Морские львы - Купер Джеймс Фенимор - Страница 20

• Предыдущая
• 20/43
• Следующая

— Постараюсь, капитан Гарднер, если позволит погода, — отвечал моряк с гордостью и скромной уверенностью.

Начали делать необходимые приготовления, чтобы причалить к берегу. Решились вовремя, потому что ветер усиливался, и шхуна быстро приближалась к земле. Через полчаса «Морской Лев» гнулся под небольшим ветром и взял на гитовы свои паруса.

Море быстро поднималось. Но в ветре было что-то туманное, и чувствовалось, что не следует терять времени. Надо много отваги, чтобы в подобное время года подойти к такому берегу, как мыс Горн.

По мере того как шхуна подходила к мысу, вид моря, стремившегося и натыкавшегося на разбитый утес, и глухой, производимый им шум имели что-то действительно ужасное. Каждый был задумчив и беспокоен. Если бы шхуна пристала к подобному месту, то одной минуты было бы достаточно, чтобы разбить ее в щепы, и нельзя было надеяться на то, чтобы спасся хотя бы один человек из всего экипажа. Росвель сильно беспокоился, хотя и сохранял хладнокровие.

— Приливы у этих берегов и под столь высокими широтами разбивают и большие корабли, — сказал он первому своему офицеру.

— Все зависит от хорошего маневра, — было ответом, — и помощи Провидения. Посмотрите на эту находящуюся перед нами точку, капитан; хотя мы не совсем под ветром, но нас страшно влечет к этому месту берега. Скорость, с которой это море стремится к юго-западу, ужасна. Ни один корабль не может идти так по ветру, как оно.

Это замечание Газара было справедливо. Маленькая шхуна стремилась на верх волн, как морская птица, а когда она исчезала посреди их, то для того только, чтобы явиться на вершине новой волны и опять пренебречь ветром. Самой большой опасностью угрожал шхуне поток, потому что это был невидимый поток, и можно было предполагать только последствия; он бросал небольшой корабль под ветер и по направлению к утесам.

Мыс Гаттерас и его опасности, о которых столько говорят, можно было считать пустяками в сравнении с тем критическим положением, в котором находились наши моряки. Мычание десяти тысяч быков не сравнилось бы с глухим ревом моря, в то время когда оно бросалось в пещеры утесов. Потом пена наполняла воздух, как обильный дождь, и были минуты, в которые мыс, хотя он был в ужасном соседстве, скрывался в этом пенном облаке.

Никто не говорил, ибо каждый знал, что этот момент один из тех, при котором молчание является знаком благоговения перед Божеством. Некоторые усердно молились, а глаза всех были устремлены на низкую и каменистую часть, перед которой надо было пройти, чтобы избежать несомненной гибели. Только одно обстоятельство благоприятствовало: знали, что это место моря глубоко, а этот берег очень редко представляет скрытые опасности. Рассказы Стимсона и других моряков сообщили Росвелю это обстоятельство, которое он счел очень важным.

Росвель Гарднер занял свое место на носу корабля и сделал знак Стимсону, чтобы тот подошел к нему.

— Ты припоминаешь это место? — спросил молодой капитан старого матроса.

— Да, сударь, и если мы успеем обогнуть эти утесы, так я введу вас в такую якорную стоянку, что вы будете в совершенной безопасности. Мы плывем с ужасающей скоростью, а поток уносит нас.

— Ничего, — спокойно отвечал Росвель. — Мы приближаемся к этому утесу невероятно быстро.

— Вперед, капитан, вперед — в этом единственное наше спасение. Может случиться, что мы разобьемся об утесы, но можем и пройти их.

— Если это случится с нами, то мы погибнем, в этом нельзя и сомневаться. Если мы и обогнем этот выступ, то немного подальше есть другой, которого мы не можем избежать, я боюсь этого. Посмотри, пролив открывается перед нами по мере нашего приближения.

Стимсон видел эту новую опасность и понимал всю ее величину. Однако он ничего не говорил, потому что, говоря правду, он в эту минуту отказался от всякой надежды и, погрузившись в религиозные чувства, молился. Весь экипаж очень ясно понимал всю опасность и, казалось, забыл ту, которую представлял им выступ утеса, к которому они стремились с такой удивительной скоростью. Можно было обогнуть этот выступ, и тогда еще оставалась какая-нибудь надежда; но что касается другого, находившегося в четверти мили далее, то и самый неопытный моряк видел, как трудно было избежать его.

Удивительная тишина царствовала на палубе шхуны, в то время как она проходила против первых утесов. Росвель устремил глаза на предметы, находившиеся против него, чтобы дать себе отчет в скорости движения.

— Шхуна чувствует противное течение, Стефан, — сказал он столь тихим голосом, что он, казалось, выходил из глубины его груди, — а судно под ветром.

— Что может обозначать этот внезапный поворот, капитан? Пусть Газар подымет полные паруса, иначе нам ничего не поможет.

Гарднер посмотрел на Газара и увидал, что он висел на руле, потому что чувствовал большое сопротивление. Тогда он понял истину и вскричал:

— Ребята, все идет хорошо! Хвала Богу! Мы встретили противоположное течение.

Эти немногие слова объяснили свойство перемены.

Спустя десять минут после встречи противоположного течения шхуна прошла пролив. Стимсон показал себя человеком, на которого можно было надеяться. Он искусно провел корабль позади острова, на котором поднимается мыс, ввел его в небольшую губу и бросил якорь. В этом месте было пятьдесят футов воды с грязным дном.

Итак, «Морской Лев» из Ойстер-Понда, который читатель три месяца назад видел подле набережной Пратта, бросил якорь в утесистом бассейне позади мыса Горн. Ни один из китоловов не мог подумать ввести свой корабль в подобное место, но такова их доля: бросаться во все каналы и проходы, в которых до них еще никто не был.

Таким-то образом Стимсон успел открыть этот рейд. Какое бы ни было движение волн вне, а шхуна наслаждалась совершенным спокойствием. Ветер дул, но так укрощался утесами, что только порхал между мачтами и снастями.

Этот ветер продолжался три дня и три ночи. На четвертый день была перемена, потому что ветер подул с востока. Росвель воспользовался бы удобным временем для выхода из губы, если бы не боялся встретить Дагге. Разлучившись со столь упорным товарищем, было бы с его стороны большой слабостью идти ему навстречу. Было весьма возможно, что Дагге и не подозревал того, что имели намерение его оставить, а потому стал бы искать по соседству своего потерянного товарища.

На всякий случай решились остаться в губе одним днем дольше, тем более что Газар открыл некоторые признаки, доказавшие, что морские слоны часто посещали довольно близкий остров. Итак, спустили шлюпки на море, и первый морской офицер отправился по этому направлению, тогда как капитан вышел на берег острова, справедливо заслуживающего название «Эрмита», или пустынника, потому что был последний из группы.

Он взял с собой Стимсона, который нес подзорную трубу. Вооруженный багром, чтобы помочь себе, Росвель начал влезать на пирамиду утеса.

Она была как будто разрушена и представляла тысячу препятствий. Но чего не может преодолеть мужество и сила? После нескольких минут постоянной борьбы и трудного восхождения, в котором они помогали друг другу, Росвель и Стимсон успели взойти на вершину пирамиды, имевшей вид неправильной остроконечности. Высота пирамиды была довольно значительна и представляла обширный вид на соседние острова и океан, казавшийся на юге печальным и грозным. Может быть, земля ни на одной из своих крайних границ не имеет столь значительного сторожа, как эта пирамида. Можно сказать, что она составляет последнюю возвышенность этого обширного материка.

С вершины пирамиды видно было: направо — Тихий океан, напротив — Южное, или Антарктическое море, налево — Атлантический океан. Несколько минут Росвель и Стефан молча созерцали этот обширный вид. Пирамида, на которой находились Росвель и Стимсон, потеряла свою белую одежду и грозно возвышалась со своим обычным черным цветом.

Лишь только наш молодой капитан охватил главные черты этого величественного вида, его глаза стали искать «Морского Льва» из Виньярда. Он заметил его в двух милях и в прямой линии с мысом. Было ли возможным, чтобы Дагге подозревал его маневр и пришел его отыскивать даже в то место, где он скрылся? Что касалось корабля, то нельзя было обмануться. Росвель с возвышения, на котором находился с подзорной трубой, без труда узнал его. Стимсон посмотрел на него и сказал, что это шхуна. На этом обширном и уединенном море она походила на черную точку.

• Предыдущая
• 20/43
• Следующая