Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Дашко Дмитрий - Страница 9

Янычар глянул на свои видавшие виды вахруши и снова посмотрел на ногу генерала. В памяти неожиданно всплыла скабрезная присказка, услышанная ещё в военном училище от острого на язык старшины роты:

«Хорошо тому живётся, у кого одна нога: и з… меньше трётся, и не надо сапога».

Сдерживая лезущую на лицо неуместную улыбку, капитан откинулся на гудящую стенку и прикрыл устало веки.

За отлично проведённую операцию группе дали недельный отдых с разрешением провести его в тылу. На таких радостях Негатив категорически отказался отправляться в госпиталь, заявив, что на отдыхе ему будет гораздо лучше, он клятвенно обязуется выполнять все предписания врачей, только отпустите.

Астроном на деньги не поскупился. Он остался весьма довольным результатом рейда: видимо, очень уж нужен ему был этот диск. О безногом Тарасевиче поинтересовался лишь раз и то, скорее, для порядка.

Деньги, как ни странно, ещё имели хождение во время этой чёртовой войны, расколовшей страну. Те самые российские рубли как денежная единица продолжали использоваться и оппозиционерами, и федералами. Правда, обесценились в разы, но в качестве платёжного средства принимались везде.

Чем можно заняться в неглубоком тылу, практически в прифронтовой полосе в условиях скоротечного отпуска, который пролетит как один день, потому что тиски усталости едва начнут отпускать душу как раз к его окончанию? Правильно. Взять побольше водки, жратвы, оккупировать одну из ещё работающих, как это ни странно, саун с номерами, да найти пятерых сговорчивых девчонок посимпатичнее.

Девчонки тоже никуда не делись. Конечно, они не ходили уже по улицам в мини-юбках, не посещали пропавшие бутики, не сидели за большими уличными витринами в тоже пропавших кафе, не ездили по запруженным дорогам в своих «букашках», седанах, кроссоверах и джипах. Они просто стали жить и выживать по-другому, в условиях войны. Многие оказались на передовой, вытаскивая с поля боя окровавленных израненных солдат и офицеров; в госпиталях, своей заботой, женской лаской и чуткостью вытаскивая бойцов с Того Света; у станков на заводах, переориентированных на нужды проклятой никому не нужной войны.

Но остались и те самые, никуда не делись. Сейчас весёлая компашка этих дам полусвета с визгом плескалась в небольшом бассейне. А пятеро молодых мужиков – самому старшему, Янычару, всего двадцать восемь – в расслабленных позах, с небрежно наброшенными на обнажённые крепкие тела простынями, сидели за столом с батареей бутылок водки и вина, да всякой едой, что удалось раздобыть в полуподпольных магазинах прифронтового города.

Шёл пятый день отпуска, когда немного уже отпустило, когда женское тело перестало вызывать дикое ненасытное желание, когда выработанное на уровне подсознания ощущение постоянной опасности уже не такое острое, когда… В общем, когда мир. Пусть такой, пусть обманчивый, но мир в отдельно взятой сауне, а за её пределами тревожно замер опустевший, живущий войной город.

Говорить особо было не о чем, разговоры на мирную тему как-то не шли на язык. Тот мир остался далеко позади. Шла война. Парни молчали, погружённые в свои мысли, ничуть не беспокоясь тем, что разговор не клеится. Для единения они не нуждались в бесконечной, подогретой алкоголем болтовне.

Негатив, ловко орудуя правой ладонью, сооружал из плова конусовидную башенку, водрузив сверху чёрную маслину. Остальные снисходительно наблюдали за его «впадением в детство», думая о своём.

Лейтенант Рустам Мамбеталиев, глядя на плов и ощущая его вкус во рту, вспоминал родовое село в Дагестане.

Грянувший в России кризис не миновал и его селения, расположенного в горах, где ничего не меняется веками, где опять вспыхнула война, охватив седой Кавказ.

Рустам по убеждению не принимал ничьей стороны, но пришли боевики, их блокировали федеральные войска, обещавшие старейшинам не трогать села и фактически сровнявшие его с землёй за пособничество местных сепаратистам.

Вначале как положено – переговоры, то, сё… С местными федералы только для виду либеральничали, но при любой возможности вообще не церемонились. С Рустамом однажды обошлись очень жёстко. Его остановили пьяные контрактники, угрожая автоматами, заставили встать спиной к дереву и натравили овчарку. Он отбивался, как мог. Спас бушлат, рукава собака изорвала в клочья. В конце концов, его отпустили.

Дальше – хуже. Начались артобстрелы, а потом и авианалёты.

Сначала погиб младший брат – пятилетний мальчик. Рустам с матерью собирали его по частям, отмывая окровавленные куски водой и слезами…

Потом погибла мать, тоже от разрыва снаряда.

Дедушка взял старое ружьё и пошёл мстить.

Его застрелили сразу у околицы, как только увидели вооружённого «чеха».

Отец умер незадолго до начавшейся войны и не видел этого кошмара.

Рустам остался один.

Он вслушивался в разрывы снарядов и бомб, боясь смерти и желая её одновременно.

Желание жить и отомстить пересилило все остальные.

Трагические события в жизни молодого парня, потерявшего всех родных, по-другому заставили взглянуть на мир, а вернее, уже войну, навсегда поселившуюся в юной душе горца.

Страна к тому времени уже раскололась на два лагеря.

Он, возненавидевший федералов и не приемлющий мировоззрения боевиков, ушёл к оппозиционерам. Там Рустам вступил в армию, прошёл отбор в спецназ, где проявил хорошие способности, был замечен командованием и отправлен на офицерские курсы, вернувшись в часть младшим лейтенантом.

Потом были разные спецоперации, где Мамба получал профессиональные навыки, оттачивая мастерство спецназовца.

Лейтенантские звёздочки он получил быстро.

В части Рустам сдружился с Беком и Негативом. Парни многому научили своего нового товарища.

Группа из них получилась слаженная, эффективно работающая. Без дела такие спецы не сидят, не прохлаждались и они, выполняя сложные и опасные приказы командования.

Старший лейтенант Ринат Кубаев вспоминал, как с женой ел башенку из мороженного, посыпанного шоколадом, в том проклятом кафе.

В отличие от остальных, он когда-то был женат на самой красивой девушке Казани – Венере Алачевой.

Стройная гордая девушка с нежным лицом правильной формы, с длинными до пояса тёмными прямыми волосами, светло-карими глазами, сводившая с ума парней, свела с ума и его, курсанта Московского общевойскового Военного института Военного учебно-научного центра Сухопутных войск.

Будущие супруги познакомились в Москве, когда курсант Кубаев получил очередную увольнительную в город. Пара провела вместе несколько часов, полакомилась мороженым, сходила в кино, погуляла по городу. Увольнительная закончилась и они расстались, договорившись, что Ринат в следующую увольнительную обязательно придёт во Всероссийскую государственную налоговую академию Министерства финансов Российской Федерации и найдёт студентку Алачеву.

Но так и не получилось. То Венеры не было, то и без того с редкими увольнительными не выгорало. Так что ни к чему бы это знакомство не привело, не встреться они снова уже в Казани, куда лейтенант Кубаев, безмерно гордясь новенькими лейтенантскими погонами, прибыл в краткосрочный отпуск после окончания училища.

Узнав друг друга, они стояли на улице, Ринат утонул в её глазах, а выпускница академии Венера Алачева с лукавой улыбкой смотрела на молодого статного лейтенанта.

Потом была свадьба.

Семья невесты вела род аж с тех самых Алачевых – выходцев из казанских татар, упоминавшихся в Москве как дворяне ещё в тысяча шестьсот сороковом году. А семья Рината была обычной, но свадьба детей объединила родителей.

Однажды молодожёны пошли прогуляться. Лучше бы они этого не делали. Сколько раз Ринат поедом ел себя, травя душу. Но изменить ничего уже невозможно…