По следу невидимки - Кузнецова Наталия Александровна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/30
• Следующая

— Где ты его будешь искать? — пробурчал Ромка. — Сначала надо просчитать, куда он мог деться, от беготни по улицам толку мало.

— А поглядите, сколько вон там собак! — Венечка указал рукой на контейнеры, доверху наполненные мусором. Там собралась небольшая собачья стая. — Давайте туда сбегаем!

Не дожидаясь ответа, мальчик бросился к ящикам. А когда друзья к нему подоспели, развел руками:

— Тут только мелкие, больших нет.

В отходах и в самом деле рылись несколько желтых и черно-белых небольших дворняжек.

— Они-то привыкли находить себе пропитание, а Банг, наверное, не знает, как это делать, — вздохнула Лешка.

— Нужда заставит, научится, — буркнул Ромка.

Венечка посмотрел на тусклые окна пятиэтажного дома, за которыми скрывалось жилище Георгия, и потряс кулачком:

— Вот гад, сколько из-за него неприятностей!

На улице давно стемнело, вдруг завыл холодный, совсем не весенний ветер. Ромка взглянул на часы:

— Пошли домой. Сегодня мы уже никого не найдем.

Уроки у Ромки на следующий день затянулись, и в больницу друзья прибыли часам к четырем. В это время посещение больных было разрешено официально, и поэтому они зашли в палату втроем.

— Здравствуй, Оленька. Так вот какие у тебя друзья, — приветливо сказал Матвей Юрьевич. — Арина уже была, жаль, что собак сюда нельзя приводить. А вы Банга видели? Как, по-вашему, он не очень по мне тоскует?

Стараясь не встретиться с Кузнецовым глазами, Лешка поправила волосы:

— Тоскует, конечно, но ведет себя хорошо. Он у вас умный.

— Это правда. Лучший представитель породы. Высота в холке восемьдесят два сантиметра. Доверчивый только очень. У нас племянник маленький гостил, когда Банг еще щенком был, и потому любую агрессию мы старались в нем подавлять. С тех пор он доброжелательно ко всем относится.

— Понятно, — кивнула Лешка и перевела разговор в безопасное русло. — А как вы себя чувствуете? Скоро вас выпишут?

— Мне уже лучше. Но выйду отсюда не раньше чем через неделю, — ответил Матвей Юрьевич, но со щекотливой темы не свернул. — Ужасно не хочется здесь валяться. Погода вроде налаживается, мог бы с Бангом по лесу гулять. На озеро с ним съездить, есть у нас одно свое, заповедное, о нем мало кто знает. — Он вдруг улыбнулся, и лицо у него стало добрым-добрым. — А знаете, я один раз от Банга за большое дерево спрятался, а он не заметил и забегал, заскулил, как ребенок. Испугался, что я пропал. Не знает, глупенький, что я его никогда не брошу и никому не отдам.

Лешка во второй раз слушала, как Матвей Юрьевич рассказывает о своем Банге, и внутри у нее что-то екало и сжималось. Что же с ним будет, когда он все узнает? И что станет думать о ней, о них всех, утаивших от него правду?

Чтобы скрыть свои чувства, она через силу улыбнулась и снова отвела глаза в сторону. Но Матвей Юрьевич успел перехватить ее взгляд:

— А глаза-то у тебя какие! Прямо васильковые! Тебе говорили об этом?

Лешка смущенно пожала плечами. А Кузнецов продолжал:

— Таким же цветом расписан один мой сервиз, изумительно красивый. Твои глаза мне о нем напомнили.

— Это его у вас увели? — встрепенулся Ромка.

— К счастью, нет. Украден другой, красного цвета с узорами, из так называемого восточного ассортимента. Подобные вещи предназначались для продажи в Турции или Персии. В конце позапрошлого века мой предок производил множество традиционных восточных предметов: блюда для плова, пиалы, кальяны… Но этот восточный сервиз был особый, эксклюзивный. Наверное, его изготовили специально для какого-нибудь высокопоставленного лица.

— А соседка ваша сказала, что у вас еще и ценное блюдо пропало.

— И ваза, — вздохнул Матвей Юрьевич. — Вообще-то фарфор моего прадеда предназначался для массового потребителя, но порой появлялись и весьма редкие вещи. А в начале двадцатого века возникли новые дизайнерские идеи. В стиле «модерн» выпускались и вазы, и сахарницы, и чашки, и блюдца. Матвей Кузнецов обращался ко многим известным художникам, даже к Михаилу Врубелю, им и было расписано блюдо, которое у меня украли.

— Жаль, — с сочувствием сказала Лешка. Картины Врубеля она видела, и они ей нравились.

— Очень. Тем более что таких блюд больше нет. После революции все кузнецовские заводы национализировали, продукция стала безликой, а прежние изделия превратились в антиквариат. Мой прадед об этом уже не узнал: он умер раньше, в одиннадцатом году. Этим фактически и завершилась почти столетняя история знаменитого кузнецовского фарфора.

— Интересно, — проговорил Венечка. — Я что-то об этом читал. Вроде начало этой истории было таинственным.

— И даже криминальным, — подтвердил Матвей Юрьевич. — Говаривали, что прадед моего прадеда, владелец небольшой кузницы и мелкий торговец Яков Васильевич, убил и ограбил загулявшего купца, а потом на эти деньги вместе с сыновьями Терентием и Анисимом недалеко от Гжели основал фарфоровый завод. И было это в десятом году девятнадцатого века. А заинтересовался я необычной историей своей семьи совершенно случайно: обнаружил в старом хламе небольшую чашку с клеймом завода Товарищества Кузнецова, стал выяснять ее происхождение, а потом, неожиданно для себя, прямо-таки «заболел» коллекционированием изделий своих предков.

— Но как вор сумел все это пронести? И блюдо, и сервиз, и вазу? Как вы думаете? — перебил коллекционера Ромка. История фарфора его интересовала мало, больше занимала кража.

Матвей Юрьевич покачал головой:

— Не знаю.

— И что, не осталось никаких следов?

— Следы были, то есть грязь с улицы — в тот день шел дождь, а преступник, разумеется, не разулся. Было видно, как он прошел к шкафу с посудой и обратно, а сначала зачем-то долго топтался в прихожей, оставив там кучу песка. Вот отчего я сразу заметил пропажу.

Ромка помолчал, и глаза его заблестели:

— Не переживайте! Мы найдем ваш антиквариат!

— Вы? — удивился Матвей Юрьевич.

— Ну. Для нас это не проблема. Приложим все силы…

Лешка дернула брата за рукав и вскочила:

— Рома! Нам пора. Идем же!

Ромка нехотя поднялся со стула и пообещал прийти еще.

— Буду рад, — улыбнулся коллекционер.

Распрощавшись с новым знакомым, друзья вышли из больницы. С неба полил дождь и вдруг превратился в снежную крупу. Венечка поежился, Лешка подняла воротник своей куртки и толкнула брата:

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Слышал такое выражение? Как ты найдешь сервиз? Зачем давать человеку напрасную надежду?

— Михаил Юрьевич ему не поверил, — вмешался Венечка. — Идемте лучше искать Дожика. Вдруг он до сих пор во дворе Георгия бегает? Или где-то рядом.

— Тогда бы он к себе домой пришел, — возразил Ромка.

— Тогда бы все собаки домой приходили, а не терялись!

— Венечка прав. Я тоже считаю, что его надо искать. Чтобы потом сказать, что мы сделали все возможное, — прервала их спор Лешка.

— И с чего ж вы начнете? — скептически осведомился Ромка.

— Может быть, с ВВЦ, — недолго думая, ответил Венечка. — Санька же сказал, что Банг от него в ту сторону побежал. Значит, мог и от Георгия туда кинуться. А на выставке бездомных собак немало, он мог прибиться к какой-нибудь стае. Мы его найдем, и пока Матвей Юрьевич из больницы не выйдет, он у меня поживет.

— А что, это мысль! — воскликнула Лешка. — Сходим на выставку, а, Рома?

— Завтра, — сказал Ромка. — Сегодня уже поздно. Пока туда дойдем, пока обратно — совсем стемнеет. Да и одеться потеплей надо. Видишь, какая погода? Заболеем — тогда вообще никого не найдем.

— А еще нужно около дома профессора походить, — сказал Венечка. — И около вашего тоже: Лешка ведь дога в вашем районе встретила. И ко мне он мог захотеть вернуться.

— Одним словом, надо пол-Москвы обойти, — хмуро подытожил Ромка, однако Лешка с Венечкой уговорили его часть пути домой пройти пешком. Они заглядывали во все дворы и закоулки, подходили к бесчисленным мусоркам, столкнулись с немереным количеством бездомных псов, но ни один из них не был похож на большого пятнистого дога.

• Предыдущая
• 10/30
• Следующая