Странный случай - Куприн Александр Иванович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/2

– Ах, Нина Аркадьевна, вы никогда не поймете, что это за мучительное чувство – ревность к прошлому! И вы правы: я никогда не устану вас спрашивать, кого и как вы любили. Вы говорите, а у меня вся душа переворачивается от зависти, злобы и ревности, и все хочется еще и еще слушать, до мельчайшей черточки, до последнего душевного извива. Так и кажется мне, что я всех их перед собой вижу; и мужа вашего, и этого красавца – итальянского певца, и того гвардейца, который из-за пылкой любви к вам отстрелил себе мизинец, и сумасшедшего инженера, растратившего из-за вас…

– Пожалуйста, не так подробно…

– Простите. Я действительно не имею права этого касаться… Но скажите мне искренно, неужели на любовь к ним ушли все перлы вашей души?

– Ушли все перлы.

– И вас совсем не соблазняет любовь – хорошая, нежная, удовлетворенная любовь?

– Нет.

– Почему же нет? Ведь вы молоды еще, прекрасны, свободны…

– Вот именно оттого, что я больше всего дорожу свободой и спокойствием. Кроме того, в любви мужчин всегда есть что-то… ну, как вам сказать… ну, quelque chose de brutale note 1, и они хороши только до тех пор, пока не близки.

– И вам никто из них в настоящее время не нравится?

– Я этого не могу сказать. Бывают мгновения… Иногда в танцах, во время загородного пикника, tete-a-tete note 2 с красивым и умным собеседником во мне просыпается потребность любви. И я люблю эти моменты, но люблю так же, как люблю бокал шампанского, только… не сладкого. Не более.

Сойманов вскочил с пола и заходил в волнении по комнате.

– У вас просто-напросто холодная натура,– сказал он.– Вы эгоистка и ленивы.

– А вы дерзки и злоупотребляете тем, что я вам многое прощаю, как талантливому молодому писателю.

Опять они замолчали. Сойманов нервно ходил взад и вперед по комнате. Она следила за ним, закусив нижнюю губу и слегка улыбаясь.

– А знаете, кого бы я еще могла полюбить? – вдруг сказала Нина Аркадьевна. Сойманов сразу остановился против нее в нетерпеливом ожидании.

– Во-первых, он должен быть красив. Не хмурьте бровей, потому что вы знаете, что ваша наружность мне нравится. Во-вторых, он должен быть умен, нежен, скромен и талантлив. Кроме того…

– Кроме того?

– Кроме того, он должен любить меня больше своей жизни.

– Но ведь я вас именно так и люблю.

– Не говорите неправды!

– Чем же я могу вам это доказать? Ну, хотите, я по вашему приказанию лишу себя жизни? Хотите?

– Не говорите глупостей. Вам, вероятно, вспомнилась история Клеопатры? Да если бы я и потребовала этого, вы не исполнили бы. Вы так жадно любите жизнь, что у вас никогда не хватит решимости «расстаться с милой привычкой к существованию».

Лицо Сойманова нахмурилось еще больше, даже как будто бы потемнело. Он медленно опустился на прежнее место – у ног Нины Аркадьевны.

– Вы очень верно заметили о моей любви к жизни,– сказал он глухим, взволнованным голосом.– У меня никогда не хватит сил поднять на себя руку… Но зато у меня… да и вероятно, что у меня одного в целом мире, есть верное средство исполнить ваше желание.

– Что же это за таинственное средство?

– Если хотите, я вам расскажу. Это целая история и, говоря вправду, не совсем обыкновенная.

– Пожалуйста. Эта необыкновенная история чрезвычайно меня заинтриговала.

– Несколько лет тому назад,– начал Сойманов,– у меня был друг. Он жив до сих пор. Кто он и как его зовут – не правда ли, это не интересно? Мы долго жили с ним вместе и многим обязаны друг другу. Обстоятельства сложились так, что я спас от позора его семью тем, что внес в казну деньги, растраченные его отцом. Он мне тоже оказал одну, не менее важную услугу. Мы очень любили друг друга, и я положительно скажу, что нет жертвы, которую, если бы понадобилось, не принес он для меня или я для него.

Однажды он достал где-то скляночку синильной кислоты, так – гран пять-шесть. По этому поводу мы с ним разговорились о самоубийстве. И он и я признавали, что бывают случаи, когда оно не только простительно, но и необходимо. А надо вам сказать, что милая привычка к существованию у него еще сильнее, чем у меня. И вот мы дали друг другу клятву,– не смейтесь так преждевременно, Нина Аркадьевна,– клятву помочь друг другу, если это потребуется,– переселиться в лучший мир. Достаточно ему написать мне в письме только одно слово: «Пора» – и я должен тотчас же ехать туда, где он живет, незаметно разыскать его и оказать ему (конечно, так, чтобы он меня не видел) дружескую услугу. Тем же условием обязался и он относительно меня… С этих пор и он и я носим на часах одинаковые брелоки. Сойманов показал Нине Аркадьевне маленький золотой флакончик, прикрепленный при помощи кольца к часовой цепочке. Нина Аркадьевна рассмеялась.

– Действительно, романтическая история. Но я вас смело могу уверить, что в настоящее время и вы, и ваш друг выросли, стали благоразумнее и безопасность от полиции и суда цените выше дружеских услуг.

Сойманов побледнел.

– А я уверен в противном. По крайней мере, я бы не посмел отказаться… Вы не верите?

– Конечно, не верю,– насмешливо возразила Нина Аркадьевна. И, вставая с дивана, она прибавила: – Ну, однако, мой романтический писатель, я вас прогоняю… Теперь двенадцатый час. В этом вы можете убедиться, поглядев на свои часы с роковым брелоком.

Сойманов встал, поцеловал ее руку и пошел к дверям. Но на пороге он как будто бы пошатнулся, схватился за косяк и обернулся назад. Выражение его бледного лица Нина Аркадьевна не могла забыть потом во всю свою жизнь.

– Значит, вы хотите испробовать меня и моего друга? – спросил он с кривой усмешкой.

И странно: несмотря на то, что ее сердце на мгновение сжалось от ужаса, она отвечала, смеясь:

– Ах, да, пожалуйста – это будет очень интересно.

– Прощайте,– сказал Сойманов.

…………………………………………………………………………

Через полмесяца после этого разговора был второй день Нового года, и Нина Аркадьевна принимала визиты. Последним и особенно надоевшим ей визитером был Коко Веселаго, пустой, светский мальчуган лет пятидесяти, с лысиной и моноклем. Он славился искусством знать всегда и все ранее других столичных сплетников.

– Ну, что же, вы еще не весь ваш запас выгрузили? – спросила Нина Аркадьевна, воспользовавшись минутной паузой в потоке слов Коко.

– Ах да! – спохватился вдруг Коко.– Есть и еще одна интересная новость… Как это я раньше о ней не вспомнил!.. Вы помните этого… ну, как его?.. молодой писатель… Ах, вспомнил, вспомнил… Сойманова?..

– Отравился? – вдруг неожиданно для самой себя вскрикнула испуганно Нина Аркадьевна.

– Ах, вы уже зна-аете? – протянул Коко, разочарованный в своем удовольствии рассказать свежую новость.

Но она уже овладела собой и отвечала спокойно:

– Да. Мне об этом писали.

Рассказ был впервые опубликован в газете «Киевское слово», 1896, за подписью: К.

• Предыдущая
• 2/2