Мила Рудик и Чаша Лунного Света - Вольских Алека - Страница 34
- Предыдущая
- 34/112
- Следующая
Рассаживаясь кто куда, ребята показывали пальцами на птицу и спрашивали друг друга, что она здесь делает. И пока ученики по двое и по трое заходили в класс, птица с музыкальным хвостом что-то сосредоточенно пела. Хотя пение это было странное: она и шептала, и говорила, и посмеивалась, и издавала звуки, похожие на топот десяти пар ног шаркающих по лестнице учеников.
— Она что, передразнивает нас всех? — хмуро спросил Ромка, усаживаясь рядом с Милой справа.
— А по-моему, очень красивые звуки, — сказала Белка, устраиваясь с левой стороны. — Так необычно.
Когда все меченосцы собрались, птица спрыгнула с крышки клавесина на клавиши, потом с клавиш на стул, а оттуда на пол и, покачивая чудо-хвостом при ходьбе, скрылась за занавесом, ничуть не потревожив живущих на нем музыкантов. Через пять секунд, не больше, из-за занавеса вышел профессор Лирохвост. Сегодня он был одет не так празднично, как в день Пира, но все же очень элегантно: весь отутюженный и открахмаленный. А волосы его сейчас были приглажены и собраны сзади в короткий хвост.
— Разумеется, мы с вами уже знакомы, — сказал он, улыбаясь и опираясь одной рукой на клавесин. — Но, если кто забыл, представлюсь — профессор Антуан Лирохвост, преподаватель магических инструментов и нотной грамоты.
— Он что, француз? — восхищенно зашептала Миле в левое ухо Белка, одарив профессора Лирохвоста влюбленным взглядом.
— Мы что, будем ноты учить? — яростно зашипел в правое Ромка. — Мне этого и в обычной школе хватило по самое горло.
— Я думаю, все вы достаточно слышали о волшебных дудочках, обладающих гипнотической силой; об усыпляющих арфах; скрипках, заставляющих пускаться в пляс; барабанах, собирающих не один строй марширующих ног и так далее, и так далее…
Некоторые в классе согласно загудели.
— Все это и много других восхитительных музыкальных инструментов, обладающих чудесными колдовскими свойствами, является самым прекрасным, самым утонченным и изысканным из всего волшебного, что существует в мире. Музыка — сама по себе волшебство, но волшебная музыка — это чистейшее волшебство. Тот, кто сможет проникнуться миром музыки, одновременно научится тонкому восприятию окружающего нас мира.
Голос профессора подрагивал от торжественности, а вид у него был такой, словно он собирался воспарить к потолку: он почему-то смотрел не на ребят, а куда-то вверх.
— Чего не люблю, — ворчливо пробормотал Ромка, — так это музыки.
— Нам с вами, — с вдохновением продолжал профессор Лирохвост, — предстоит не только научиться владеть музыкальными инструментами, но и узнать, как противостоять их чарам. С чего мы, пожалуй, и начнем. И для этого нам нужно освоить заклинание «Отключение музыкального слуха».
Профессор Лирохвост вынул волшебную палочку из футляра, который очень напомнил Миле футляр Белки, и произнес:
— Сначала следим за тем, как это делаю я, потом повторяем. Итак… Подносим палочку к левому уху… Только, пожалуйста, к левому. Отправите заклинание в правое ухо — будет звенеть в ушах пожизненно. Очень трудно расколдовать.
Профессор неуверенно обвел взглядом амфитеатр, и его рука с палочкой безвольно упала; на лице отразилось глубокое потрясение.
— Прошу вас, поднимите все левую руку, будьте так любезны, развейте мои сомнения.
Мила на мгновение задумалась и подняла левую руку. Однако профессор почему-то выглядел очень удрученным. Обернувшись по сторонам, Мила поняла, что на это у него были серьезные причины: примерно полкласса подняли вместо левой правую руку.
Нервно перебирая в пальцах палочку, профессор огорченно выговорил:
— Так… Это очень осложняет дело…
Он лихорадочно переводил взгляд с правых поднятых рук на левые и наконец остановился.
— А! Вот вы! — воскликнул он и Мила с Белкой, переглянувшись, одновременно поняли, что профессор обращается к Белке. — Да-да — вы! Как ваше имя?
— Беляна Векша, — зардевшись, ответила Белка.
— Ах! Да-да, я вас помню! Как же, как же… На Распределении… — торопливо заговорил профессор Лирохвост. — Это ведь вас лев напугал так, что вы упали, бедняжка?
Кое-кто в классе, включая Ромку, припомнив этот инцидент, захихикали. Но Белка почему-то не обратила на это ровно никакого внимания. Она была безмерно счастлива оттого, что профессор Лирохвост ее запомнил. Наверное, он произвел на нее впечатление еще в тот день, когда галантно не дал ей упасть с лестницы.
— Обратите, пожалуйста, внимание на госпожу Векшу, — громко объявил профессор Лирохвост. — И делайте точно так же, как она. Заметьте, что рука, которая у нее поднята, — это левая.
Белка от гордости покраснела до кончиков ушей и вытянулась как струна, пытаясь оправдать оказанное ей доверие.
— Итак! — снова произнес профессор, направляя палочку в сторону своего левого уха. — Повторяем: Тимпанум Параакузия!..
После того как урок закончился, Белка еще долго не давала покоя ни Миле, ни Ромке, изливая на них свое восхищение профессором Лирохвостом. Она в буквальном смысле стала его самой верной почитательницей. В конце концов Ромка, не выдержав, пригрозил ей, что, если она не прекратит свои трели, он отправит Тимпанум Параакузия ей сразу в оба уха, и тогда она поймет смысл выражения «звенеть пожизненно». Белка была вынуждена замолчать.
* * *
В среду они втроем решили последовать совету Тимура и отправились в «Слепую курицу». Это было самое популярное в городе кафе, по крайней мере со слов Берти и Тимура, которые просиживали там часами каждый день, после занятий. Берти говорил, что там частенько можно поспорить с каким-нибудь волшебником, который в городе проездом. Чаще всего предметом спора становилась «Глазунья». А что это такое, Миле, Ромке и Белке предстояло узнать.
Кафе, как ни странно, они нашли без проблем, следуя маршруту, который им в двух словах описал Берти. Это было старенькое кирпичное здание, одноэтажное и кривое. Над аккуратно покрашенными горчичной краской дверями на вывеске красовалась надпись «Слепая курица», а по обеим сторонам двери, освещая вывеску, горели два больших желтых фонаря. Ромка открыл дверь, и они вошли в кафе. Не успели ребята переступить порог, как на них обрушилось целое полчище звуков. Кафе и его посетители жили очень насыщенной жизнью — говор стоял неимоверный, намного хуже, чем в первый день в «Перевернутой ступе» или в переполненном холле Думгрота.
Толстый мужчина с очками на лысеющей макушке и моноклем в правом глазу заливался громоподобным смехом. Два худых господина потягивали дым из кальяна, засунув в рот трубки. Прибор у них был один на двоих и наполнен он был чем-то ядовито-желтым, удивительно напоминающим лимонад, который яростно бурлил, как будто его кипятили.
— Куда это мы попали? — спросил Ромка, с интересом озираясь по сторонам.
Заметив за одним из столиков пепельно-русую голову Берти, Мила сказала:
— Кажется, все правильно.
— Это же Берти! — проследив за ее взглядом, воскликнула Белка. — А с ним Тимур.
В этот момент Берти тоже их заметил и, подзывая, помахал рукой.
Они сели за небольшой квадратный столик у стены.
— Ну что, други! Добро пожаловать в «Слепую курицу», — поприветствовал Берти и, подзывая официанта, добавил: — Сейчас будете проходить боевое крещение.
— Какое крещение? — занервничала Белка.
— Не дрейфь, сестрица, — доброжелательно усмехнулся Берти и сказал подошедшему официанту: — Три «Глазуньи», пожалуйста.
Официант, даже не удостоив их взглядом, поставил в блокноте три галочки и отошел.
— Что за «Глазунья»? Какой-нибудь гоголь-моголь? — спросил Ромка. — И почему он заказ не записал?
— Глазунья здесь — самый популярный напиток, — ответил Тимур, хлебая что-то из деревянного стакана. — Они его никогда не записывают.
В разношерстной гамме звуков Мила разобрала ритмичное, глухо шлепающее постукивание. Она повернулась к стене и посмотрела вверх. На длинном узком холсте, написанном маслом, стремительно мчалась белая курица, покачивая на бегу розовым гребешком.
- Предыдущая
- 34/112
- Следующая
