Север - Тюрина Екатерина Александровна - Страница 3

— Северин, — неверным голосом позвала я, чувствуя навернувшиеся на глаза после его рассказа слезы. Воображение у меня было более чем богатое.

— Что, драгоценная моя?

— Не уходи сегодня хорошо? Побудь со мной… Вдруг сны будут страшные сниться…

— Конечно, Лазорь, все что попросишь. Зря я, наверное, рассказывать взялся, на ночь тем более…

Я легла поудобнее, и почувствовала, как Князь лег рядом поверх одеяла. Рядом с ним не было страха. И никакие плохие сны мне не приснятся пока он будет со мной.

Почти заснув, я все же задала мучивший меня вопрос:

— А твой дед почему не ушел поминать? Ведь он тоже мужчина? Князь усмехнулся в ответ:

— В ту ночь бабушка рожала моего отца.

К счастью никаких страшных снов мне не приснилось. И пробуждение было даже более чем приятным — особенно незнакомая тяжесть на животе. Я лежала на спине, раскинув руки, с разметавшимися по постели волосами. Князь по-прежнему спал рядом, только в отличие от меня, трогательно свернулся калачиком, положив голову мне на живот. Он был одет и лежал поверх одеяла. Это было даже красиво. Серебро его волос и чернота моих. Его сила и моя слабость. Мама когда-то сказала мне: 'Чтобы прожить счастливо всю жизнь с мужчиной и любить его, нужно чтобы вы были абсолютно одинаковыми… или абсолютно противоположными.' Мы не похожи, но можно ли назвать нас настолько разными? Ведь дело не только во внешности, а ее и в характере, душе, воспитании… Но вот сейчас, смотря на спящего Князя, я могла сказать со всей искренностью на которую способна: я могу его полюбить. А он? Сможет хотя бы терпеть рядом? Он Князь, хотя официально их всех уничтожили еще сотню лет назад. Сколько ему лет? И как он выжил? Ведь в той войне, когда против самых могучих магов пошли обычные, последние использовали самый грязный и бесчестный способ победить — они обращали против магов их же Ограничения…

У каждого мага после определенного уровня силы есть такие Ограничения. Это сам мир решил обезопасить себя от слишком непостоянных существ… Чем сильнее маг, тем серьезней и сложнее его Ограничение. И Высших они, соответственно, держат в довольно узких рамках. Избавиться от ограничений невозможно, хотя архимаги уже не раз и не два пытались. Вывод один: Ограничения часть магической силы и она пропадет вместе с ними. Есть бедолаги, которым Ограничения не дают нормально жить. Я слышала, например, что одному юноше нельзя было показываться на солнце, иначе Ограничение начинало вытягивать из него жизнь. Таких магов специально лишают дара, чтобы не мучились зазря. Интересно, а какие ограничения у Северина? Будто подслушав мои размышления, Князь завозился, потерся щекой о мой живот и приподнялся на вытянутых руках. Я улыбнулась, настолько забавным он выглядел с растрепанными после сна волосами и сонной полуулыбкой.

— Доброе утро, — поприветствовала я.

— И тебе Лазорь, — ответил он и потянулся, хрустнув суставами. — Давно не спишь?

— Не очень. Из коридора послышали невнятные гневные воли, какая-то возня; Северин мигом подобрался, насторожился.

— Что там? — испугалась я.

— Не знаю, — помолчав, сказал он. — Но предчувствие у меня нехорошее. В дверь комнаты заколотили, да так что она чуть не слетела с петель. Я только и успела, что закутаться в одеяло, когда Князь распахнул ее.

— Что происходит? — холодно вопросил. Стоявшие в коридоре северяне в основном женщины, с решительностью написанной на лицах загомонили все разом, указывая на меня руками. Я не поняла ни слова. А вот Князь, судя потому как разом ожесточилось его лицо — понял.

— Что такое? — пискнула я, но он услышал и повернулся ко мне. Синие глаза словно покрылись коркой льда.

— Они говорят, что ты прокляла Элн, сестру Алкари. Она умирает. Я даже не сразу поняла смысл его слов. Потом решила, что мне послышалось, однако взгляд Князя развеял эту надежду. Заем некоторое время потратила на осмысление сложившейся ситуации. И только после всего этого — испугалась. Что бы не случилось с сестрой Алкари, в этом обвинят меня. Даром, что я и вправду не хотела ее проклинать, да и не смогла бы. Магии во мне, да я уже говорила, хватает разве что на редкие вещие сны и те не особенно понятные. Но что же могло случиться с Элн? Князь в упор, не мигая, смотрел на меня. А толпа за его спиной не прекращала негодовать.

«Это самое страшное, — вспомнились мне вдруг слова матери, сказанные когда-то, — когда тебя ненавидит толпа. С одним человеком можно договориться или же просто поговорить, что-то ему объяснить, доказать, убедить… Против толпы есть одно оружие — власть. И то ненадежно, ибо действенно, только пока люди нормально к тебе относятся. Толпа жестока — может не вспомнив ни о чем разорвать на куски; беспощадна — доказать ей ее неправоту невозможно; неостановима — ведомые слепой яростью и жаждой мести люди не боятся НИЧЕГО. А еще толпа тупа как новорожденный ягненок и столь же послушна слову лидера, которого избирает из своей массы. Но даже этого лидера она станет слушать пока его слова не пойдут вразрез с ее жестокими желаниями…»

— Пойдем, — оборвал мои мысли Князь. — Пойдем мне нужно увидеть их. Кого именно он не уточнил, но я и так догадалась. Элн и Алкари.

Я неуверенно кивнула, с сомнением глядя на северян столпившихся в коридоре. Дадут ли пройти? Ой, не верится как-то… Но Северин взял меня под руку и чуть ли не поволок, даже одеться не дал, пришлось так и кутаться в одеяло. Его подданные расступались перед своим Князем, а следовательно и передо мной. Шли недолго, несколько поворотов и вот они, двери которые Князь, не медля ни секунды, открыл.

Первое что бросилось мне в глаза это кровать, хотя, глядя на это сооружение, в голову приходило совсем другое слово — ложе. Человек этак на пять. Очень высокое, и просто огромное по ширине, с балдахином и спускавшимися с него облаками белой газовой ткани.

Собственно кроме него и небольшого стола, с какими-то инструментами, в углу, в комнате ничего и не было. Окна, в которые ярко светило солнце, задернуты светлыми занавесками, так что света достаточно, чтобы разглядеть все в подробностях. В том числе и Элн, лежащую на кровати, закутанную в одеяло и среди вороха подушек самого различного размера. И ее сестру сидящую рядом. Сама Алкари была бледной, ее щеки мокрыми, а глаза покраснели, видимо долго плакала. Короткие волосы стояли дыбом, одежда растрепанна… Но воительнице казалось не было до этого никакого дела. Она, не отрываясь, смотрела на сестру, сжимала ее ладонь, и отвела глаза, только когда к кровати подошел Князь. А потом посмотрела на меня.

В ее взгляде было многое. И ненависть, и зависть и… надежда? И еще множество чувств, которые я не сумела разгадать. Элн слабо застонала, привлекая мое внимание. Я вгляделась в ее совершенно белое, без единой кровиночки, лицо. На котором были едва видны маленькие черные точечки, которых становилось все больше от щек до лба, в центре которого страшным черным узором, объятый рисованным пламенем, виднелся кинжал, без ножен и с вычурной рукоятью. Я невольно вздрогнула. Этот рисунок… Это печать, появляющегося на проклятом… Элн действительно прокляли! Причем сильно и страшно: ведь тот, кто проклинал, должен был не жалея своей крови, выцарапать такой рисунок на себе, после чего он собственно и проявлялся на том, кому проклятье предназначалось. Да, с магией крови шутить нельзя. Нельзя, тем более сильным магам, ведь почти наверняка у проклинающего после такой магии появится еще одно или даже несколько Ограничений. Боже мой, кому могла так досадить Элн? Кто не пожалел своей судьбы, чтобы проклясть ее? Северин со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Я только сейчас заметила, что народу в комнате достаточно и невольно шагнула ближе к Князю. Заметив мое движение, он встрепенулся, оглядел присутствующих дикими глазами и произнес тихо, почти шепотом, но от интонаций мне захотелось сбежать подальше и забиться в самый темный угол:

— Все вон. — И еще раз окинув взглядом кровать и Элн на ней, велел Алкари остаться.