АББА или Чай с молоком - Воробей Вера и Марина - Страница 6

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая

День прошел незаметно. Юля и Марина долго говорили и, как это часто бывает, когда лучшие друзья оказываются вместе, не заметили, как наступил вечер. Они говорили о Ежове, обсуждали Людмилу Сергеевну и строили планы. Теперь они могли пойти на дискотеку, в. кино на вечерний сеанс, могли часами говорить по телефону и сколько угодно кататься на велосипедах. Две старые «Камы» давно никуда не годились, но теперь, когда они стали обладателями двух новых велосипедов, полный приключений мир, где нет места девчонкам с их духами и открытками, снова распахнул перед ними, двери. Только их двоих соседские мальчишки допускали в свою компанию. Только им разрешалось со знанием дела говорить о велосипедах в их присутствии. И это было не просто увлечение, это был стиль их жизни.

Вечером Марина зашла к папе и вернулась с новеньким американским велосипедом – таким же, как у Юли. Их увлечение дорого обошлось родителям, но, чтобы получить такой подарок, не было жалко ни слез, ни обещаний. Главное, закончить учебный год без четверок – таким было условие, и они его выполнили.

Следом за Мариной пришел Евгений Николаевич с автомобильным насосом и накачал шины. Старые «Жигули» он продал в прошлом году, а насос остался.

– Готово, – сказал он. – Сегодня уже поздно, а утром можно кататься.

– Мы недолго, – хором сказали Юля и Марина. В голубых джинсах и одинаковых футболках они были похожи на близнецов.

– Папа, пожалуйста. Полчаса.

Через пять минут они были на улице.

– Двенадцать скоростей! – сказала Юля, сделав круг по двору. – Это тебе не старая «Кама».

– Еще бы!

Включив дальний свет и щелкая переключателями, они выехали на улицу.

– Купим воды? – предложила Марина.

Девочки пересекли парк и повернули к метро. Им было весело ехать вдвоем по ночному городу, распугивая поздних прохожих. Они сосредоточенно крутили педали и редко когда перебрасывались парой слов, потому что разговор отвлекает. А мечтать можно. Наверное, именно поэтому они так любили эти прогулки. Марина вспомнила деда и теперь думала о кладе. Она так и не рассказала Юле о деньгах забыла, а теперь это было как-то не к месту. «А может, не говорить?» – сообразила она. Вместо того чтобы купить себе пальто, которое через год все равно выйдет из моды, она могла бы сделать Юле какой-то подарок, чем-то ее удивить. Разве она этого не заслуживает? Например, Юля давно мечтала о роликах. Но теперь, когда им подарили велосипеды, об этом можно было забыть. Хорошо иметь новое пальто. Но разве это так важно? Действительно, она могла бы купить ролики: – себе и ей. Вот бы Юля обрадовалась.

-Ой! – сгорбленная фигура метнулась в сторону и застыла. – Вот, черти!

Гремя пустыми бутылками, старик в ветхом пальто долго грозил им вслед– в темноте Марина едва не сбила его с ног.

Одинокий старик чем-то напомнил ей деда. Она вспомнила его натруженные руки и доброе лицо, изъеденное морщинами. У него была семья, и он не бродил ночами по городу, собирая пустые бутылки.

Марина задела задним колесом урну и едва не упала. А Юля крикнула:

– Извините!

Но старик был уже далеко.

Утром Юля и Марина снова выкатили из подъезда велосипеды и,.выехав на проспект, повернули к метро.

Была суббота, площадь казалась·безлюдной.

У киоска стоял Сюсюка в застиранной майке и джинсах, обрезанных до колена. Он и его приятели собирались тут каждый день: курили, пили пиво, играли в карты. Однако на этот раз Сюсюка был один. Взвизгнули тормоза, и, выхватив у продавца банку колы, он отбежал в сторону.

– Смотреть надо, куда едес, – обиделся Сюсюка. Он пришепетывал, а когда говорил, вид у него был виноватый и в то же время обиженный.

– Извини.

Сюсюка равнодушно пожал плечами, и было видно, что он не обижается. Придерживая одной ногой скейт, он потягивал колу из запотевшей банки.

– Нисего велики, – сказал Сюсюка, разглядывая их велосипеды, и, обращаясь к Юле, спросил: Дас прокасисся?

– A ты? – спросила Юля.

Сюсюка неуверенно пожал плечами:

– На скейте?

В этом году он перешел в десятый класс, но красная бейсболка, повернутая козырьком назад, придавала его лицу какое-то детское, нелепое выражение.

– А тыумеес?

– Нет.

– И никогда не пробовала?

– Никогда.

Сюсюка сел на велосипед и исчез. Через пять минут он вернулся.

– Прибамбасов много. – сказал он деловито.

Но велик сто надо.

Теперь моя очередь, – напомнила Юля.

Велосипед они оставили Марине. Она бы, наверно обиделась,·что Юля вот так бросила ее одну с велосипедами, но Сюсюку Марина терпеть не могла, и обижаться было глупо.

Никогда раньше Юля не пробовала кататься на скейте.

– Надо работать ногами, – объяснил Сюсюка

Но как она ни старалась, ей не удалось сдвинуться с места.

– А ноги? – сказалСюсюка.

Юля попробовала еще раз. Потеряв равновесие, она схватила его за руку чуть выше локтя.

– Ногами надо работать, – сдавленным голосом сказал Сюсюка.

От этого прикосновения холодок пробежал у него по спине. Вот также он вздрагивал, когда к нему прикасалась Туся. Даже если она просто стояла рядом у него кружилсь голова.

В этот момент Юля напоминала ему ту, за которой он был готов идти на край света. Его сердце бешено колотилось, и он чувствовал, как к лицу приливает кровь.

Она не заметила его смущения и только смеялась доверчиво опираясь о его руку. Если бы она и заметила – на что он мог рассчитывать? Ей·все равно. И Тусе все равно. И так будет всегда.

– Стой!!!

Юля обернулась и увидела Марину: она металась по площади, кричала и размахивала руками.

– Юля! Кто-нибудь! Эй!

Ее окружили люди, и Марина что-то им говорила, показывая в сторону Останкинской башни, размытый силуэт которой можно было видеть у нее за

спиной, куда-то туда, где, по ее расчетам, должен был находиться велосипедист в оранжевой футболке. Но он ехал слишком быстро, и теперь яркое пятно было похоже на оранжевый воздушный шар.

Юля стояла неподвижно, чувствуя, как слабеют ноги, и осторожно прислушивалась к голосам которые доносились с площади.

– И куда только смотрит милиция, – сказал кто-то. И тут из-за угла появился милиционер, как если бы все это время он сидел в засаде и ждал, когда его позовут.

Марина объясняла что-то милиционеру – он кивал и недоверчиво смотрел туда, где только что стоял велосипед, ее велосипед, Юлин.

– Украли, – сказал Сюсюка, и его лицо приняло какое-то виноватое выражение. – Велосипед украли.

Юля молчала.

– Украли, – снова сказал Сюсюка, и на его лице появилась глупая улыбка...

Так бывает. «Какой ужас», – говоришь ты, а сам чувствуешь, как скулы сводит предательская улыбка. Так бывает – трудно сказать почему. Просто бывает – и все.

Юля молчала. Вид у нее был такой несчастный что Сюсюка едва не заплакал. И, чтобы не заплакать, он еще раз сказал:

– Украли.

11

Никого не было у Коли Ежова: ни бабушки, ни дедушки, ни сестры ни брата. И даже папы у него не было. А была только мама. И она часто плакала, плакала, потому что жалела Колю, который вырос без отца, и боялась, что, когда Коля станет взрослым, она будет ему не нужна, а иногда плакала просто от любви, потому что и от любви плачут. Ведь у Марины Николаевны, кроме Коли, тоже никого не было.

Отца Коля не помнил: он ушел от них, когда Коле было пять лет. Все, что осталось в памяти, смутный образ, какое-то размытое пятно, и это пятно было его отцом. Он помнил, как однажды у метро отец купил ему воздушный шар – это было похоже на кино, и каждый раз в одном и том же месте пленка обрывалась. Но само это слово как будто застыло с тех пор на губах, и казалось, он еще помнит, как сказал это впервые: па... Теперь это слово стало чужим. И он уже не понимал, что оно значит. И никогда не поймет. И это ему все равно. Он ненавидел своего отца. Но иногда это слово само просилось на язык, и, уткнувшись лицом в подушку, он глотал слезы, и губы искривляла судорога: слышишь, па...

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая