В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 45
- Предыдущая
- 45/74
- Следующая
ПРОПЕЛЛЕРЫ
Детлеф отмерил десять метров от носа до кормы, бросил в воду деревяшку, засек время. Деревяшка проплыла дистанцию за девять секунд. Значит, наша скорость — четыре километра в час, то есть приблизительно два узла.
Вернее бы, естественно, использовать настоящий лаг, но он испортился, а скорость надо же как-то измерять. И пусть данный способ рутинен, примитивен и домотканен — мы ему рады и поздравляем Детлефа как первооткрывателя.
Голь на выдумки хитра. Бортовая качка расшатывает стены хижины, хижина ерзает и качается, сегодня ночью даже упала с потолка Ксюшина фотография — и вот рождена еще одна роскошная идея. Из угла в угол каюты натягиваются двойные тросы, между ними вставляется рейка, рейка закручивается, как винт авиамодели, тросы напрягаются, и возникает подобие жесткого винтового каркаса.
Такие же винты натянуты крест-накрест за капитанским мостиком. «Тигрис» обрастает пропеллерами — глядишь, полетит.
Возможно, завтра-послезавтра нам покажется, что пропеллерные талрепы — неотъемлемая часть конструкции «Тигриса», что никто их не изобретал, поскольку они имелись всегда.
ТРАДИЦИИ
Складывается неписаный кодекс «Тигриса». Его параграфы — сплошь увещевательны: «Заметишь неисправность — чини сразу, не откладывая», «Не отлынивай от дневальства», «Не загоняй лодку к ветру», «Не пищи».
Эйч-Пи, вызывая на мостик ночную вахту, молча тянет меня за ногу. Это его традиционный метод побудки. А я не менее традиционно взбрыкиваю спросонья и сержусь.
Вошли в привычку дружные неспешные трапезы, с фантастически прихотливым меню, в котором морковный суп соседствует, скажем, с жареной акулой.
Акула перед тем сутки вымачивалась в морской воде, она сдобрена томатно-луковым соусом, и Асбьерн, взяв вилку, философствует: «Лучше уж мы ее, чем наоборот».
А после ужина наступает час Тура. Третий месяц почти без перерывов длящийся его бенефис.
Если бы шеф знал, что его баек ждут, как в доме отдыха регулярных киносеансов, он, наверно, удивился бы. А может, и нет, может, это сознательно проводимая им психотерапия.
О чем только в его новеллах речь не идет.
Они бесчисленны, разрастаются в крону, объединяются в циклы, они неотделимы от облика рассказчика, от его усмешки, от интонации и вряд ли поддадутся письменной передаче. Но попробую. Итак, однажды…
«ИМЕНА»
Однажды Тур-младший читал лекцию по проблемам защиты окружающей среды. Стремясь подогреть интерес публики к молодому ученому, устроители объявили: «Перед вами выступит Хейердал, сын Хейердала, которого…» и т. д. и т. п. Тур-младший терпеливо слушал, как перечисляются дела отца, а затем встал и сказал: «Дамы и господа, меня представили не совсем полно и точно. Я не только Тур Хейердал, не только сын Тура Хейердала, но и внук Тура Хейердала, и отец Тура Хейердала, и, вероятно, в будущем дед и прадед Тура Хейердала, если, конечно, позволит окружающая среда». Потому что в роду Хейердалов старшие сыновья все носят имя Тур.
Еще анекдот с именами. На светском приеме Хейердала знакомили с некой юной леди. «Тур Хейердал», — отрекомендовался Тур. Леди рисовала себе знаменитого путешественника совсем иначе, не ожидала его на данном рауте встретить и решила, что джентльмен шутит. «Агата Кристи», — отплатила она ему той же монетой. И долго потом Хейердал рассказывал друзьям, что познакомился с самой Агатой Кристи и что писательница выглядит удивительно молодо для своих преклонных лет.
СЕБЕ НА УМЕ
Балагурство заразительно. Моноспектакль превращается в массовку. Словно снежный ком катится с горы — Детлеф под общий хохот вспоминает о своем первом переходе экватора, Карло излагает притчу «Санта-Лючия», трудно переводимую с итальянского. Разгорается стихийный конкурс острословов, и с живейшим интересом, с нескрываемым удовольствием следит за его перипетиями тот, кто пустил по склону изначальный камешек, наш Джером-Джером и Дюма, наш главный Шехерезада.
Шехерезада, однако, себе на уме. Посмешив и дав порезвиться, он потихоньку направляет беседу в научно-познавательное русло. И героем повествования вдруг становится личность не анекдотная, Христофор Колумб.
КОЛУМБ И БУДДА
По мнению Тура, Колумб был одним из образованнейших людей своего времени, много читал и многое знал. В отчетах Марко Поло он вычитал, что на востоке имеется суша, чья береговая линия загнута к северо-западу, а в записях викингов, плававших на запад от Исландии, обнаружил строки о береге, вытянутом на юго-восток. Сопоставив то и другое, Колумб — как считает Тур — предположил, что венецианец и скандинавы с разных сторон подошли к одному и тому же континенту. Он не подозревал о существовании Америки, но верил, что на пересечении встречных маршрутов своих предшественников обязательно достигнет материка.
— География всегда требовала глобального мышления. История тоже. Нет отдельной истории Африки, Азии, Старого и Нового Света. Кто не понял этого, тот вязнет в куче неистолкованного, пригревается и складывает лапки. Зиккурат похож на пирамиду случайно, перуанский культ на вавилонский — случайно. Будда на рельефе длинноух, как знатный ацтек, опять же случайно. Мир объяснен. Незачем суетиться, ломать копья, плыть на клочке соломы из какой-то там Шумерии к каким-то протоиндийцам.
Норрис слушал, слушал про длинноухого Будду, принес камеру и распорядился, чтобы Тур повторил рассказ специально для съемок, а мы чтоб с энтузиазмом задавали вопросы. Что и было исполнено, дисциплина в киногруппе на высоте.
НА ПУАНТАХ
О том, что мы — киногруппа, нам принципиально не дают забывать.
Трудолюбивый Эйч-Пи разложил по палубе куски каната и палки и с наслаждением принимается нечто важное из этих веревок и палок мастерить. Возникает Норрис: «Стоп, отличный кадр! Встань туда, пройди сюда, повернись, изобрази, улыбнись!»
В результате праздник труда скомкан, заготовки валяются брошенные, Эйч-Пи куда-то сбежал. Норрис, довольный, отправляется менять кассету.
Уточняем на мостике оптимальный курс: является Норрис.
— Чудная композиция! Пусть Карло рулит, Юрий рулит, Детлеф командует, Тур вглядывается в горизонт.
— О'кэй, маэстро. Маэстро медлит:
— А не пригласить ли Нормана, как вы считаете?
Карло крякает. Этой фразы он дожидался.
Прибегает Норман, в берете, сдвинутом набекрень для красоты. Становится рядом с Туром и скрещивает на груди руки. Камера жужжит. Карле шепчет: «Посмотри вниз». Гляжу под: ноги и вижу: Тур и Детлеф стоят нормально, а Бейкер — на цыпочках, чтобь казаться выше ростом. «Норман, попробуй стань на пуанты!» Реплика непредвиденная, и Норрис тотчас же выключает камеру и микрофон.
Они здорово спелись, режиссер и его звезда. Недавно мы притворялись перед объективом, что обсуждаем ход путешествия. Норман солидно, как подобает штурману, вещал насчет оснастки «Тиг-риса». Карло злился. Улучил момент и атаковал Нормана не по сценарию: «В чем ошибка саутгемптонского опыта, где большой грот, на который возлагалось столько надежд?» Интервью приобретало остроту, но тут аппарат заело, весьма для штурмана вовремя.
Зря Карло нервничает. Против рожна не попрешь. Фильм определенно будет назван «Норман Бейкер и остальные».
ОСТАЛЬНЫЕ
Нас на борту отнюдь не одиннадцать, ковчег изрядно населен. Главным образом кузнечиками. Ночью они упоенно стрекочут. Асбьерн изловил одного. Матерый кузнечище позировал, ползал по столу, взобрался на ростр и улетел.
Вечерами навещают птички. Сядут на нос, на крышу хижины, развернутся, как флюгеры, клювами к ветру и качаются в такт судну, засыпая.
Чайки и днем сопровождают нас, умудряются даже присаживаться на спасательный буй, хотя это для них цирковой номер, потому что шар скользкий и крутится непрестанно.
- Предыдущая
- 45/74
- Следующая
