Кровь эльфов - Сапковский Анджей - Страница 24
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
– Трисс! – крикнул Весемир, глядя на побелевшее лицо Геральта.
Но чародейка не позволила себя прервать, она говорила все быстрее, все громче:
– Кого ты намерен обмануть, Геральт? Меня? Ее? А может, самого себя? Может, не хочешь подпустить к себе правду, правду, которая известна всем, кроме тебя? Может, не хочешь признать тот факт, что эликсиры и Травы не забили в тебе эмоции и человеческие чувства! Ты забил их в себе сам! Ты сам! Но не пытайся убивать их в этом ребенке!
– Молчи! – крикнул ведьмак, вскакивая со стула. – Молчи, Меригольд. – Он отвернулся, бессильно опустил руки, потом тихо сказал: – Извини, Трисс. Прости.
Он быстро направился к лестнице, но чародейка мгновенно вскочила, подбежала к нему, обняла.
– Ты уйдешь не один, – шепнула она. – Я не позволю тебе оставаться одному. Не сейчас.
Они с самого начала знали, куда она побежала. Вечером шел мелкий, мокрый снег. Он затянул подворье тонким, идеально белым покрывалом, на котором остались следы ног.
Цири стояла на самом верху разрушенной стены, неподвижная как статуя. Меч она держала так, что гарда оказалась на уровне глаз. Пальцы левой руки легко касались эфеса.
Увидев их, девочка прыгнула, закружилась в пируэте, мягко опустившись в такой же, но зеркальной позиции.
– Цири, – сказал ведьмак. – Пожалуйста, спустись.
Казалось, она не слышит. Не пошевелилась, даже не дрогнула. Однако Трисс видела, как свет луны, отброшенный клинком на ее лицо, сверкнул серебром на струйках слез.
– Никто у меня меча не отберет! – крикнула она. – Никто! Даже ты!
– Спустись, – повторил Геральт.
Она вызывающе тряхнула головой, а в следующий момент прыгнула снова. Плохо укрепленный кирпич с грохотом выскользнул у нее из-под ноги. Цири покачнулась, попыталась удержать равновесие. Не смогла.
Ведьмак прыгнул.
Трисс подняла руку, раскрыла рот, чтобы произнести формулу левитации. Но знала, что не успеет. Знала также, что Геральт тоже не успеет. Это было невозможно.
Геральт успел.
Его пригнуло к земле, бросило на колени и на бок. Он упал. Но Цири не выпустил.
Чародейка медленно подошла. Она слышала, как девочка что-то шепчет и хлюпает носом. Геральт тоже шептал. Слов Трисс не различала. Но понимала их значение.
Теплый ветер завыл в расщелинах стен. Ведьмак поднял голову.
– Весна, – сказал он тихо.
– Да, – подтвердила Трисс, сглотнув. – На перевалах еще лежит снег, но в долинах… В долинах уже весна. Выезжаем, Геральт? Ты, я и Цири?
– Да. Самое время.
Глава 4
В верховьях реки мы увидели их города, такие субтильные, словно сотканные из утреннего тумана, из которого они возникали. Казалось, они вот-вот растают, улетят с ветром, который покрывал рябью поверхность воды. Там были особнячки, белые, как цветы лилий. Были башенки, казалось, сплетенные из плюща, мостики, воздушные, как плакучие ивы. И было многое другое, чему мы не могли найти имени и названия. А ведь мы уже дали имена и названия всему, что в этом новом, возродившемся мире видели наши глаза. Неожиданно где-то в дальних уголках памяти всплывали названия драконов и грифов, сирен и нимф, сильфид и дриад. Белых единорогов, что в сумерки приходили к реке и склоняли к воде свои изящные головы. Всему мы как бы заново давали названия. И все становилось близким, знакомым, свойским.
Кроме них. Они, казалось, так похожие на нас, были чуждыми, настолько чуждыми, что мы долго не могли найти названия для этой чуждости.
Хороший эльф – мертвый эльф.
Несчастье пришло в строгом соответствии с извечной природой несчастий и стервятников – оно висело над ними какое-то время, но выжидало соответствующего момента. Того часа, когда они удалились от поселений, редко разбросанных вдоль Гвенллеха и Верхней Буины, миновали Каррайг и оказались на безлюдной, изрезанной оврагами полосе, предваряющей пущу. Несчастье безошибочно свалилось на жертву, а жертвой стала Трисс.
Вначале это выглядело малоприятно, но не очень опасно, походило на обычное расстройство желудка. Геральт и Цири тактично старались не обращать внимания на вынужденные стоянки, вызванные недомоганием чародейки. Трисс, бледная как смерть, потея и болезненно кривясь, держалась еще несколько часов, но ближе к полудню, просидев в придорожных зарослях ненормально долго, уже не в состоянии была сесть на коня. Цири хотела помочь ей, но это кончилось неудачей – чародейка не смогла удержаться за гриву, сползла по боку лошади и повалилась на землю.
Они подняли ее, уложили на плащ. Геральт молча развязал один из вьюков, отыскал шкатулку с магическими эликсирами, раскрыл и чертыхнулся: все флакончики выглядели одинаково, а таинственные знаки на печатях ни о чем не говорили.
– Который, Трисс?
– Ни один, – простонала она, обеими руками ухватившись за живот. – Я не могу… Мне нельзя это принимать.
– Что? Почему?
– У меня повышенная восприимчивость…
– У тебя, у чародейки?
– У меня аллергия! – Она расплакалась от бессильной злобы и отчаяния. – Так было всегда! Я не выношу эликсиров! Лечу ими других, себя же могу только амулетами!
– А где твой амулет?
– Не знаю, – скрипнула она зубами. – Вероятно, оставила в Каэр Морхене или потеряла…
– Дьявольщина! Как тебе помочь? Может, заклинанием?
– Я пыталась. Результаты ты видишь. Из-за судорог я не могу сконцентрироваться…
– Не плачь.
– Тебе легко говорить!
Ведьмак встал. Стащил свои вьюки со спины Плотвы и начал в них копаться. Трисс свернулась калачиком, приступ боли стянул у нее мышцы на лице, скривил рот.
– Цири?
– Что, Трисс?
– Как ты себя чувствуешь? Никаких… неожиданностей?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Может, у меня отравление? Что я ела? Но мы все ели одно и то же… Геральт! Мойте руки как следует. Присмотри, чтобы Цири мыла…
– Лежи спокойно. Выпей.
– Что это?
– Обычное успокоительное. Магии в нем кот наплакал. Повредить не должно. А спазмы ослабнут.
– Геральт, спазмы… пустяк. Вот если поднимется температура… Это может быть… дизентерия. Или паратиф.
– У тебя нет иммунитета?
Трисс не ответила, отвернулась, закусила губу, скрючилась еще больше. Ведьмак не настаивал на своем предложении.
Дав немного передохнуть, усадил чародейку в седло Плотвы. Сам сел у нее за спиной, поддерживая обеими руками, а Цири, двигаясь бок о бок, держала поводья, одновременно ведя мерина Трисс. Не проехали даже версты. Чародейка вываливалась из рук, не держалась в седле. Вдруг начался озноб, поднялась температура. Несварение желудка усилилось. Геральту хотелось думать, что это результат аллергической реакции на остаточную магию в его ведьмачьем эликсире. Он хотел так думать, но, честно говоря, и сам не верил.
– Ох, господин, – вздохнул сотник. – Попали вы в недобрый час. Похоже, хужее попасть не могли.
Сотник был прав. Ни возражать, ни спорить было невозможно. Застава у моста, в которой обычно коротали время трое солдат, конюх, мытник и не больше десятка проезжих, теперь была полным-полна народу. Ведьмак насчитал свыше тридцати легковооруженных воинов в цветах Каэдвена и с полсотни щитоносцев, расположившихся лагерем вдоль низкого забора. Большинство собралось у костров, подтверждая старый солдатский принцип: спи, когда можно, вставай, когда будят. Через распахнутые настежь ворота было видно, что и во дворе тоже полно людей и лошадей. На площадке покривившейся сторожевой вышки несли вахту два солдата с готовыми к стрельбе арбалетами. На разъезженном копытами предмостье стояло шесть крестьянских телег и два купеческих фургона, а в загородке, тоскливо склонив головы к перемешанной с навозом грязи, маялось несколько распряженных волов.
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
