Блин – охотник за ворами - Некрасов Евгений Львович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая

И господа владельцы альбомов доигрались. В книжке Блинкова-младшего на этот счет были самые последние сведения. На сегодняшний день альбом Ларисика оказался не одним из пяти, а единственным, не считая маминого!

Владелец швейцарского умер в прошлом году, а его альбом пропал. Французский был продан два года назад с аукциона, и с тех пор о нем никто не слышал. А оба германских альбома совсем недавно поразили какие-то бактерии. Они уничтожили глянцевый слой фотографий. Осталась бумага с мельчайшим порошком серебра, из которого состоит изображение. То есть состояло, а сейчас одни фотографии совсем осыпались, другие попали на реставрацию и неизвестно, будут ли спасены.

Кто как, а Блинков-младший почувствовал за этой историей с альбомами чей-то коварный умысел. Скажешь кому-нибудь, что по книжке раскрыл тайну международной преступной организации, – не поверят. Но сомневаться не приходилось. Восемьдесят лет альбомы берегли как зеницу ока, и вдруг за последние два года четырех из пяти не стало! Такое совпадение не могло быть случайным.

А раз так, то следующей мишенью преступников будет альбом Ларисика!!

Блинкова-младшего так ошеломила эта догадка, что он долго не мог заснуть.

Подушка была горячей и неудобной. Громко тикал будильник. Короткая стрелка на циферблате подбиралась к двенадцати. Родители давно улеглись. Мама отсыпалась за прежние бессонные ночи, а папа заснул с ней за компанию. Свет уличного фонаря лежал на стене ровным пятном, перечеркнутым тенью оконной рамы. В детстве Блинков-младший боялся этой тени. Она была похожа на крест, на котором в кино распяли Спартака.

Мамин альбом лежал на столе. Переплет был из серого дерматина без картинок и надписей. Альбом Ларисика – точно такой же. Ясно: их делали в одной переплетной мастерской. Ведь сам каталог – тонкая брошюрка в бумажной обложке. К ней добавили страницы с фотокарточками и переплели все вместе.

Так, а почему все каталоги без картинок, и только шесть – с картинками? Ну, это простой вопрос. Для публики напечатали много дешевых, а для художников сделали вручную мало дорогих. Судя по всему, альбомов должно быть не пять, не шесть, а больше. Остальные потерялись, ведь с тех пор прошло почти восемьдесят лет.

Блинков-младший вскочил с постели. Он догадался, откуда у мамы шестой альбом!

Доказательство он обнаружил, как только раскрыл альбом. Изнутри на обложке стоял штамп. Блинков-младший видел его и раньше, но не присматривался – кто читает, что написано в библиотечных штампах? А сейчас ему как фотовспышкой в глаза ударило: ох, не библиотечный это штамп! Лиловыми чернилами для печатей оттиснуто: «НКВД СССР. Вещественное доказательство к ДЕЛУ №… Архив №… Папка №… 19…», и черной тушью вписаны номера и год: тридцать седьмой.

Выцветшие синие каракули на первой странице Блинков-младший тоже видел не раз и читал, но тогда они ему ничего не сказали. Какой-то Юрашка дарил какой-то Дашке «сии картинки» (он так написал), «чтоб ты помнила и не грустила». А сейчас, когда выяснилось, что альбом – вещественное доказательство, Блинков-младший сообразил, кто такой этот Юрашка. Юрий Ремизов! Мама говорила, что его расстреляли по ложному обвинению именно в тридцать седьмом году.

Только непонятно, что доказывает это вещественное доказательство. Из-за чего фотографии картин (а не секретных чертежей!) оказались в архиве НКВД? Мама говорила, что Ремизов изобрел какой-то живописный шифр. Может быть, в его картинах зашифрованы секретные сообщения?

Блинков-младший прокрался в прихожую и взял из папиного пиджака на вешалке очки. Они были, как лупы: плюс три. Вдаль смотреть – глаза сломаешь, но если елозить носом по страницам, очки здорово увеличивали.

И он стал елозить. Для начала под прицел папиных очков попала «Композиция из девяноста девяти спринцовок». Она больше всего подходила для передачи зашифрованного текста. Ведь эти спринцовки художник мог нарисовать в нужном ему порядке, имеющем тайный смысл. А, к примеру, «Младенец с наганом» – он и есть младенец: нос на месте, глаза на месте…

Спринцовки были разной величины и располагались без всякого порядка. Блинков-младший промучился с час, пересчитывая и записывая на бумажке, сколько их в каждом ряду, сколько – на каждом квадратном сантиметре, какой у них радиус и какая длина носика. Колонки цифр были очень похожи на шифры какого-нибудь радиста из кино. Только непонятно, что с ними делать дальше.

Потом Блинков-младший понял, что занимался чепухой. Если и был какой-то смысл в диаметре спринцовок, то его не разгадаешь, имея дело не с настоящей картиной, а с ее фотографией. Фотография же меньше и, стало быть, дает совсем другие цифры.

Честно признаться, эта возня надоела Блинкову-младшему. Для развлечения он стал рассматривать в очки что попало. Кожа на руках выглядела жутко: морщинистая, как у слона, с остатками зеленой краски в порах. Казавшаяся гладкой альбомная бумага превратилась в лунный пейзаж с кратерами и торчащими ворсинками. Каждая мельчайшая неровность отбрасывала тень.

Митек повозил настольной лампой вокруг альбома – тени тоже ползли по кругу, как в солнечных часах. Отодвинул лампу на край стола – тени стали длиннее. А если смотреть без очков, ничего этого не видно. Бумага как бумага.

Стоп! На обратной стороне «Спринцовок» была какая-то надпись! Карандаш или ручка немного продавили фотобумагу, но когда свет падал на карточку сверху, этого не было заметно. А теперь лампа стояла сбоку, и каждая выпуклость отбросила тень. Среди непонятных палочек и крючков ясно различались «н» и «о», написанные с обратным наклоном, справа налево. Ну да, надпись же – на обороте фотокарточки, а с лица она видна перевернутой, как в зеркале.

Блинков-младший сходил в ванную за зеркалом и подставил его к альбому. Отражения двух непонятных крючков сразу же прочитались как «р» и «в». Он передвинул лампу. Тени легли по-другому, и стала видна размашистая заглавная буква «С».

В загадочной надписи на обороте фотокарточки не оказалось никакой загадки. «Спринцовки», только и всего.

Он так разочаровался, что сразу же захотел спать. На что мы гробим свою короткую жизнь? На спринцовки! Понятно, что надписи сделал фотограф, чтобы наклеить карточки в том же порядке, в каком перечислены картины в каталоге.

Клюя носом, Блинков-младший из добросовестности прочел остальные надписи. Угадывать плохо оттиснутые буквы было нетрудно, зная, что там должно быть написано. На «Младенце с наганом» – «Млад, с наг.», на «Кавалеристе, явившемся во сне» – «Кав-ст, яв. во сн.», на «Козе с баяном» – «Краскоза с б-ном»…

Так, так! Что за «Краскоза»?! «Красивая»? «Красочная»? Одно ясно: что не «красная». На фотографии хвост и ухо у козы черные, а больше там ничего и нет: хвост, единственное ухо, много глаз и рогов. И на копии, сделанной Алексеем Слащовым, все, конечно, так же. Глаза желтые, мехи баяна – белые. Вообще, Блинков-младший не помнил, чтобы на всей картине был хотя бы один красный мазок.

Он заглянул в каталог. Названия картин были напечатаны на двух языках, немецком и русском. По-русски картина называлась просто: «Коза с баяном». Откуда фотограф взял это «крас»?

Блинков-младший напомнил себе пословицу: «Один дурак может задать столько вопросов, что сотня мудрецов не сумеет ответить». И лег спать.

Преступники будут стараться выкрасть альбом Ларисика. Это в сто раз важнее какой-то там «краскозы»!

Расследование поворачивалось в совершенно другую, неожиданную сторону…

Большая часть преступлений раскрывается по горячим следам, как говорят оперативники, то есть в первые же часы и даже минуты. А потом след остывает. Преступники успевают скрыться и, если не дураки, избавиться от улик. Украденные вещи находят новых хозяев. Подробности выветриваются из памяти свидетелей.

Оперативникам остается работать по версиям, которые показались им незначительными в горячке первых дней. И ждать – может быть, преступник снова проявит себя?

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая