АББА или Чай с молоком - Воробей Вера и Марина - Страница 2
- Предыдущая
- 2/18
- Следующая
Но дело было не в двойке по русскому языку. Только за это полугодие Ежов умудрился разбить стекло в раздевалке, сломать руку Петрову и отобрать деньги у второклассника с невыговариваемой фамилией Гврткян.
– У него еще есть, – объяснил Ежов. – Я просто взял взаймы.
Однажды Нина Викторовна села на стул. Это был старый, крепко сколоченный стул, обитый красной тканью. «Что это?» – спросила она себя. Откуда-то издалека, откуда-то сверху и снизу, откуда-то слева и справа, пронзая тело насквозь, появилась невыносимая боль. Нина Викторовна вскрикнула. «Ежов», – пронеслось у нее в голове. Н Викторовна села на кнопку.
Что бы ни говорила Нина Викторовна, Ежов не был «опасным бандитом» и «отпетым негодяем»: просто в нем кипела молодая кровь. Он мог поймать на лестнице первоклассника и отвесить ему подзатыльник – просто так. Но при необходимости он мог заступиться на улице за девчонку или отбить щенка у живодеров, не потому, что он был героем, а тоже – просто так.
Когда его не дразнили «ушастым», Коля Ежов был обыкновенным мальчишкой, каких много, веселым и добрым.
Юля опаздывала. Было уже девять. Для важности Коля стрельнул у подвыпивших выпускников сигарету и хотел заложить ее за ухо, как это делают взрослые, но вспомнил о своих оттопыренных ушах. Он закурил но, закашлявшись, бросил сигарету. Искры, разлетевшиеся в разные стороны, в поздних сумерках были похожи на праздничный салют. У входа в6ывший прием стеклопосуды, переоборудованный в ночной клуб, толпились девчонки и мальчишки. Воздух пах духами, приключениями и первыми летними днями. Из-за угла в облаке дыма появилась Вика из седьмого «Б», а с ней – Зуев избывшего одиннадцатого. Ежов стрельнул еще одну сигарету, но, не докурив до половины, снова бросил, и, как первый раз, в разные стороны посыпались искры.
– Эй. – Юля потянула его за рукав.
Н а Юле был черный топ и длинная узкая юбка из пестрой, почти прозрачной ткани. Ее·глаза сияли, а волосы, чудесные волосы настоящего соломенного цвета были распущены.
– Привет! – улыбнулась Юля. Коля ответил не сразу.
Сегодня Юля выглядела особенно хорошо, и все в ней было прекрасно: и волосы, развевающиеся на ветру, и черный топ, и внимательные серые глаза.
Былое решение казаться развязным мгновенно улетучилось. Вместо этого он покраснел, втянул голову в плечи и едва слышно сказал:
– Привет.
Худой и длинный, как каланча, с огромными оттопыренными ушами и багровым от смущения лицом, он, наводивший ужас на малышей, теперь сам был похож на провинившегося первоклассника.
Они стояли рядом и молчали. Ежов озирался по сторонам. Теперь сигарета была бы как нельзя кстати. Юля еще раз отметила, что он не просто выше ее, а выше на две головы. Рядом с ним она чувствовала себя хрупкой и беззащитной. Как ни странно, особенное впечатление на нее произвели его оттопыренные уши и потерянный вид.·В нем было что-то детское и трогательное, что-то, от чего щемило сердце. Ей было мучительно жалко Колю Ежова и страшно хотелось его поцеловать.
Не говоря ни слова, они направились к стоявшему у входа охраннику. Толстый и приземистый, он был похож на маленького бегемота. Освещая охранника неровным таинственным светом, над его головой то исчезали, то снова вспыхивали разноцветные неоновые буквы: «Кашалот».
Юля никак не могла вспомнить, кто это – кашалот – кит или гиппопотам. Бегемоты – злые, но если это бегемот, то, наверное, добрый. Юля вспомнила передачу, где показывали разъяренного бегемота, который пополам перекусил аллигатора.
«Киты – добрые, – думала она. – Но если кашалот – это кит, то он злой. Или добрый?»
Юля представила добродушную морду с печальными круглыми глазами. Из пасти воображаемого кашалота торчал опасный желтый клык. Кит это или гиппопотам, его лучше не сердить.
Юля протянула флаер охраннику. Виду него был строгий, на поясе висела дубинка. Охранник одобрительно кивнул.
Это была обыкновенная дискотека с парой диджеев средней известности и безумно дорогой колой в баре. Юля посмотрела на Ежова. Раньше он ни с кем не встречался, и вид у него был глупый и растерянный. Ему казалось, что в его теперешнем положении он должен вести себя как-то особенно, но не знал как именно. Может, он должен ее поцеловать. Но целовать Юлю ему почему-то не хотелось.
«Ну и вид», – подумала Юля. Но музыка играла громко, вокруг танцевали, и вскоре ей стало легко и весело.
Они танцевали до утра, иногда тайком поглядывая друг на друга. И за все это время не произнесли ни слова.
Когда они вышли на улицу, уже рассвело. Пустые улицы выглядели странно. Окатив их водой, мимо с грохотом пронеслась поливальная машина. Снова стало тихо. Запахло мокрой пылью, как после дождя.
– Я тебя провожу,– сказал Ежов, – можно? Юля кивнула.
Домой решили идти дворами – так было ближе. Всю дорогу они молчали, и Юля чувствовала себя неловко. Она столько раз представляла, как однажды его поцелует, потому что уже давно его любила, и все расскажет, все-все: и про бессонные ночи и как плакала в подушку, и как пыталась забыть и ждала... Но разговор не клеился. Коля шел рядом, разглядывая свои ботинки, дома, деревья, и пыльный асфальт, и ослепительное утреннее небо, и молчал. Он всегда отворачивался, когда сталкивался с Юлей в коридоре, и краснел, когда с ней разговаривал. А разве это не доказательство любви? Но теперь ей казалось, что она никогда ему не нравилась. Зачем себя обманывала? Он даже не смотрит в ее сторону. Как глупо!
До самого дома они не проронили ни слова. Но, уже стоя у подъезда, Коля вдруг обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Он сам не понимал, как это получилось: если бы он хотя бы на минуту задумался, то никогда бы на это не решился. Но все вышло само, и он ничего не мог с этим поделать. Значит, не зря Юля надеялась. Значит, она не ошиблась. Значит, он тоже не, спал ночами. И думал. И ждал. И все будет хорошо...
– Ты ходила с Лизой? – спросила Марина, когда на следующий день они пошли в парк.
Наступила пауза.
– С Колей, – наконец призналась Юля. – С Ежовым.
в парке было шумно, как всегда в первые дни лета. На лавочке сидели Лиза и Максим. Юля сразу их заметила, но сделала вид, что не видит. Просто не хотела им мешать.
– Ежов – хулиган и двоечник...
– Марина, он меня поцеловал.
– Юля, – всплеснула руками Марина, – тише!
5
Когда Марине исполнилось четыре года, ее дедушка купил летний дом в Загорянке. Там же, в Загорянке, купил дом и Юлин папа.
Теперь, когда наконец началось лето, Александр Иванович взял отпуск и решил вместе с Юлей отправиться на дачу. Марина тоже ехала – с мамой, папой и Генриеттой Амаровной.
Алсксандр Иванович отремонтировал разбитые «Жигули» и с нетерпением ждал воскресенья. Елена Викторовна, мама Марины, отказалась составить ему компанию. У нее начался отпуск, и она решила не ждать воскресенья, а уехать в пятницу.
В электричке было душно, свободных мест не было. Генриетта Амаровна надела синий тренировочный костюм и глупую желтую бейсболку. Марина смотрела в окно, а Генриетта Амаровна следила, чтобы кто-нибудь ненароком не повредил саженец, бережно укутанный в старую простыню. Елена Викторовна оказалась в другом конце вагона, а Евгений Николаевич – в тамбуре. Он то и дело высовывал из толпы голову и делал знаки Генриетте Амаровне: мы, мол, здесь, пожалуйста, не беспокойтесь, а Генриетта Амаровна кивала и сдержанно улыбалась так, как обычно теща улыбается зятю.
– Ну и жара.
Марина надела джинсовый комбинезон и ботинки на платформе. И теперь ей было жарко. Оделись не по сезону, потому что взрослым всегда кажется, что на даче холодно и идут дожди.
– Осторожно. – Генриетта Амаровна оттеснила к окну испуганного студента с помятым лицом и вежливо улыбнулась уголками губ.
Зимой умер дед, и она как-то вдруг осунулась, но даже теперь Генриетта Амаровна не выглядела старой.
- Предыдущая
- 2/18
- Следующая
