Без пяти минут взрослые - Эргле Зента - Страница 11

• Предыдущая
• 11/39
• Следующая

— Да, жизнь у тебя не сладкая, брат, — заметил Даумант.

— Ничего, жить можно. Мы вдвоем с батей. Мать ушла к другому. Раз в год приглашает меня в гости. У двери заставляет снять туфли и сразу в ванную комнату — мыть руки. Второй муж у мамаши — врач. У них так стерильно, как в больнице. Даже противно. Когда мать уходила, я плакал. «Потерпи немного, мы получим квартиру побольше — сможешь жить у нас», — так она обещала. Я, дурак, поверил. Часто спрашивал отца, когда она меня заберет. Старик не выдерживал, кричал на меня и шёл за бутылкой. А я больше на улицу: с парнями веселее. Мать получила новую трёхкомнатную квартиру, а вместо меня поселила собаку, большую, как телёнок, с чёрной лохматой шерстью, жутко дорогая, породы ньюфаундленд. Такие на севере утопающих спасают. Странный пёс! Сидит в углу на тёплом мягком одеяле, какого у меня нет и не бывало, пялит на меня свои грустные глаза, кажется, вот-вот заплачет. О чём грустит? Думаю, ему хорошо: тёплое местечко, сытый живот. Не то, что мне — иногда есть что жрать, а когда у старика запой, корки не найдешь.

— А ты матери говорил об этом? Она бы, наверно, взяла тебя к себе!

— Что бы я там стал делать? Собаку караулить? У них со скуки мухи дохнут. И старика жалко. Он всё ещё переживает. Хранит мамино фото в ящике стола, иногда тайком разглядывает.

— У моего тоже запои случаются, — вырвалось у Дауманта.

— Да? — удивился Леон. — Я думал, что у тебя всё о’кей: чемпион по боксу, покоритель сердец. С такой физиономией я бы тоже… Да что там! Шакал есть шакал!

— Ну чего ты? Том пошутил.

— Слушай, что это тебя в «швейники» потянуло? — Леон переменил тему разговора.

— Хочется быстрее встать на ноги, — Даумант сказал только половину правды.

— А от меня учителя просто отделались. Раз, мол, котелок в науке не варит, топай в профтюху. Даже характеристику хорошую дали. Мамаша выбрала это училище. Все уши прожужжала: самое лучшее училище в городе, художественная самодеятельность, эстетическое воспитание, и всё такое прочее. А мне один чёрт: сапожник или портной. Там видно будет. Не понравится — чао. Мой шагает дальше. Глянь-ка, старик, там в кастрюле щей не осталось? Жрать хочется.

Даумант зашел на кухню. На дне кастрюли он обнаружил остатки жидких щей. На столе валялась заплесневелая горбушка чёрного хлеба.

— Слушай, Леон. Я сейчас. Ты только не вставай.

— Мам, что у нас на ужин? — Даумант, запыхавшись, влетел на кухню.

— На плите котлеты и жареная картошка. Возьми сам.

Котлеты источали соблазнительный аромат. Наскоро запихнув всё в миску, и перекусив на ходу краюхой чёрного хлеба, Даумант вернулся к больному товарищу. Леон крепко спал. Даумант закрыл печь, положил рядом с кроватью еду. По дороге домой он думал:

«Как мало мы знаем друг о друге. Этот самый Леон — шут, любитель поиздеваться, подхалим. А почему он такой? Возможно, трудное детство? А, может быть, это маска, и за ней совсем другой человек, с добрым сердцем, обидчивый? А мы — Шакал да Шакал. А что скрывается за шикарной внешностью Тома? Все стараются прикинуться лучше, чем есть на самом деле. Только Байба не как все».

— Девочки! — влетела в мастерскую Даце. — «Огонёк» наш. За победу в осеннем походе и хорошую успеваемость. Мне комсорг Людмила только что сказала.

Право устраивать вечер, или как его называли «огонёк», надо было завоевать. Его получали лучшие группы, победители в социалистическом соревновании или обладатели первых мест в конкурсах и выставках.

— Девочки, каждая должна придумать что-нибудь, или остроумное задание, или игру.

— У брата Дауманта мировые записи.

— Так он и даст нам, — усомнилась Дезия.

— Я поговорю, — пообещала Байба. — А мальчики? Какое училище пригласим?

— Мебельщиков, кого ж ещё?

— Вэфовцев.

— Железнодорожников. У них форма похожа на офицерскую.

— Только не первокурсников. Они слишком зелёные. Когда приглашают, — то краснеют, то бледнеют, — вставила Дезия.

— Столы накроем нашими скатертями и салфетками.

— И украсим композициями из цветов.

— Я могу делать бутерброды и сервировать столы, — добровольно вызвалась Инна.

Подготовка к «огоньку» шла полным ходом. На переменах и в мастерской о нём только и говорили.

— Ты, Байба, должна спеть.

— Я сейчас пою только в ансамбле, — отговаривалась Байба.

— А ты выучи что-нибудь новое из Раймонда Паулса.

— А кто составит программу?

— Какую программу?

— Для «огонька». Всё надо предусмотреть: выступления, игры и всё остальное. Иначе Скуя не разрешит.

— Пусть Байба продумает. Потом обсудим.

— А почему я?

— Ты культорг.

— Давайте пригласим девушек из Грузии.

— Разучим какую-нибудь грузинскую песню.

Всё училище готовилось к ежегодному фестивалю дружбы народов. У каждой группы были друзья в разных городах нашей страны. Художники училища нарисовали и вывесили в вестибюле огромную карту. Из Риги в Москву. Ленинград, Таллин, Вильнюс, Тбилиси, Алма-Ату, в другие города и обратно в Ригу летели письма.

В маленькой комнатке комсорга Людмилы находился штаб фестиваля.

— Пригласительные билеты уже отпечатали?

— Ещё нет. Обещали завтра.

— Что эти полиграфисты тянут?!

— Люда, дай акварельные краски и кисточки.

— Возьми сама, там, на полке.

— Как ты думаешь, Люда, им понравится? — Девушки второй группы выложили на стол сувениры для подруг из Кутаиси — салфетки, вышитые латышским орнаментом.

— А вы показали Кристине Яновне?

— Ей понравилось.

— Вот и хорошо.

— Пятнадцать делегаций, около ста гостей. Где всех разместить?

— Часть гостей можно у нас в общежитии. Мы потеснимся, — предложила Светлана, которая особой общительностью не отличалась.

— Светочка, поговори с комендантом, сколько мест она может выделить, и завтра сообщи мне.

— Об учёбе уже никто не думает, — ворчал в учительской математик Карлис Каспарович Калейс. — Все только поют, танцуют, организуют.

— Ничего, потом подтянем, — успокаивал его историк Дауят.

— Подтянуть можно историю, литературу, но ни в коем случае не математику. Большинству и так ничего не лезет в голову. Я считаю, что в нашем училище общественных обязанностей слишком много. Они мешают главному — учёбе.

— В училище нашей системы самое главное — хорошо обучить профессии и вырастить полезных обществу людей, — резко ответила заместитель директора Скуя.

Математик тяжело вздохнул.

— Что это за мода каждый день болтаться допоздна?! — ругался Найковский. — У матери вторая смена, посуда не мыта, ужин не готов.

— Через неделю в училище фестиваль Дружбы, мы готовимся, репетируем новые песни, — оправдывалась Байба.

— Пусть другие поют, а тебе надо быть дома. Так и скажи.

Байба промолчала.

Даумант ходил недовольный. Из-за репетиций в танцевальном кружке приходилось пропускать тренировки по боксу.

— Так ты потеряешь форму, — предупредил тренер Роберт Страут. — Не за горами городские соревнования на первенство среди юношей. Если хочешь победить, то…

— А что я могу поделать, если в училище дефицит мальчиков, — оправдывался Даумант. — Некому танцевать. И какого чёрта я связался с этим?!

— Что ты хватаешь меня, как клещами? — злилась Дезия на репетиции. — Синяки будут. Даце, я с этим сумасшедшим не буду танцевать.

— А я вообще больше не буду танцевать, и баста.

— Попробуй только подвести нас, тогда увидишь, — разгневалась Даце.

Настолько неразумным Даумант всё-таки не был.

У входа в Дом культуры профсоюзов развевались флаги всех республик. Барабанщики барабанным боем приветствовали гостей: будущих ткачей из Нарвы, портних из Москвы, Кутаиси и Вильнюса, строителей из Львова, туркменских девушек в пёстрых шёлковых платьях, загорелых дочерна азербайджанских парней — будущих нефтяников.

• Предыдущая
• 11/39
• Следующая