Золотая жила для Блина - Некрасов Евгений Львович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/33
• Следующая

— Сюда! — кричал прижатый Бандурой папа.

Он хотел, чтобы щиты несли к нему, но кавказец не понимал.

— Сэйчас памагу! Рэбенка спасаю! — ревел он и оттаскивал щиты в хвост самолета.

Пашка и Лина распутались и кинулись к папе. Тут самолет завалился на другое крыло, и все повторилось наоборот. Оставшиеся щиты перелистнулись с Митьки на кавказца, Бандура поехала в обратную сторону, папа опять бросился между ней и бортом. Подоспевшие Пашка и Лина рвали Бандуру У папы из рук. Он кричал: «Датчики! Датчики!» — и показывал на шар.

Кавказец сам выбрался из-под щитов и полез в кучу-малу вокруг Бандуры. А Митька развалился на скамейке, положил ногу на ногу и стал смотреть. Он понял, что спасать папу не нужно, а Бандуру все равно не спасти.

Цель зеленоглазых — не люди, а изобретение академика Лемехова. Сейчас они этак невзначай свернут набитый датчиками черный шар Бандуры — и готово. Для этого Сергей Иванович и валяет самолет с боку на бок. Вон он сидит, вцепившись в штурвал. А в иллюминаторе ни грозы, ни урагана — солнышко, дымы горящих торфяников тянутся вверх. С чего самолету болтаться, если только летчик этого не хочет?

Близилась развязка. Пашка уже тянулся к черному шару. Папа хотел ударить его по рукам, но самолет качнуло, и папа полетел на пол.

Дело зеленоглазым испортил кавказец (все-таки наш он человек!). Толстыми волосатыми ручищами он обнял Бандуру с одного бока, папа — с другого, и колесики перестали ездить. Пашка с Линой оказались не нужны. Опустив руки, они вопросительно глядели на Сергея Ивановича. Ну да, в неразберихе можно было как бы нечаянно сломать Бандуру. А что теперь? Ломать нарочно, на глазах у троих свидетелей? Тогда и свидетелей надо…

Блинков-младший сгруппировался для прыжка и нашарил под скамейкой рукоятку кирки или ледоруба. Если кавказец будет за них с папой, то зеленоглазым не поздоровится!.. Сцепиться с Линой при таком раскладе придется ему, Митьке. Он бросил кирку. Бить железкой девушку, которая защищает свой дом-звездолет, — нет, это подло!

Самолет затрясло, как будто он ехал по батарее. Ага, главарь помог своим. Обернулся, кричит. Кавказец подозвал Пашку и, оставив его держать Бандуру, скрылся в кабине.

Минуты две ничего особенного не происходило. Самолет колотился, как припадочный, Пашка держал Бандуру, дожидаясь, пока папа устанет и ослабит хватку.

Из кабины вышел кавказец и стал кричать Пашке и папе. Он ревел, как раненый слон. До Митьки долетали отдельные слова: «Павэл», «садымся», «Лына», какое-то «вар-вар» (авария? Ванавара?). Потом он ясно расслышал, что кавказец кричит «Дмитрий». Митька встал, чтобы подойти поближе. Его сразу швырнуло обратно на скамейку. Трясло так, что удержаться на ногах было невозможно. Лина сидела, остальные за что-нибудь хватались. Митька побрел то по стенке, то ползком, но пока добрался до Бандуры, кавказец успел прокричать все, что хотел.

Мимо пробежали Пашка и Лина, балансируя, как циркачи на проволоке. Пашка волоком притащил из хвоста самолета брезент, который тут же, скомкав, положили под Бандуру. Ее колесики утонули в складках и перестали ездить по полу. А Лина принесла парашют.

До этого момента Митьке почти все было понятно, а потом начался дурдом, или сюрреализм, как говорит ученый папа. Сюрреализм — это когда из привычных вещей составляют непривычные картинки.

Пашка застегивал на Лине парашютные лямки. Это еще можно было объяснить: наверное, Ванавара уже близко, и Лина хочет спрыгнуть на аэродром, потренироваться. Потом началось вовсе нееобъяснимое.

Папа, шатаясь от борта к борту, подбежал к рюкзакам, развязал оба, свой и Митькин, и вытряхнул все из них на пол!

— Что случилось?! — закричал Блинков-младший.

— …вайглу рос…

— Что?!

Балансируя на качающемся полу, папа надевал на него свою большущую оранжевую пуховку и опять кричал свой «вай глу рос». Блинков-младший наполовину расслышал, наполовину угадал: «Не задавай глупых вопросов!»

Интересненько! Напялить на человека пуховку в тридцатиградусную жару — это, по-папиному, не глупо, а спросить, что случилось, — глупо!

Не успел Блинков-младший обидеться, как попал из папиных рук в чьи-то еще. Оглянулся — Пашка. На плечи Митьке легли какие-то лямки; врезаясь в пах, затянулись ремни на ногах. Он испугался: связывают! И сразу же сообразил, что нет, его вторым пристегивают к Лининому парашюту.

Пашка еще что-то поправлял и затягивал, а папа тем временем кидал в свой опустевший рюкзак тушенку, сгущенку, большущий нож, зажигалку, Митькины носки, Митькины трусы, опять носки… Кавказец рядом с ним потрошил Линину сумку, подсовывая папе в рюкзак некоторые вещички, в основном прозрачные и с кружевами. Из серьезной одежды он оставил только куртку.

До Митьки окончательно дошло, что сейчас их сбросят вдвоем, и не на Ванавару, а на дикую тайгу. Парашют не выдержит двоих со всем барахлом. Вот им с Линой и оставляют главное, что нужно в пешем походе: огонь, еду, носки и белье на смену, чтобы ничего себе не натереть и не простудиться.

Пока что все подтверждало Митькину версию. Зеленоглазые хотят избавиться от Бандуры. Разыграли аварию, спасают женщин и детей. А следом выкинут за борт Бандуру — надо же облегчить самолет. Потом, конечно, Сергей Иванович в сложной аварийной обстановке совершит посадку. Еще и благодарность получит. Так что за папу можно не беспокоиться: не станет же Сергей Иванович разбивать самолет вместе с собой!

Блинков-младший уже стоял, весь пристегнутый, чувствуя спиной сквозь пуховку горячую Лину. А Пашка подскочил к самолетной двери. Она не распахивалась на петлях, как все нормальные двери, а целиком вынималась из проема. И вот Пашка, открыв запоры, взял эту дверь за ручки и выбросил из самолета!

Это потрясло Митьку. Если дверь не нужна, значит, авария настоящая, и Пашка не надеется на благополучную посадку. Посадка будет такая, что после нее самолет больше никогда не взлетит.

В пустой дверной проем ворвался вихрь, подхватил вываленные на пол вещи и потащил вон из самолета. Никто не пытался их ловить. Не бойся, — сказала Лина, щекоча Митькино ухо губами. Губы показались ему холодными и твердыми от страха.

— Я и не боюсь! — прокричал Блинков-младший.

Папа хотел с ним обняться, но его оттеснил кавказец. Сунув рюкзак в руки Митьке, он подвел парашютистов к порогу и рявкнул:

— Ногы паджимай!

Блинков-младший послушно поджал ноги и повис на лямках, ожидая, что Лина его не удержит и они выпадут. Но Лина удержала, она сделала шаг, и Митька сразу оказался за бортом самолета. Ветер взъерошил волосы и рванул рюкзак из рук. Он скосил глаза и увидел, что Лину держит за талию волосатая ручища кавказца. Зеленоглазая стояла на самом пороге, носки ее маленьких кроссовок висели над бездной.

Далеко позади, как цепочка диковинных птиц, трепыхались одежки, вытянутые из самолета сквозняком. Что-то Линино висело на хвостовом оперении. Митька понял, что главная опасность — шарахнуться о хвост головой или чем-нибудь еще. Чем шарахнешься, то и проломишь и будешь трепыхаться на хвосте, как флажок.

— Пошел! — рявкнул кавказец.

Блинков-младший почувствовал толчок в спину и плашмя упал на упругий воздух. Он успел подумать, что прыжки с парашютом — это не прыжки, а вываливание…

Над головой со свистом пронеслось хвостовое оперение. Он разглядел маленькое колесико размен ром с мотороллерное.

Рев мотора быстро стихал. Земля была похожа на камуфляж десантника, без всякого порядка заляпанный зеленой и коричневой красками всех оттенков. Глаза искали среди неровных пятен крышу или прямоугольник огорода, но ничего внизу не напоминало о человеке. Стало страшно, и Блинков-младший, чтобы подбодрить себя, заорал во все горло:

— Долог путь до Ва-на-ва-а-р-ы-ы-ы!

— Раскрываю, — предупредила Лина.

• Предыдущая
• 8/33
• Следующая