Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Купер Джеймс Фенимор - Страница 9

• Предыдущая
• 9/119
• Следующая

Ни Бурдон, ни чиппева на этот раз не произнесли больше ни слова по поводу важных сведений, поведанных только что индейцем. Оба старательно скрывали интерес к этой теме, но продолжали курить еще несколько времени спустя после заката солнца. Когда вечерние тени сгустились, потаватоми встал, выбил пепел из трубки, что-то невнятно проворчал, затем в двух словах объявил о своем намерении отправиться спать. Бен, поняв намек, вошел в хижину, расстелил свои шкуры и сказал гостям, что постели готовы. В таких случаях люди пограничья скупы на похвалы, и вскоре они один за другим растянулись на шкурах, кроме хозяина дома. Он не ложился еще часа два, обдумывая положение дел; затем, заметив, что наступила ночь, тоже устроился на шкурах и попытался уснуть.

До рассвета ничто не потревожило покой обитателей Медового замка, как Бурдон в шутку звал свою хижину. Если медведи и бродили вокруг, обоняние и инстинкт сообщили им, что хозяин получил солидное подкрепление, и заставили отложить набег на более благоприятное время. Первым наутро встал сам хозяин, покинувший хижину при первых проблесках рассвета на востоке. Хотя эти места совершенно не тронуты человеком, прогалины в дубровах отличаются от обычных девственных лесов. Под дубами ветерок веет свободно, и солнце пробивается сквозь кроны в тысячах мест, а трава, хотя и неухоженная, буйно зеленеет. Здесь почти не было влажности, свойственной девственной чаще; а утренний ветерок, всегда прохладный под сенью деревьев, даже в разгаре лета, был напоен ароматами; и на этот раз он донес до обоняния Бурдона сладкий запах широких прогалин, поросших его любимым белым клевером. Разумеется, он построил свою хижину поближе к местам, облюбованным его «дичью», и в благоприятные погожие деньки это место и вправду благоухало. Бен ценил природные красоты выбранного им места; он стоял, наслаждаясь мирной прелестью природы, когда кто-то коснулся его локтя. Обернувшись быстрее мысли, он увидел рядом с собой чиппева. Молодой индеец подошел к нему бесшумной походкой, свойственной индейцам, и, видимо, хотел поговорить с ним с глазу на глаз.

— Потаватоми имеет длинное ухо — иди дальше, — сказал Быстрокрылый. — Иди кухню — подумают, мы хотим завтрак.

Бен повиновался, и вскоре оба сидели у родника, умывшись там, где он бил из земли, — на краснокожем не было и следа обычной раскраски. Покончив с этим приятным делом, они почувствовали себя готовыми к переговорам.

— Большой Лось получил пояс от Канадского Отца, — начал чиппева, намекая на то, что англичане платят индейцам жалованье. — Знаю, он его получил — знаю, он его хранит.

— А ты, Быстрокрылый? По твоему разговору я решил, что ты тоже Королевский Индей, а?

— Говорю так — думаю не так — мое сердце с янки.

— А разве ты не получил пояс-вампумnote 33, тебе его не посылали, как всем другим?

— Правда — получил его — не хранил его.

— Что? Неужели ты осмелился отослать его обратно?

— Не дурак, хотя молод. Взял его; не хранил его. Взял для Канадского Отца; не хранил для воина-чиппева.

— А что же ты сделал со своим поясом?

— Закопал, где никто его не найдет в эту войну. Нет — Уо-ке-неу не имеет дырки в сердце, куда влезет король.

Быстрокрылый Голубь, как обычно звали этого молодого индейца в родном племени за быстроту, с какой он доставлял вести, будучи гонцом, мог гордиться и более почетным именем, заслуженным честно в набегах, совершенных его соплеменниками, но это имя он вспоминал неохотно, точь-в-точь как французы, не желающие называть маршала Султаnote 34 герцогом Далматинским. Второе имя было более почетным, и хотя он был известен соотечественникам под другим именем, именем Уо-ке-неу чиппева мог по праву гордиться и нередко подтверждал свое право на этот титул, как и старый герой Тулузы — право на герцогский титул, когда австрийцы собирались величать его маршал герцог Султ.

— Значит, ты друг янки и враг красных мундиров?note 35 Уо-ке-неу схватил руку Бурдона и крепко ее сжал. Потом сказал, предостерегая:

— Берегись — Большой Лось друг Черного Дрозда; любит смотреть на канадский пояс. Получил медаль от короля тоже. Снимает скальп янки, когда может. Берегись — говори тихо, когда Лось рядом.

— Начинаю тебя понимать, чиппева: ты хочешь меня уверить, что ты — друг Америки, а потаватоми — не друг. А если это так, то почему прошлым вечером ты держал речь так, что выходило, будто ты вышел на тропу войны против моих соотечественников?

— Разве плохо вышло, а? Большой Лось стал думать, что я его друг — это очень хорошо, когда война.

— А это правда или ложь, что Макино взяли англичане?

— Это правда тоже — пропал, солдаты в плену. Много виннебагоnote 36, много потаватоми, много оттава, много краснокожих.

— А чиппева?

— Оджибвеи тоже есть, немного, — ответил Быстрокрылый после неловкой паузы. — Все не могут идти одной тропой в эту войну. Бывает, у топора две рукоятки — одна ударит янки, одна — короля Георгаnote 37.

— А по какому делу ты пришел сюда и куда идешь, если ты друг американцев? Я своих чувств не скрываю: я стою за свой народ и хочу, чтобы ты доказал, что ты друг, а не враг.

— Слишком много вопросов за один раз, — возразил чиппева с некоторым неудовольствием, — нехорошо иметь такой длинный язык. Спроси один раз — отвечу, потом спроси другой — я и его отвечу.

— Ладно, тогда говори, по какому делу ты пришел?

— Иду в Чикаго, велел генерал.

— Ты хочешь сказать, что несешь послание от какого-то американского генерала коменданту Чикаго?

— Точно — вот мое дело. Догадайся, кто послал, ха-ха-ха! Индейцы смеются так редко, что бортник был потрясен.

— Где генерал, который послал тебя с вестью? — спросил он.

— Он в Детройт — там целая армия — воинов много, как дубов в дуброве.

Все это было новостью для бортника, и он немного подумал, прежде чем задать второй вопрос.

— Как зовут американского генерала, который послал тебя по этой тропе? — спросил он, помолчав.

— Хелл, — отвечал оджибвеи как ни в чем не бывало.

— Хелл — Ад! Ты дал ему ваше индейское прозвище, сдается мне, чтобы показать, что он — сущее наказание для грешников. А как его зовут на нашем языке?

— Хелл — такое имя — хорошее имя солдата, а?

— Кажется, я понял тебя, чиппева, — Халл, вот как зовут губернатора в тех местах, ты просто неверно произнес — так?

— Халл — Хелл — не знаю — нет разницы — хорошо одно, хорошо другое.

— Ты прав, сгодится и то и другое, лишь бы человек тебя понял. Значит, тебя послал сюда губернатор Халл?

— Не губернатор — генерал, я сказал тебе. Большая армия — много воинов — британцам смерть!

— А теперь, чиппева, ответь мне на один вопрос, чтобы я поверил, или я буду считать тебя человеком с раздвоенным языком, хотя ты и называешься другом янки. Ежели тебя послали из Детройта в Чикаго, то как же ты забрался так далеко к северу? Почему ты здесь, на берегах Каламазу, когда твоя тропа лежит ближе к Сент-Джозефу?

— Был в Макино. Генерал сказал, сначала иди Макино и смотри своими глазами, как там гарнизон, потом иди Чикаго, говори воинам, что делается и как надо лучше делать. Понял, Бурдон?

— Ну да, звучит убедительно, должен признать. Ты побывал в Макино, осмотрелся, видел все своими глазами, отправился в Чикаго рассказать, что узнал, коменданту города. А скажи, краснокожий, можешь ли ты доказать свои слова?

• Предыдущая
• 9/119
• Следующая