Рыцарь света - Вилар Симона - Страница 45
- Предыдущая
- 45/152
- Следующая
— Вот так-то лучше, — осторожно отпустил его Хорса.
Видя, как принц, пошатываясь, распрямился и смотрит на него — этот пустой, давящий взгляд мало кто мог выдержать, — Хорса постарался отойти как можно дальше. И принялся торопливо говорить, чтобы отвлечь принца. Ему это удалось. Юстас опустился в кресло, стал прислушиваться. То, что сообщил этот сакс, вновь вызвало у него интерес.
— Вам ведь желательно заполучить дочку Эдгара до того, как она станет женой рыцаря Артура ле Бретона? Так вот, сейчас такая возможность есть, клянусь святым Дунстаном. Конечно, в Гронвуде собралось очень много людей — ну чисто вавилонское столпотворение: епископы, аббаты, граф Норфолк со всей семьей, да еще и Арундел с бывшей королевой и выводком ребятишек. Но пока я был в пути, ярмарка уже должна была завершиться, а значит, гости разъедутся, замок опустеет. Но не это главное…
— Ты видел саму Милдрэд? — глухо спросил принц.
— Нет, ее услали. Оруженосец Торкель, напившись, сознался, что, пока красотка в трауре, родители услали ее в одно из своих имений. С женихом, Артуром ле Бретоном. И вернутся они только после окончания ярмарки. Это будет незадолго до того времени, когда в Денло отмечают старый праздник, День Лугнаса.
Тут Хорса значительно замолчал. Однако Юстас не понял.
— Что с того, что День Лугнаса? Я знаю, что саксы потворствуют этим мерзким языческим обычаям. У нас же этот день зовется Праздником святого Петра — первое августа.
— День Лугнаса, — упрямо мотнул лысой головой Хорса, — это наш древний праздник урожая. По старинной традиции в этот день все окрестные жители собираются у так называемой Белой Возвышенности, и там целый день и всю ночь идет шумное гуляние. Ранее и Эдгар с Гитой являлись почтить праздник своим присутствием. Но ныне все по-другому. Слишком горд стал Эдгар, постарел или уж больно религиозен, все печется о спасении своей души… чтоб дьявол утащил его душу в ад… Так вот, в этот день Эдгар, следуя традиции, не препятствует своим людям уходить до рассвета на гуляние. В самом Гронвуде остается совсем мало народа: горстка слуг, немного стражников. Я подробно расспросил об охране. Обычно Гронвуд охраняют больше ста с лишним человек, все больше вассалы Эдгара со своими людьми, есть и наемники, так что взять штурмом замок по сути невозможно. Но в День Лугнаса там остается немногим более двадцати стражников… Вы бывали в Гронвуде, милорд? Нет? Так я вам скажу, что и этих двадцати вполне хватит, чтобы удержать замок. Мощный барбакан, навесные бойницы, железные решетки на воротах, рвы, подъемные мосты, две крепостные стены — это все надежная защита. Другое дело, если въехать в замок как представитель власти. Особенно когда там мало людей, — добавил он со значением. — И если вы сможете… Милдрэд будет ваша.
Юстас медленно поднялся, подошел к окну. Багряные закатные отсветы очертили темный силуэт принца.
— Ты хорошо потрудился, Хорса, — проговорил он через время. — Но есть одно «но». Король с королевой просто так не отдадут нам Эдгара.
— Несмотря на то, что он завел шашни с этим псом Бигодом?
— Сейчас все ведут шашни со всеми, — огрызнулся Юстас. И поморщился при мысли, что опустился до простецкой речи этого сакса. — Связавшись с Бигодом, Эдгар не стал его союзником, даже помог сдержать его в прошлогоднюю кампанию. И хотя мне удалось нашептать в уши короля несколько негативных отзывов о его любимчике, Стефан тем не менее не станет его валить, ведь ему нынче выгоднее собирать вокруг себя лордов, а не показывать, что он готов схватить и лишить владений любого из них. А вот Милдрэд…
— Что Милдрэд? — разозлился Хорса. — Учтите, вы не получите девчонку, пока ее отец в силе. И если она выйдет замуж за этого Артура ле Бретона, если с благословения Церкви возляжет на перины со своим госпитальером, станет его законной супругой, вам вообще следует забыть о ней.
— Госпитальером? — переспросил Юстас. — Ты мелешь вздор, Хорса: госпитальеры дают обет безбрачия. Однако… — Он вдруг резко повернулся: — Как ты сказал, зовут жениха Милдрэд Гронвудской?
Взгляд его бесцветных глаз стал напряженным. Он не сразу обратил внимание на это имя, однако оно показалось ему знакомым. И когда Хорса повторил, что этого госпитальера зовут Артур ле Бретон, Юстас вдруг быстро шагнул к столу, стал перебирать какие-то свитки, пока не нашел один из них и внимательно перечитал. Причем склонился столь низко, что его отросшие русые волосы почти упали на глаза, он их сдувал, а сам все читал и читал. И вдруг расхохотался.
— Артур ле Бретон! Человек Матильды Анжуйской! Крестоносец, который служит не столько своему ордену, сколько этой жадной до чужих земель шлюхе! Ай да новость! Нет, Хорса, ты заслужил награду за такое сообщение.
— Вы знаете мои условия, — мрачно произнес Хорса. — Что бы ни было с Гронвудом, леди Гита — моя!
— Ах да, конечно, я помню. Что ж, мой верный сакс, нас обоих привлекают гронвудские леди. И, клянусь самим дьяволом, мы их скоро получим. Это так же верно, как и то, что я сын своего отца.
Последние слова Юстас произнес медленнее, взгляд его словно ушел в себя, сделавшись пустым, как у статуи. Какое-то время он стоял не шевелясь, потом, не говоря ни слова, стремительно вышел.
Он направился в королевские покои, по пути едва кивнул на неуклюжее приветствие стражника, стал подниматься по лестнице, пока не остановился перед широкой дверью. И пока о нем докладывали, он все еще был задумчив, стоял сгорбившись, уткнув подбородок в поднятое у лица оплечье. Так же, почти закрывшись складками капюшона, он вошел в покой и, ссутулившись, замер у двери.
У короля царила непринужденная, почти домашняя атмосфера. Сам Стефан разговаривал с неким священником и одновременно кормил с руки своего четвероногого любимца, огромного датского дога; в углу комнаты три придворные дамы вышивали алтарный покров, а королева Мод Булонская сидела в удобном, обложенном подушками кресле подле разведенного в камине огня — в последнее время ее величество все больше прихварывала, часто зябла и искала тепла. Она и сейчас продолжала кутаться в подбитую мехом пелерину, а обрамлявшее лицо белоснежное покрывало только подчеркивало нездоровый румянец на ее щеках, ранее смуглых, но в последнее время заметно поблекших.
При появлении принца на какой-то миг установилась пауза, но Юстас остался стоять в стороне, и король продолжил беседу со священнослужителем, дамы вновь взялись за вышивание, а Мод даже не повернулась.
Юстас понимал, что прежде всего следовало убедить мать. Мод была разумна и нещепетильна, но именно она могла повлиять на супруга. Не церемонилась Мод и с сыном, не медлила, если нужно было его осадить, иногда даже отпускала ему пощечины, но вместе с тем учила его интриговать, давать оценку ситуации. И если Юстас с кем-то и считался, то только с королевой. С отцом же он держался холодно и порой не скрывал своего презрения к нему. Они часто ссорились, и если Юстас никогда не испытал на себе королевского гнева, то только потому, что Стефан понимал: Юстас — его единственная надежда на продолжение рода в Англии.
Сейчас Юстас, глядя на родителей, отметил, как они постарели, выглядели утомленными, а их бедность трудно было скрыть. Бархатный камзол Стефана протерся на локтях, его парчовая оторочка поистрепалась, а мать уже давно перестала наряжаться и носить украшения, большую часть которых она заложила. Даже эту соболью пелерину, в какую она сейчас куталась, Юстас помнил сызмальства, словно мать не могла позволить себе потратиться на новые меха. Или не хотела? Для нее дело мужа всегда было куда важнее собственного величия и присущего дамам желания блеснуть. Прошли те времена, когда она ревновала своего красивого супруга к хорошеньким леди; король и королева давно уже стали одним целым, одной душой, всегда держались вместе, дабы не так тяжело было нести бремя этих бесконечных войн, ознаменовавших их царствование.
Королева Мод первой обратилась к сыну:
— Мы с его величеством видели сегодня, как вы заступились за свою несчастную жену.
- Предыдущая
- 45/152
- Следующая
