Ползучий плющ - Купер Наташа - Страница 48

• Предыдущая
• 48/64
• Следующая

– Роберт!

– Но она действительно такая временами. Ты должна сама знать, как она обращается с людьми, которых считает ниже себя.

– В общем, да. Но давай пока забудем об Антонии. Роберт, кое-что мне непонятно.

– Блестящая Триш Макгуайр теряется в догадках? Великий боже!

– Ой, Роберт, прекрати! Неужели случившегося с Шарлоттой недостаточно, чтобы хоть это ты воспринимал серьезно? Неужели тебе все время надо, как ребенку, ходить вокруг да около? Я от этого просто с ума сойду!

В его взгляде, помимо опасливой злости и подозрительности, читалось неподдельное изумление.

– Да что с тобой такое?

– Я хочу узнать, что случилось с Шарлоттой, – сквозь зубы ответила она.

– Как и все мы, Триш! Что дает тебе право считать себя такой безупречной в данной ситуации?

– Прости, – сказала она, уловив в его голосе нотку отчаяния. – Просто я не понимаю.

– Чего, скажи на милость, ты не понимаешь?

– Почему все только и говорят о проблемах в твоей конторе. А ты, похоже, свободен как ветер: ходишь на детскую площадку, плаваешь по утрам в воскресенье, пришел сегодня на обед домой… Что происходит, Роберт?

Он ссутулился.

– Ты был слишком занят, чтобы в воскресенье побыть с Антонией, но…

– Ха!

– Что это значит, Роберт?

– Ты что, действительно думаешь, я бы не остался в воскресенье, если б Антония мне позволила?

– Что?

– Да, у меня было важное собрание. Но как бы это ни отразилось на моей работе, я ни на секунду не оставил бы Антонию, если б она позволила. Но ты же знаешь, какая она: терпеть не может, когда ей помогают, и не выносит никого рядом, если ей плохо. Это чертовски осложняет жизнь.

Триш вспомнила, как Антония сказала полицейским, что они с Робертом поссорились бы, заставь она его сидеть дома и ждать новостей о Шарлотте.

– По-видимому, я должна извиниться, – медленно проговорила она.

– Господи боже! Великая Триш Макгуайр приносит мне извинения. Пресвятая Богородица!

– Не надо, Роберт! Оставим то собрание в воскресенье. Если неприятности настолько серьезны, то почему теперь у тебя так много свободного времени? Тут что-то не сходится. Сам понимаешь.

– Значит, ты тоже подозреваешь меня в убийстве Лотти, да? Боже! Эти женщины! Да по тому, как обращается со мной Антония, можно подумать, что я доктор Менгеле. С самой встречи в аэропорту. И сообщает полиции. Я уверен, что это она. Больше никто не мог. И это так на нее похоже.

– Да о чем ты? – спросила Триш, от души желая, чтобы он говорил полными и логически связанными предложениями. Она предположила, что его привычка перескакивать с темы на тему, не закончив ни одну из них, связана с фрагментарной, клиповой подачей материала, которую он использовал в своих рекламных кампаниях. Триш, привыкшая в суде к округлым, законченным предложениям, находила эту его манеру несносной. – Что делает Антония?

– Сообщает полицейским самые разные факты обо мне, не относящиеся к делу, – на сей раз более внятно ответил он. – Собранные вместе, они наложились на их собственную предвзятость и превратили меня в Подозреваемого Номер Один.

В душе Триш боролись сочувствие… и подозрение.

– Разве Антония тебе ничего такого не говорила? – полюбопытствовал Роберт.

– Нет, – сказала Триш. – Она была неизменно лояльна по отношению к тебе и в моем присутствии не сказала ни слова против тебя.

– Удивительно.

– Но если ты Подозреваемый Номер Один, почему они вдруг арестовали Ники?

– Бог их знает, – сказал он, и его узкое лицо больше, чем обычно, напомнило крысиную мордочку. – Вчера они от меня отвязались. Я подумал было, что они увидели свет в конце туннеля. Но теперь я не уверен. У них в порядке вещей подтасовать улики, чтобы появился предлог сцапать Ники и попытаться заставить ее признаться, будто она видела, как я убиваю Лотти.

– А она видела? – спросила Триш, прежде чем успела прикусить язык. К ее изумлению, Роберт закашлялся и наклонил голову, сжав большим и указательным пальцами переносицу, словно старался сдержать слезы. Но это же абсурд! Личные впечатления Триш и все, что она о Роберте слышала, не давали ей поверить, что он переживает. – Роберт? Что такое?

– Да ради бога! Неужели ты не понимаешь? Почему Ники единственной хватило ума понять, что я любил эту малявку?

– Ты любил ее, Роберт? – Триш заметила, что он говорит в прошедшем времени, и с еще большей настороженностью стала наблюдать за разыгрываемой им сценой. – Серьезно?

Он взглянул на нее, высморкался во взятую со стойки бумажную салфетку. Триш показалось, что на глазах у него настоящие слезы, и она снова почувствовала смущение.

– Она была с характером и забавная, ужасно забавная. До этого я никогда не общался с детьми ее возраста. – Он еще выпил и продолжил почти без всякой враждебности: – Знаешь, Триш, а ты сука! До сих пор я этого не понимал.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты хитростью заставила меня встретиться с тобой, верно? Ты сказала, что хочешь узнать о чем-то, о чем не можешь спросить Антонию, но ты просто хотела выложить свои обвинения и посмотреть на мою реакцию. Даже Антония не заходила так далеко. Пока.

– Роберт…

– Или это она стоит за твоей маленькой проделкой… а? Она подумала, что план полиции в отношении Ники может не сработать, и решила, что ее драгоценная, блестящая Триш добьется большего?

– Ничего подобного, – сказала Триш, изо всех сил сдерживая гнев. – Я же сказала тебе, что не разговаривала сегодня с Антонией. И ни в чем тебя не обвиняла. Я лишь хотела узнать, что за проблемы у тебя на работе. Ты сам выложил все остальное. Не представляю, почему ты так скрытничаешь насчет своей работы.

На мгновение, пока он знаком просил у бармена еще пива, ей показалось, что больше Роберт не произнесет ни слова.

– А почему бы и нет? – сказал он, выпив почти полбутылки. – Если ты от меня отвяжешься, почему бы и не сказать? Все равно это скоро выйдет наружу… банк постарается. И по сравнению с Лотти все это мелочи. Мы по уши в дерьме, Триш. Наш самый крупный счет незаконно присвоен, и наличные последние полгода текли широким потоком. До закрытия дела в пятницу банк дал нам возможность найти другого гаранта или нового денежного клиента. Ну что – удовлетворена?

– А Антония не может помочь?

– При всем своем богатстве, Триш, – сказал он покровительственным тоном, который всегда действовал ей на нервы, – она – пескарь по сравнению с акулами, которые кружат в нашем пруду. За последние четыре года мы здорово выросли, как тебе должно быть известно, если ты хоть иногда слушаешь, что тебе говорят. Я точно помню, как рассказывал тебе об этом почти год назад. Тогда у тебя был жутко скучающий вид, но я не догадывался, что ты вообще ничего не воспринимала.

Триш вспомнила и тот случай и отвращение, внушаемое ей настойчивостью, с которой Роберт информировал о своих успехах каждого встречного.

– Но я не обратился бы к Антонии, будь она даже крупной рыбой.

– Хотя как банкир, – заметила Триш, – она должна знать множество потенциальных гарантов, к которым ты мог бы обратиться.

Он пожал плечами, стараясь сохранить безразличный вид. В первый раз Триш уловила в его раздражении признаки настоящей злости. Через секунду он повернулся на табурете и, помахав пустой бутылкой бармену, потребовал еще пива. Даже со спины Триш чувствовала его напряжение.

Вот оно что, подумала Триш. Видимо, он все же обратился к Антонии за помощью, а она отказала. Не удивительно, что в доме царит такая напряженная атмосфера. И не удивительно, что Антония относится к нему с такой подозрительностью. Она думает, что он похитил Шарлотту из мести? Или чтобы получить выкуп и расплатиться с банком? Этого она боится?

Или все еще хуже? Неужели полиция права насчет педофилии? Кто знает? Стресс – один из самых известных спусковых крючков насилия над детьми. И эта ситуация на работе послужила таковым для Роберта? Искренне ли Ники утверждала, что могла оставить те синяки на руках Шарлотты, или она пыталась выгородить Роберта?

• Предыдущая
• 48/64
• Следующая