Счастье за углом - Смит Дебора - Страница 11

– Папа? Бабушка Нэтти? Мама?

Они ко мне приходили. Папа просто улыбался мне. Он никогда не знал, что сказать, когда мне было больно. Этим занимались нянюшки. Бабушка Нэтти сказала:

– Ешь, девочка. Каждый раз, когда жизнь дает тебе бисквиты с подливкой, ешь и набирайся сил.

Во сне я стояла рядом с ней на кухне, видела чудесные витражные окна ее дома на Хребте Дикарки, любовалась, как солнечный свет и тени складываются в улыбку на огромных сине-зеленых склонах гор. Здесь не место тощим плаксам, шептали мне горы. Запах сала, молока, сосисок, муки и масла заполнил мой нос. Это странно успокаивало. Все будет хорошо, ты найдешь то, чего действительно хочешь, прошептала мне бабушка. Выше нос, я оставила тебе дом. Он ждет тебя.

Моя мама выглядела намного красивее, чем на фото, которые остались в моих альбомах. Она наклонилась ко мне и прошептала: Да, возвращайся домой. И мы однажды снова увидимся.

– Не бросайте меня. – Слишком поздно. Я проснулась.

– Кэтрин? Мисс Дин? Я снова спрашиваю: вы знаете, почему вы здесь?

Язык пересох и распух. Я попробовала пошевелить им, лизнув передние зубы. Прикосновение к жемчужной глади помогает улыбаться. Выглядит сексуально с точки зрения судей мужского пола. Старый фокус конкурсов красоты.

– Мисс Дин, вы знаете, где находитесь? – Голос был женским и настойчивым. Мои зубы ее не впечатлили.

– В аду? – наконец прошептала я.

– Нет, хотя по ощущениям может быть похоже. Вы в ожоговом отделении. Я ваш дежурный врач. О вас заботится большая команда специалистов.

– Мое окружение.

– Можно и так сказать. А теперь слушайте внимательно. Через минуту я позволю вам снова заснуть. Мы только что перевели вас из палаты интенсивной терапии. Со дня аварии прошло пять суток. Мы держали вас под препаратами для вашего же блага, иначе боль была бы слишком мучительной. Постарайтесь не двигаться. В ваших руках иглы капельниц. В мочеиспускательный канал вставлен катетер. Несколько часов назад мы покормили вас через трубку. На данный момент ваши возможности слегка… ограниченны. Мы не хотим, чтобы у вас развилась клаустрофобия, поэтому будем продолжать вводить вам лекарства. На следующей неделе вам должно стать намного легче.

Конечно, подумала я. Я буду в порядке. Наверняка всего несколько пузырей.

Перед глазами все слегка плыло, а когда я посмотрела вверх, то заметила что-то пухлое и красное. Тогда я еще не понимала, что смотрю на собственную опухшую бровь. Я подумала, что на меня надели шапочку с красной резинкой. Потом я посмотрела туда, откуда слышался голос. Он исходил от чего-то белого и бесформенного, парящего надо мной. Силуэт был в маске и перчатках, словно работал с токсичными отходами. А может, он прилетел с другой планеты. Потому что явно перепутал меня с жертвой серьезных ожогов.

– Отвезите меня… в спа, – сказала я пришельцу. – Мне нужна… грязевая маска.

– Попытайтесь сосредоточиться, Кэтрин. У меня для вас много хороших новостей. Ваши глаза не пострадали, легкие в норме, вам очень повезло. Ожоги покрывают меньше тридцати процентов тела, что дает вам отличный прогноз полного восстановления дееспособности. Ваши ожоги в основном второй степени; это значит, что пересадки кожи не понадобится, хотя у вас останутся шрамы.

Шрамы? Шрамы?

– На правой руке глубокое повреждение мышечной ткани, вам потребуется операция для восстановления подвижности пальцев. Но это вполне поправимо.

Поправимо. Все было поправимо.

– Плохая новость заключается в том, что у вас все же есть несколько областей с ожогами третьей степени. В этих местах кожа повреждена и не сможет восстановиться. В числе таких областей ваше правое плечо, правая сторона шеи и горла и… правая сторона вашего лица, от уголков глаза и рта к уху. В течение следующих нескольких недель мы будем брать кожу с неповрежденной левой стороны вашего тела, со спины и пересаживать ее. Она заменит сгоревшие участки.

Ладно. Со временем мне просто понадобится хороший скраб.

– Нижнюю половину вашего правого уха придется ампутировать, но в остальном ушная раковина не пострадала, хотя и обгорела. На слух это не повлияет.

Подождите-ка. Это существо с другой планеты явно шутит. Мне показалось, что оно говорит о том, что у меня нет одного уха. Сэкономлю на сережках. Вручение «Оскара» через несколько недель. Интересно, Гарри Уинстон все еще готов одолжить мне двадцатикаратные серьги принцессы Дианы, которые та продала незадолго до смерти? Одну серьгу я смогу носить в ухе, вторую – в пупке.

– Очень смешно, – прошептала я.

– Боюсь, что это не шутка, Кэтрин.

– Выпустите меня отсюда. У меня… есть работа. Встреча в Англии в среду. И фотосессия для «Вог».

– Постарайтесь не волноваться пока о карьере. Скорее всего, вам придется провести в больнице как минимум шесть недель. Вам назначены несколько небольших операций, к тому же, боюсь, потребуется некрэктомия. Это процедура, во время которой мы меняем ваши повязки дважды в день и удаляем омертвевшие ткани с ваших ран. Не слишком приятная процедура. Но вам пока не следует волноваться об этом.

Не волноваться?

– Геральд! Геральд! Мой муж. Скажите ему. Я хочу выйти… отсюда. Он мне поможет.

– В данный момент он очень занят. Общается с прессой, с вашими агентами и тому подобное. Не волнуйтесь.

– Я хочу, чтобы он… пришел.

– Боюсь, мы пока не можем впустить ни его, ни кого-либо еще. В ожоговом отделении все должно быть стерильно, Кэтрин. Основной угрозой для пациентов, которые восстанавливаются после потери больших участков кожи, является инфекция. К вам не смогут пустить посетителей, а те, кого пустят, должны надеть антисептический хирургический костюм, как у меня.

– Позвоните ему. Я поговорю с ним.

– В данный момент вы не в состоянии это сделать. К тому же ваш муж просил, чтобы вас не беспокоили. Мы не хотим, чтобы к вам начали рваться репортеры. Вы не можете звонить, и никто без разрешения вашего мужа не может позвонить вам. Он не хочет, чтобы пресса вас беспокоила.

– Но… мне нужны… мои друзья. Мои стилисты. Джуди, Рэнди, Люси. Мои люди.

– Простите, Кэтрин. Здесь нельзя находиться «вашим» людям. Иногда ожоговое отделение кажется пациентам самым одиноким местом во Вселенной. Но вы поправитесь. А сейчас отдыхайте. Вам предстоит много работы.

Она вышла. Другие создания в костюмах химической защиты обступили меня.

– Мы поможем вам снова заснуть, – сказало одно из них. – И поставим вашу любимую музыку, чтобы вам легче дремалось. Ваш муж говорил, что вы любите Гвен Стефани.

Создание вставило диск в стерильный проигрыватель. «Hollaback Girl», гимн хип-хопа, начал колотить по голове басами. Неужели в реальной жизни меня могли привязать к больничной койке и заставить слушать, как тридцатипятилетняя женщина поет «Вот мое дерьмо»? Я терпеть не могла Гвен Стефани, это Геральд говорил людям, что я люблю ее музыку, потому что маркетологи утверждали: ее аудитория достаточно молода, чтобы покупать мою косметику.

Моя любимая музыка? Бонни Райт, Розана Кэш, Дикси Чикс. Умные женщины с гитарами. Геральд говорил, что они слишком старые и закоренелые феминистки, чтобы вписаться в мой милый веселый образ, к тому же они не пользуются косметикой и вряд ли вдохновят поклонниц ею пользоваться, но… а где он? И почему он не поговорил со мной даже по телефону?

– Я могу слушать, – пробормотала я. – Левое ухо у меня осталось.

– Засыпайте, – приказало существо, вытаскивая иглу шприца из моей руки. – Вам лучше постараться пока не думать.

Я закрыла глаза. Пришельцы в белых костюмах сказали, что мне нельзя двигаться, нельзя ни с кем говорить, что правого уха у меня нет, что части моей кожи будут менять местами и мне чертовски повезло, что я выжила. А еще они заставили меня слушать Гвен Стефани. Никого из тех, кому я доверяла, не было рядом. Даже мужа и призраков моей семьи.