Христианин в языческом мире, или О наплевательском отношении к порче - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 13
- Предыдущая
- 13/49
- Следующая
Наличие таких молитв и обрядов не свидетельство примитивизации Церкви, но свидетельство ее пастырской здравости. Она смогла осознать заботы крестьянина и начала молиться о том, о чем естественно молиться именно ему.
Но вот сейчас нам пора задуматься над тем, что для большинства населения и огромной части наших прихожан эти нужды выглядят чужими. Русская деревня по сути уничтожена. Остатки сельских жителей хранят верность скорее колхозному, чем православному укладу жизни и мысли. Так не пора ли православию заговорить на языке горожан?
В начале 18 века такие предложения уже были: 21 января 1723 года Берг-Коллегия попросила Синод «не возможно ли об оном в службе Божией во ектеньях или в молитвах прошение ввесть, дабы Творец произвождение минералов и металлов в здешней Империи благословил и ко умножению оных Свою помощь подать соизволил… Может народ, услыша оное, принять за великое и государству полезное дело и оною молитвою, мнится, что в произвождение рудных дел из народа противность может искорениться»[47]. Синод поручил составить молитву еп. Тверскому Феофилакту. Правда, о ее судьбе мне ничего не известно…
Не отменяя прежних обрядов (пока есть люди, в жизни которых есть те потребности, для освящения которых составлены упомянутые требы), надо церковный круг молитв дополнить молитвой о нуждах горожан. Почему только крестьянину дозволено приносить плоды своего труда в храм и благодарить Бога за них? Я надеюсь, что в следующем столетии появятся у нас иные молитвы — «Чин благодарственного пения за первый проведенный урок»; «Благодарственный молебен за первую публикацию»; «Благодарственное пение за первого недорезанного пациента»… Есть у нас молитвы на избавление от нашествия саранчи. Почему бы не составить «Чин молебного пения на избавление от компьютерных вирусов»?
В общем, новизна нового тысячелетия не так уж нова для православной традиции. Мы уже жили в городской цивилизации поздней Римской империи. Мы уже жили в состязании с языческими философами. Мы уже жили в мире повального колдовства. Все это было в нашей истории. Было на самой ее заре. И вот повторяется вновь. И само это сходство таит в себе вызов и угрозу. Если сегодняшний день так похож на начало нашей истории, то впору задаться пастернаковским вопросом: «какое ж, милые, у вас тысячелетье на дворе»? Ведь на начало свойственно походить… концу. Точка Омега возвращает нас к точке Альфа… Мы вернулись к началу. Не означает ли это, что приблизился Конец? Круг завершен…
Что это — очередной виток спирали, или последняя остановка? Христианину надо быть внутренне готовым к тому, что это Конец. Но нужно делать все от нас зависящее, чтобы продолжение последовало… Если уж и суждено истории продолжиться, то нам следует вести себя так, чтобы христиане последующих поколений не бросали нам упрек: «Христианами конца ХХ века овладели апокалиптические настроения. Они выбежали из истории, из культуры, из общества. Они боялись будущего, а не строили его. И потому нам так тяжело сейчас».
Будущее у нас есть. Оно очень трудное. Но даже самый трудный путь — это все же не тупик.
О ЧУДЕСАХ И СУЕВЕРИЯХ, О ГРЕХАХ И ПРАЗДНИКАХ
Человек представляет собою большее чудо, чем всякое чудо, совершаемое человеком.
— Что, по-вашему, чудо? И вообще — играют ли чудеса какую-то роль в жизни верующего человека?
— Я думаю, каждый человек обречен на то, чтобы воспроизводить ситуацию своего собственного духовного рождения. У меня получилось так, что к Богу, к Церкви я пришел не через чудеса. Передо мной стоял философский вопрос: поиск правды, смысла жизни. Я стал верующим через усилие воли и мысли; меня не потрясали те или иные чудеса. А потому и по сю пору я не склонен ставить чудеса во главе духовной жизни.
Чудо само по себе доказывает только, что мир не сводится к бессмысленным актам природы, к материальному строению, что есть сверхчеловеческая, сверхобыденная реальность. Но что это за реальность, каково имя её, какой у неё замысел о нас? Разные религиозные традиции отвечают на этот вопрос по-своему. И поэтому чудо не может доказать истинность Православия или христианства.
Помню, году в 88-м шел по Арбату. Тогда Арбат был открытой зоной, там бродили первые уличные проповедники, в основном — кришнаиты. У меня завязалась беседа с одним из них. И он говорит: «Да ваш Христос всего лишь йог-неудачник. Я вот тоже могу по воздуху летать». Пришлось ответить, что я и не сомневаюсь в его способностях и даже не прошу их демонстрировать, т.к. я не атеист, а христианин. Для меня нет проблемы в том, что есть чудеса, у меня вопрос — какого вы духа, каков источник ваших чудес.
Еще помню, разговорился с одной девочкой-кришнаиткой. Она еще ходила в обычном светском платье, а, значит, недолго была в секте. И вот я ее спрашиваю: «Скажи, пожалуйста, за время твоего общения с этими ребятами в тебе что-то изменилось?» — «Да конечно, я научилась испытывать трансцендентальное наслаждение. Махамантра! Она так много дает!» — «Скажи, а что кроме этого изменилось в твоей жизни?» Девушка удивилась и поинтересовалась, а что именно могло измениться. Я пояснил: «Ну, может быть, отношение к людям, к друзьям, к родителям. Может, больше стало любви к ним». — «Нет, — говорит, — пожалуй, нет. Все осталось прежним».
Для меня это показательно. Ведь главное чудо, которое может произойти в мире, — перемена в человеческой душе. Потому что потеснить гору привычек и грехов — чудо большее, чем сдвинуть с места Монблан.
Христос не говорит «блаженны творящие чудеса», но «блаженны милующие». В Православии главное — это изменение твоего внутреннего мира. Впрочем, не только в Православии, даже в Индии многие говорили, что неумный человек старается изменить то, что вне него, а мудрец старается изменить то, что внутри него.
Так что истинность Православия доказывается не столько чудесами или пророчествами, сколько тем, что люди, от которых вроде бы нельзя было ожидать каких-нибудь покаянных перемен, меняются.
Чтобы не говорить о политиках, когда-то проповедовавших одно, а сейчас говорящих другое, давайте вспомним людей, которых вряд ли можно заподозрить в утилитарности мышления, в неискренности.
Скажем актриса Екатерина Васильева. Человек жил в театральном мире, мире «тусовки», где каждый ловит лишь свое отражение… Все у нее было, и прежде всего — добротный имидж в тех кругах, которые были для неё авторитетными. И вдруг она бросает вызов своей среде (своей, а не официальной, что гораздо сложнее, т.к. легче идти против государственной власти, нежели против дворовых авторитетов). Оставляет театр, становится церковной старостихой (сейчас, слава Богу, неофитский карантин кончился, и она снова начала сниматься). Разве не чудо?
Или — рокеры. С точки зрения церкви, более отдаленных от нее людей нет. В массовом церковном сознании существует мнение, что рок — это сатанизм, дебилизм, разврат, наркомания… И вдруг люди, которые этой музыкой живут — Юрий Шевчук или лидер группы «Алиса» Константин Кинчев — сегодня позиционируют себя как православные. Когда даже из этого мира идут какие-то религиозные токи, это, на мой взгляд, тоже чудо.
— Может быть, их религиозность — всего-навсего прикрытие растраченного таланта?
— Не думаю. Разве исчез талант у Шевчука?
— Возникает вопрос, зачем в Евангелии рассказывается о чудесах, которые творил Христос, когда можно было бы ограничиться проповедью христианства?
— Чудеса — это свидетельства того, что Небо становится ближе. Чудеса есть знак соприсутствия, встреченности, неодиночества. Путь к встрече пролегает не через чудеса, но чудо — знамение того, что эта встреча состоялась. Пытаясь понять Церковь, необходимо совместить в сознании две вещи, казалось бы противоположные.
С одной стороны Церковь не придает большого значения чудесам — нельзя искать чудес, требовать чудес, желать чего-нибудь неожиданного.
47
Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской Империи. Т.3. Спб., 1875, сс. 65-66.
- Предыдущая
- 13/49
- Следующая