Идеальный любовник - Хенли Вирджиния - Страница 27

• Предыдущая
• 27/88
• Следующая

Теперь Джона Монтегью трясло так, что он мог сам себя изувечить.

— Смотри, не обмочись, Джонни, — заметил Шон, убирая нож у него из промежности. — Сегодня я не стану этого делать.

Монтегью-младший шумно вздохнул, совсем в этом не уверенный.

Шон О'Тул чиркнул серной спичкой и зажег свечи у кровати Джонни.

Тот смотрел на незваного гостя широко открытыми глазами. Его кумир разительно изменился. Прежними остались только голос да стальные глаза, горящие серебряным пламенем.

— Ты пришел не затем, чтобы убить меня? — спросил Джон.

— Я не хочу убивать тебя, я хочу, чтобы ты принадлежал мне душой и телом, Джонни Монтегью.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Только скажи, и я исполню. — Он сел на край кровати, а его собеседник устроился на стуле лицом к нему.

— Ты служишь в Адмиралтействе. Я хочу, чтобы ты достал записи обо мне и уничтожил их. Все должно выглядеть так, словно имя Шона Фитцжеральда О'Тула никогда там не фигурировало. Нужно уничтожить все бумаги о моем аресте и обвинении. Если это не будет выполнено, мы с моим ножом вернемся.

— Все будет сделано, как ты говоришь. Они не смогут больше арестовать тебя, потому что не останется никаких следов твоего мнимого преступления или вынесенного приговора.

Губы Шона изогнулись в полуулыбке. Он закинул ноги на кровать Джонни, а руки — за голову.

— У меня не было связи с внешним миром. Что произошло за эти пять лет, Джонни?

— Моя мать сбежала из дому через несколько дней после праздника. Мы с сестрой больше ее не видели. Твой брат был ее любовником, но я не знаю, известно ли ей о его смерти… Потому что я не представляю, жива ли она сама.

— Эмбер была шлюхой.

— Ирландской шлюхой! — ввернул Джонни.

— Touche, Джонни. Ты не настолько беззащитен, каким кажешься.

— Я полагаю, ты знаешь, что твой дед, Эдвард Фитцжеральд О'Тул, умер от ран, после того как его арестовали за предательство?

— Я понимал, что он не выкарабкается, — спокойно заметил Шон. — Это еще одна могильная плита на совести твоего отца. Я полагаю, Монтегью донес на него.

Глаза Джонни расширились от ужаса. Но когда он все обдумал, то согласился с таким вариантом:

— Я не стану его оправдывать. Я ненавижу и презираю его!

— Отлично, ты будешь лучшим союзником, а если не станешь им, то превратишься в моего врага.

— Я твой добровольный союзник, Шон, а не твой враг, — поклялся Джон.

— Догадываюсь, что состояние твоей семьи росло, словно цветущее дерево, — сказал Шон, в его голосе слышалась ирония.

Джон виновато ответил:

— Да, у нас теперь флотилия торговых судов, известных под названием “Монтегью Лайн”.

— Ммм, я верю, что ты окажешься для меня бесценным, Джонни. Мы увидимся в субботу. У тебя будет время заглянуть в записи.

— Моя сестра выходит в субботу замуж, — выпалил Джон.

— За кого?

— За нашего кузена Джека.

Лицо Шона казалось темной маской. Потом он улыбнулся, хотя улыбка не коснулась его глаз.

— Возможно, граф Килдэрский будет присутствовать на свадьбе. — Он поклонился Джонни и исчез в темноте.

Джону Монтегью понадобилось время, чтобы сообразить, что Шон О'Тул и есть теперь граф Килдэрский.

Шон провел большую часть дня у перчаточника, рекомендованного портье отеля “Савой”, заверившего его, что принц Уэльский и его самый большой друг Джордж Брайан Бруммель там же заказывают перчатки.

Он показал свою левую руку и объяснил, что хочет, чтобы перчатка полностью скрывала дефект.

Из мастерской вызвали двух мастеров и ознакомили их с проблемой. Они сделали зарисовки его руки во всех мыслимых положениях и измерили ее под каждым углом. Мастера сравнили обе его руки и начали высказывать свои идеи, предложив графу не оставаться в стороне.

Наконец они сделали пробную пару, которая отлично подошла. В левой перчатке на месте отсутствующего большого пальца расположился деревянный протез, и, когда Шон надел ее на руку и туго натянул кожу, нельзя было понять, что ему ампутировали верхнюю часть большого пальца. О'Тул остался так доволен работой перчаточников, что заказал еще две дюжины пар. Две пары следовало изготовить из серой лайки, а остальные из мягкой черной кожи.

Остаток дня он посвятил магазинам. Шон купил несколько пар сапог, бриджи и рединготы для верховой езды. Он заказал шелковые рубашки и рубашки из хлопка, нижнее белье и жилеты, галстуки, муслиновые носовые платки и шляпы, а также длинный плащ с несколькими положенными друг на друга воротниками. О'Тул даже потратился на трость из Малакки с рукояткой из черного дерева. Он приказал доставить все это в отель “Савой” и оформил заказ на фамилию Килдэр.

Идя по Бонд-стрит, по дороге в гостиницу, Шон остановился у витрины ювелира. Его внимание привлекла брошь в виде серебряного дельфина, и О'Тул вошел в лавку, чтобн посмотреть на нее поближе. Когда ювелир вложил украшение в его затянутую в перчатку руку, он увидел, что дельфин сделан из первоклассного серебра, а глаза — из изумрудов. Это будет отличным подарком женщине, носящей имя Эмерелд. Шон попросил продавца завернуть подарок, а потом поинтересовался, можно ли получить еще одну коробочку такой же величины, как и та, что укрывала брошь.

Вечером, рассматривая свои приобретения, Шон увидел, что выбирал только черные и белые цвета. Его губы дрогнули, он посмеялся над собой, когда понял, что не приемлет ничего, кроме незапятнанно-белого льна для своей кожи. Черное он выбрал как символ власти. С этого дня он в ответе за себя и за каждого, с кем будет иметь дело.

В эту ночь Шон Фитцжеральд О'Тул достал отсеченный большой палец с верхней полки шкафа, где он его прятал, и положил в пустую коробочку, купленную у ювелира. Отмыл руки и надписал две карточки с эмблемой отеля “Савой”. На одной он написал “Невесте”, на другой “Жениху” и подписал обе — “Граф Килдэрский”.

Эмма Монтегью проснулась в день своей свадьбы, и ее охватило множество чувств. Но самым сильным было смирение. Она не возражала против договоренности ее отца и Джека о том, что ее муж возьмет фамилию Монтегью. Эмма знала, что сын ее дяди с детства мечтал об этом. Таким образом он хотел смыть пятно незаконного рождения.

Но что по-настоящему огорчало ее, так это необходимость жить в доме отца на Портмен-сквер! Эмма использовала все средства, чтобы убедить Джека жить в другом месте. Она объяснила, что если он не может купить дом, то можно его снять. Большой дом им не нужен. Она будет счастлива и в маленьком домике, только бы он был их собственным. Но, разумеется, Джек не желал удовлетвориться маленьким домом, если он мог воспользоваться особняком Монтегью на Портмен-сквер.

Эмма набралась храбрости и обратилась к отцу, но тот и не сомневался, что молодые должны жить в отчем доме. В качестве большого одолжения Уильям предложил отдать им весь третий этаж в качестве личных апартаментов.

Пока Эмма надевала свадебное платье, она думала о том, что вместо освобождения от власти отца брак даст ей еще одного повелителя, перед которым придется отчитываться. В белом платье, с белым венком и вуалью поверх пудреного парика невеста выглядела смертельно-бледной. Даже свадебная церемония должна была пройти на Портмен-сквер, создавая у нее тяжелое впечатление, что этот дом — ее тюрьма.

Слова священника затуманили сознание Эммы. Громкое “да”, произнесенное Джеком, заставило ее подпрыгнуть, вырывая из мира грез. Священник теперь спокойно обращался к ней, но в ее мозгу осталась только одна фраза: “Будешь ли ты подчиняться ему?”

Ее покорное “да” услышали очень немногие.

На свадебный прием пришло много народа, но Эмма почти никого не узнавала. В бальном зале на длинном обеденном столе сложили груду подарков, и, когда пришло время открыть их, молодожены сели рядом в одинаковые парчовые кресла на возвышении, чтобы все в переполненном зале могли их видеть.

Граф Килдэрский положил свои маленькие коробочки вместе с остальными и отошел в глубину зала. Его рост позволял ему без помех наблюдать за новобрачными. В первую очередь его стальные глаза нашли Уильяма Монтегью. Он немного постарел и стал еще уродливее, если это было возможно. Но, в общем, хозяин дома почти не изменился за эти пять лет.

• Предыдущая
• 27/88
• Следующая