После такого рода мрачных опознаний доктор возвращался в Брэнскомб с некоторым облегчением.

Может быть, море навсегда спрятало тело художника. Снова и снова он размышлял над своим поведением в тот роковой день и понимал, что его единственно слабое место — это молчание Джарреда Гарнера, за которое, возможно, придется платить. Доктор прекрасно знал, что сошедшись с этим мужчиной, вставшим между ним и законом, он тем самым распрощался со своей прежней жизнью. Но при всем этом доктор думал о том, как же он все-таки смог так поступить. Он должен был признаться в той яростной схватке, признаться в том смертельном ударе. А как же быть с его профессиональным статусом после такого признания? Какой бы был у него тогда шанс на отношения с Флорой? Сказать правду, значило потерять все, а правда ведь не могла помочь мертвому.

Таким образом, после столь длительных размышлений, он сказал себе, что если бы даже у него было гораздо больше времени для раздумий, то он вряд ли решился бы сделать что-либо по-другому. Тот странный бродяга довольно верно подметил возможные последствия. Беспокоиться о мертвом художнике — значило обрекать себя на погибель. Настоящее его положение было унизительно двойственным. Но доктор был обязан выбирать между уступками своей совести и потерей всего, что было дорого ему.

Прошло уже десять дней, а мистер Чемни был все еще в неведении относительно судьбы Уолтера. Флоре стало хуже, она становилась слабее, теряла интерес к жизни. У нее не было жара. Бред не путал ее мыслей и не заводил Флору в темный лес нелепых образов. Она лишь лежала, отвернувшись к стене, отказываясь от еды, и едва отвечая даже тогда, когда отец разговаривал с ней; казалось, она тихо уходит из жизни.

Доктор Олливент настаивал на отъезде из Брэнскомба, у нее пока еще было достаточно сил для путешествия, но еще немного и могло быть поздно.

— Тебе не следует возвращаться обратно на Фитсрой-сквер, — сказал он Марку, — все там сможет напоминать ей об Уолтере Лейбэне. Вам следовало бы снять хорошие комнаты рядом с Кенсингтоном, где мир бы выглядел более светлым и ярким для нее. Такой изящный цветок, как она, только расцветет при таких приятных условиях.

— Я сделаю все, что ты считаешь нужным, — ответил Марк беспомощно, — только не дай ей уйти от меня. Я не думал, что такая потеря может коснуться меня, у которого так мало времени осталось для жизни. Мне кажется, что моего пребывания на этой земле вполне достаточно для того, чтобы я мог пережить всех, кого люблю.

— Не будь таким разбитым, Марк, ты еще увидишь свою дочь, полную сил. Хочешь, я пошлю своей матери телеграмму и попрошу ее снять для вас прекрасные комнаты рядом с Кенсингтонскими садами. Она сделает все, что я скажу ей.

— Хорошо, Олливент. Мы отправляемся завтра, если ты считаешь, что так будет лучше.

— Я смотрю на это, как на единственную надежду сделать ее вновь радостной. Разумеется, как только мы приедем, она будет некоторое время грустить, но образы, вызываемые ее исчезнувшим возлюбленным, вскоре сотрутся.

Доктор съездил в Лонг-Саттон и отправил телеграмму. Ее текст был составлен очень продуманно, с тем, чтобы в будущем его пациентке мог быть обеспечен полный комфорт и все условия для выздоровления. Комнаты должны были быть веселыми и светлыми, обращенными на южную сторону, если это возможно, и расположенными в пяти минутах от Кенсингтонских садов, а также прекрасно обставленными, не в пример убранству прежнего жилья Марка. Миссис Олливент предстояло немало поработать, чтобы найти такого рода апартаменты.

Когда о предстоящем путешествии было объявлено Флоре, то возникли некоторые трудности. Девушка поднялась на кровати с необычайной живостью и с гневом повернулась к доктору.

— Что, — воскликнула она, — оставить Брэнскомб до того, как мы узнаем, что же случилось с Уолтером? Я не думала, что вы так жестоки, доктор Олливент.

— Вы думаете, что я совсем не пытался найти его, Флора? — спросил доктор.

— Я не знаю, но еще слишком рано уезжать. Было бы бессердечно уйти и оставить его погибать, возможно, он потерялся где-нибудь в лесу. Местные жители не будут беспокоиться о нем, когда мы уедем.

— Позволь мне сказать ей несколько слов наедине, — проговорил доктор, обращаясь к Марку, стоящему рядом с кроватью и смотрящему на дочь с отчаянием.

Он повиновался своему старому школьному приятелю, не сказав ни слова, и тихо покинул комнату, ожидая развязки событий.

— Можно сказать вам правду, Флора? — спросил доктор Олливент, когда они остались наедине.

— Конечно, чего я могу еще желать, как не правды? — сказала она нетерпеливо, ее глаза, обычно такие мягкие, сверкали гневом.

— Тогда поверьте мне, было сделано все, что можно было сделать. Даже если бы мы остались здесь еще на год и потратили все состояние вашего отца на поиски, то мы бы не добились большего. По всем вопросам расследования данного происшествия было сделано все возможное. Либо мистер Лейбэн уехал из-за своих интересов, либо море поглотило его. Последнее кажется мне наиболее вероятным.

— Почему я не захотела, чтобы он пришел сюда! — воскликнула Флора. — Это была моя вина, что я не позаботилась о том, чтобы он остался. И он направился к своей смерти.

— Флора, — сказал доктор, беря ее маленькую горячую руку, — был ли мистер Лейбэн единственным человеком, которого вы любили?

— Как вы можете задавать мне такой вопрос, когда у меня есть папа, которого я люблю всем своим сердцем.

— Любите? Однако вы ведете себя, так, как будто бы мир заключается в одном Уолтере Лейбэне, как будто отцовские печаль и беспокойство безразличны вам. Вы лежите на этой кровати, отвернувшись лицом к стене, и позволяете себе отчаиваться из-за того, что один мужчина ушел из жизни, забывая о том, как вы разбиваете сердце вашего отца, что вы просто убиваете его.

— Доктор Олливент, как вы можете так говорить? — воскликнула Флора испуганно.

— Я говорю вам только правду. Вы знаете, что ваш отец болен, что его жизнь держится на волоске, но вы не знаете, как ему плохо сейчас и как тонок этот волосок. Настоящую правду о его здоровье тщательно скрывали от вас. Но сейчас тот момент, когда вам бы следовало знать худшее. Для вашего отца любого рода печаль и беспокойство полны опасности.

— А что со здоровьем моего отца? Скажите мне все.

— Хроническая сердечная болезнь.

Флора бросилась на подушку и зарыдала. Ее потерянный возлюбленный ушел на второй план; тень возможной более тяжелой и глубокой утраты нависла над ее сознанием. Тупое чувство отчаяния пришло к ней. Была ли она обречена на то, чтобы потерять все, она, для которой две недели назад жизнь казалась такой прекрасной?

— И не существует никакого лекарства? — наконец спросила она, отрываясь от подушки и поворачиваясь к доктору заплаканным лицом. — Вы такой умный, вы действительно можете вылечить его.

— Время чудес прошло, Флора, но ничего, кроме чуда, не сможет помочь вашему отцу. Он знает это так же хорошо, как я. То, что я смогу сделать своим мастерством для того, чтобы продлить его жизнь, я сделаю, вы можете быть уверены в этом. Но то, как вы вели себя последние десяти дней, как будто рассчитано на то, чтобы перечеркнуть все хорошее, чего я смог добиться, более того, это может иметь фатальный эффект.

— О, какой жестокой я была, не подумав о своем отце — самом дорогом и любимом человеке на свете, которого я люблю больше, чем жизнь!

— Ваша печаль заставила страдать его. Ваши отказы от еды, ваше молчание, упрямство — не самые приятные вещи. Как это должно было мучить его. Каждая боль, которую вы нанесли этому слабому страдающему сердцу, приближала его на шаг к могиле.

• Предыдущая
• 50/104
• Следующая