Тень Жар-птицы - Исарова Лариса Теодоровна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/35
- Следующая
— Спрятал? Ничего, найдем! Проверьте его карманы!
Никто не шевельнулся.
— Я кому говорю! Антошка вскрикнула:
— Вы ошиблись, честное слово, он не мог…
— Почему? Что он святой? Ну если вы такие непринципиальные, мямли, я сама…
Саша Пушкин стоял неподвижно, пока она, привстав на цыпочки, шарила в его карманах. Ничего не найдя, она вскрикнула с раздражением:
— Что же ты тут делал? Я тебя видела между чужих пальто…
— Он очень рассеянный… — пояснила Зойка Примак, — он никогда свое пальто не узнает, по метке его находит, как в детском саду. Вот, видите, ему мама вышила на подкладке буквами — «Разиня».
— Ладно, расходитесь, на нет и суда нет. — Завуч смутилась и хотела выйти из круга девятиклассников, но Саша Пушкин вдруг стал перед ней.
— И все? — Лицо его выражало невероятное удивление.
Наталья Георгиевна в недоумении на него посмотрела.
— Вы оскорбили меня, назвали вором, обыскивали и не считаете нужным извиниться?
Варька дергала его за рукав, Ланщиков присвистнул. А Сашка стоял с таким растерянным видом, точно его внезапно разбудили.
— Это еще что за глупость?
Она махнула рукой, собираясь отойти, и тогда он сказал:
— Я не буду ходить в школу, пока вы не извинитесь!
И пошел к двери.
Наталья Георгиевна так растерялась, что сказала Осе:
— Как вам это нравится? Наглость…
— Но ведь он прав. — Голос Осы был абсолютно спокоен.
Наталья Георгиевна прицельно на нее посмотрела, потом на нас. Я подумал, что она похожа на панночку из «Вия», когда та верхом на Хоме Бруте ездила, и нечаянно усмехнулся. Она это заметила и сразу переключилась на меня.
— Ах, тебе смешно, Барсов, ты уверен, что сдашь все двойки, что тебя переведут в десятый?!
Спрашивается, а я при чем?! Вот так невинные люди и гибнут!
Сегодня засек Митьку. Он, оказывается, Антошку ждет после школы за углом, где табачный киоск. Специально вышел раньше меня, буркнул, что «некогда», а сам там застрял, сигареты изучал, как таблицу умножения. А когда она пошла в его сторону, спрятался и появился перед ней неожиданно. Я все видел, я возле подъезда школы застрял, Оса попросила меня ей тетради домой отнести, и я ее минут семь ждал.
Смешно, мы же с Митькой друзья, зачем из такой ерунды секреты устраивать?!.
Интересное кино! Вызвали нас сегодня на педсовет. Ветрову, как члена комитета, Стрепетова, как комсорга, Рябцеву — старосту, а Ланщикова и меня — ни за что ни про что, вместо греческого хора.
Сашки Пушкина не было, только его отец и мать. Они у него такие молодые, что я удивился. И совершенно не солидные, хоть и физики, пришли оба в костюмах тренировочных, шерстяных, точно на лыжную прогулку.
Наталья Георгиевна рассказала о случае в вестибюле, честно, как было, ничего не передергивая. Хотя взрослые иногда переиначивают, как им выгодно. Потом попросила учителей высказываться.
Первой вылезла Кирюша, теребя платок и никому не глядя в глаза. Она говорила неестественным голосом, что Саша Пушкин слишком высокого о себе мнения, для него нет авторитетов…
Таисья Сергеевна сообщила, что у Пушкина несоразмерно большое самолюбие, что таким в жизни придется трудно, и родители должны отрезвить его.
Только Эмилия Игнатьевна, наш мудрый Дед Мороз, покачала головой, когда ее пригласили выступать.
— Чего воду толочь? И так все ясно, парень с завихрениями, как все таланты, но его обидели, а он уже не ребенок…
Осе Наталья Георгиевна долго слова не давала, пока Зоя Ивановна не вмешалась. И тогда Оса сказала, что требование Саши Пушкина справедливо, что признание ошибки только укрепляет авторитет учителя.
Мы переглянулись со Стрепетовым, Рябцева поджала губы. Потом Оса добавила, что нельзя всех учеников под одну гребенку причесывать, надо беречь достоинство человека, закаливать трудностями может быть и полезно, но осуществлять это надо другими методами…
— У него нет друзей, он эгоист! — сказала Наталья Георгиевна. И ее поддержала Рябцева.
— Правильно Наталья Георгиевна возмущается! Подумаешь, аристократ! Да кто он такой, чтоб перед ним взрослые извинялись? Из таких и вырастают наполеончики.
Ланщиков продолжил, преданно глядя на завуча:
— Фанаберии много, мы сами его распустили, вот и расхлебываем.
— Как ты смеешь… — начала ошеломленно Варька но Наталья Георгиевна ее остановила:
— Ветрова, где твоя выдержанность? У нас свобод слова, дай сказать товарищу…
— Конечно, мы переживаем, что из-за него наш класс склоняют все кому не лень.
Удавиться можно! Ланщиков в роли защитника классной чести!
— Это же надо, требовать извинения у завуча! Совсем зачитался! — вторила ему Рябцева.
— Вы не имеете права от имени класса так говорить, — начал Стрепетов, — Саша Пушкин — прекрасный товарищ, он никому не отказывал в помощи.
— Да, а сам усмехается! — Голос Рябцевой был противен, как у кошки, когда ей на хвост наступают.
— Если ты спрашиваешь глупости, скажи спасибо, что он только усмехается, — возмутился наш комсорг, а я молчал, хотя Ветрова энергично подталкивала меня локтем. О чем тут говорить? Стрепетов вполне правильно все отметил, мне лучше и не сказать, да и злить Наталью Георгиевну — себе дороже!
Неожиданно поднялась наш директор Зоя Ивановна:
— Учителя, люди невыдержанные, замотанные, нервы напряжены. А у завуча тем более, вся сложность, конфликт на плечах Натальи Георгиевны, она себя не щадит, работает с утра до вечера, возможно, сорвалась…
Она так улыбнулась, что, несмотря на усы, стала почти красивой.
— Перед вашим сыном я сама завтра извинюсь, так и передайте. Он молодец, я люблю людей с достоинством…
Наталья Георгиевна вскочила, из ее глаз посыпались искры, как с проводов троллейбуса, когда они срываются с линии. Но Зоя Ивановна сказала, что все свободны. А когда мы выходили, услышал, как Наталья Георгиевна ядовито спросила у отца Сашки:
— Простите, я сейчас только сообразила, заместитель заведующего гороно… Он Пушкин, это не ваш родственник?!
Отец Сашки пожал плечами.
— Однофамилец…
А чуть позже я подошел к доске объявлений. Там стояли Дед Мороз и Кирюша.
— Ай-ай, как мы разбазариваем талантливых людей! Точно они на яблонях растут, — ворчала Эмилия Игнатьевна, а Кирюша вдруг сказала, что Саша Пушкин ее любимый ученик, что она «умнела в его присутствии», но «наша кошечка имеет острые коготки»., да и потом он в самом деле анархист.
Я тут же смылся, чтоб меня не засекли. А потом мы гадали, появится в школе Сашка Пушкин или нет?
И даже с Антошкой на этой почве снова заговорили. Вернее, у меня как-то сорвалось:
— Слушай, может, хватит? Неужели не надоело дуться?
Антошка странно на меня посмотрела, у нее глаза начали разгораться. Ни у одной девчонки такого не видел, когда ей скучно — глаза светлеют и пустеют, А вот если что-то заинтересует, глаза становятся большими, темными, и вроде пламя в них разгорается красноватое, так у собак бывает, когда они кошку видят.
В общем, я взял ее за косу и держал, пока мы гуляли по улицам. Коса у нее тяжелая, теплая и шелковистая. Я однажды в зоопарке на спор с Митькой погладил в клетке пантеру, точно такое ощущение.
Антошка сказала, что ее поражает мое поведение.
— Все понимаешь, а ничего никогда ни для кого не делаешь, это избыток здравого смысла или лени?
— Не люблю по пустякам себе и другим нервы портить…
— Вот я читала книжку об Андрэ, который на воздушном шаре на полюс решил полететь…
— Дай почитать, — заныл я.
— Посмотрю на поведение, — фыркнула Антошка, точно мы и не ссорились после Ленинграда. — Так он писал в одном из писем, что его считают безумцем с точки зрения здравого смысла, попытка полета на воздушном шаре к полюсу заранее обречена на неудачу.
— Ну и что тут хорошего?
Она искоса на меня посмотрела и замолчала, я снова увидел, как светится на солнце ее лицо, и мы долго ходили молча, пока она вдруг не попросила меня взять домой школьных кроликов. У нас их двое осталось, Ваня и Маша.
- Предыдущая
- 18/35
- Следующая
