Долина Виш-Тон-Виш - Купер Джеймс Фенимор - Страница 59

• Предыдущая
• 59/126
• Следующая

— Там еще один, кроме него, ибо позади шагает кто-то, чья походка и вид мне незнакомы. Обнаружен след, и Дадли ведет пленного! Пойман дикарь, раскрашенный и в одежде из шкур.

Это утверждение заставило всех вскочить, ибо возбуждение, связанное с опасностью вторжения, было еще сильно в Душах отрезанных от мира людей. Больше не было сказано ни слова, пока разведчик и его спутник не появились перед ними.

Быстрым взглядом Фейс окинула фигуру мужа и, успокоив свою душу после того, как убедилась, что он не ранен, первая приветствовала его.

— Ну как, лейтенант Дадли? — сказала женщина, весьма вероятно раздосадованная тем, что неосторожно выдала большую заинтересованность его благополучием, чем обычно считала благоразумным показывать. — Ну как, лейтенант, неужели кампания закончилась, не принеся более ценного трофея, чем этот?

— Парень не вождь и, судя по его походке и тупому виду, даже не воин. Но тем не менее он шпионил возле поселений, и мы посчитали разумным привести его сюда, — ответил муж, обращаясь к Контенту и отвечая на приветствие жены довольно коротким кивком. — Моя собственная разведка ничего не высветила. Но мой брат Ринг напал на след вот этого, который здесь, и мы немало поломали голову, зондируя, как называет это добрейший доктор Эргот, в чем смысл его задания.

— Из какого племени может быть этот дикарь?

— Мы обсуждали это дело между собой, — ответил Дадли, бросив косой взгляд в сторону врача. — Кое-кто говорит, что он наррагансет, тогда как другие думают, что он из племени, проживающего еще дальше к востоку.

— Выражая это мнение, я просто говорил о его второстепенных или приобретенных привычках, — вмешался Эргот, — ибо, если обратиться к его происхождению, этот человек, несомненно, белый.

— Белый! — повторили все вокруг.

— Вне всякого сомнения, как можно увидеть по разным особенностям его внешнего облика, а именно: по форме головы, мышцам рук и ног, общему виду и походке, помимо всяких прочих признаков, знакомых людям, сделавшим физические особенности двух рас предметом своих исследований.

— Одна из которых эта! — продолжил Дадли, сдергивая накидку пленника и давая своим сотоварищам наглядное доказательство, убедительно устранившее все его собственные сомнения. — Хотя цвет кожи не может служить положительным доказательством, подобным тем, что перечислил наш сосед Эргот, но это все же кое-что, помогающее человеку не слишком ученому составить мнение в таком деле.

— Мадам! — воскликнула Фейс так неожиданно, что заставила вздрогнуть ту, к которой обращалась. — Ради Бога, будьте милосердны! Позвольте своей служанке принести мыло и воду, чтобы отмыть лицо этого человека от краски!

— Что за глупости у тебя в голове? — возразил лейтенант, под конец проявляя несколько повышенную серьезность, приличествующую, как он полагал, его официальному положению. — Мы же сейчас не под крышей Вип-Пур-Вилла, жена моя, а в присутствии тех, кто не нуждается в твоих подсказках, чтобы придать надлежащую форму официальному расследованию.

Фейс не обратила внимания на упрек. Не дожидаясь, пока другие исполнят то, чего хотела она, она сама взялась за дело с ловкостью, приобретенной долгой практикой, и с жаром, который, казалось, породило какое-то необычное чувство. В одну минуту краски исчезли с лица пленника, и оно, пусть сильно загоревшее под действием американского солнца и знойных ветров, оказалось несомненно лицом человека, обязанного своим происхождением европейским предкам. Все присутствующие с интересом, исполненным любопытства, следили за действиями энергичной женщины, и, когда недолгая работа была окончена, шепот удивления слетел одновременно со всех губ.

— В этом маскараде есть смысл, — заметил Контент, долго и внимательно изучавший тупое и нескладное лицо, попавшее под его тщательное наблюдение при этой операции. — Я слыхал о христианах, продавшихся ради выгоды, которые, забыв религию и любовь своей расы, заключали союз с дикарями, чтобы совершать грабежи в поселениях. В глазах этого негодяя хитрость француза из Канады.

— Прочь! Прочь! — закричала Фейс, проталкиваясь к говорившему, и, положив обе руки на бритую голову пленника, как бы укрыла его лицо в тени. — Прочь всю эту чушь насчет французов и злонамеренных союзов! Это не подлый заговорщик, а невинный больной человек! Уиттал, брат мой Уиттал, ты меня узнаешь?

Слезы катились по щекам своенравной женщины, когда она вглядывалась в лицо своего слабоумного родственника, глаза которого осветились одним из случайных проблесков разума и который разразился низким бессмысленным смехом, прежде чем ответить на ее серьезный вопрос.

— Кто-то говорит как люди по ту сторону океана, а кто-то говорит как люди из леса. Есть ли здесь что-нибудь вроде медвежьего мяса или горсти кукурузы в вигваме?

Если бы голос человека с того света прозвучал в ушах членов семейства, это вряд ли бы произвело более глубокое впечатление или заставило кровь пульсировать быстрее в их сердцах, чем это внезапное и в высшей степени неожиданное открытие личности их пленника. Удивление и страх заставили их онеметь на некоторое время, а затем все увидели, как Руфь встала перед оправившимся бродягой, ее руки молитвенно сложились, глаза умоляюще сузились, а вся фигура выразила напряжение и волнение, которые обострили ее долго дремавшие чувства до предела.

— Скажи мне, — произнес дрожащий голос, способный пробудить ум человека даже более тупого, чем тот, к кому обращались, — если есть жалость в твоем сердце, скажи мне, жива ли еще моя малютка?

— Она хорошая девочка, — ответил тот, а затем, снова разразившись своим пустым и бессмысленным смехом, с каким-то глупым удивлением обратил взгляд на Фейс, в чьем облике произошло гораздо меньше перемен, чем в отрешенных чертах той, что говорила, стоя прямо перед ним.

— Оставьте его, дорогая мадам, — вмешалась сестра. — Я знаю характер парня и смогу поладить с ним лучше любого другого.

Но эта просьба была бесполезной. Организм матери в ее нынешнем состоянии возбуждения не был готов к дальнейшим усилиям. Ее, упавшую в бдительные руки Контента, унесли прочь, и на минуту тревожный интерес служанок сосредоточился вокруг мужчин на веранде.

— Уиттал, мой старый приятель по играм, Уиттал Ринг, — обратился сын Контента, подходя с увлажненными глазами пожать руку пленнику. — Разве ты забыл, парень, товарища твоих прежних дней? Это молодой Марк Хиткоут говорит с тобой.

Тот поднял глаза на его лицо с ожившим на мгновение воспоминанием, но, покачав головой, отшатнулся с явным отвращением, пробормотав достаточно громко, чтобы его услышали:

— Что за отъявленный лжец этот бледнолицый! Вот изрядный мошенник, желающий сойти за слоняющегося парня!

Что еще произнес Уиттал, слушавшие его никогда не узнали, потому что мгновенно он перешел на какой-то диалект индейского племени.

— Разум несчастного юноши еще больше притупился от пребывания среди дикарей с их обычаями, чем от природы, — заметил Контент, коего, как и большинство остальных, интерес к допросу вернул к сцене, которую они на время покинули. — Пусть сестра заботливо займется парнем, и, когда небесам будет угодно, мы узнаем правду.

Глубокое отцовское чувство придало его словам властность. С готовностью группа расступилась, и почти торжественная обстановка официального расследования сменилась беспорядочными и торопливыми вопросами, разом обрушившимися на слабый ум вновь обретенного странника.

Домашние расселись вокруг кресла Пуританина, сбоку от него поместился Контент, тогда как Фейс заставила брата усесться на ступеньке веранды так, чтобы всем было слышно. Внимание самого брата от этих перемещений отвлекла еда, которую сунули ему в руки.

— А теперь, Уиттал, я хотела бы знать, — начала проворная женщина, когда глубокое молчание подтвердило внимание слушателей. — Я хотела бы знать, помнишь ли ты тот день, когда я одела тебя в готовую одежду из-за океана и как тебе нравилось красоваться среди коров в такой веселой расцветке?

• Предыдущая
• 59/126
• Следующая