Красотка 13 - Коли Лиз - Страница 67

• Предыдущая
• 67/68
• Следующая

Конечно.

— Я могу их сейчас увидеть? Я имею в виду своих родителей.

— Думаю, что они вернутся через несколько минут. Они все вместе пошли попить кофе. Для них эта ночь была очень долгой.

Я закрыла глаза. Несмотря на то что мы с Марией разговаривали всего несколько минут, я почувствовала себя уставшей. Мария поправила простыни и еще раз пригладила мои волосы.

— Вот так, — сказала она. — А теперь отдыхай и набирайся сил.

Несмотря на то что я закрыла глаза, заснуть так и не смогла. Я обследовала все закоулки своего подсознания. Там было пусто. В том месте, где находилась хижина, в которой жили девочки, осталась только куча воображаемого пепла. Куда же делась Одинокая после того, как я вытащила ее из огня вместе с собой?

«Ты нужна мне. Прямо сейчас», — сказала я ей. Неужели такое возможно? Неужели она соединилась со мной, влилась в меня, буквально в одно мгновение? Да, похоже, так все и было.

Я решила оставить себе все воспоминания. Теперь я помнила все: мягкую округлость своего живота, который был уже довольно большим, когда я впервые появилась как единое и неделимое «я»; тошноту, то накатывающую, то исчезающую; доброту и нежность того мужчины и его неожиданную жестокость, разбившую мне сердце, когда он забрал у меня ребенка, которого мы назвали Сэмом в честь отца этого мужчины; часы, которые я провела, плача и качаясь в кресле, одинокая и всеми забытая после того, как вернулись Девочка-скаут и Маленькая женушка; сияющего Ангела, давшего мне надежду на то, что я снова смогу увидеть своего малыша; ночи, проведенные у постели спящего ребенка, чье лицо и запах казались мне такими знакомыми; слова детектива, которые дали мне силу вырваться из плена и снова вернуться к Сэму.

Да. Все закончилось. Мы соединились, став единой личностью, единым «я».

И сделали мы это вместе. Моя сила и ее материнская любовь победили огонь.

Обгоревшая, страдающая от боли, обмотанная бинтами, я наконец ощутила себя цельной личностью.

По моим щекам покатились слезы. Услышав тихое «тук-тук», я смахнула их и, повернув голову, увидела Харрисов возле окна моей палаты интенсивной терапии. Сэмми сидел на руках у миссис Харрис. Он поцеловал ее в щеку своими влажными губками. Взяв его маленькую ручку, она помахала ею мне: «Привет-привет!» После бессонной ночи она выглядела уставшей, но в то же время ее лицо светилось радостью и искренней, огромной благодарностью. Она послала мне воздушный поцелуй и потерлась щекой о мягкие волосики Сэмми. Доктор Харрис поднял над головой сжатые в кулаки руки, это наверняка означало, что я молодец, что он считает меня настоящим бойцом. Вокруг меня было столько любви, что в ней можно было утонуть.

Глубоко вздохнув, я радостно улыбнулась и помахала им своей перебинтованной рукой. Обняв жену и ребенка, доктор Харрис помахал мне на прощанье, и они отошли от окна. Наверное, они отправились в отель. Им тоже нужно было отдохнуть и хорошенько выспаться.

Потом ко мне пришли мама и папа. Мы с ними долго обнимались, обливаясь слезами счастья.

В тот же вечер меня отпустили домой, в свою собственную кроватку, дав подробные инструкции относительно того, как ухаживать за своими ранами. Болеутоляющие средства сделали свое дело, однако я, несмотря на это, почти всю ночь провела без сна. У меня были и другие раны, которые нельзя ни забинтовать, ни залечить с помощью антибиотиков.

Еще до того как Одинокая бросила все свои воспоминания и ощущения в общий воображаемый котел, в котором они соединились с воспоминаниями и ощущениями других двойников, я успела всей душой полюбить Сэма. Из собственного опыта я знала, какими крепкими узами (пусть даже на короткое время) они были связаны — мать и ее ребенок. Потом я боролась с ней — теперь я в ночной тьме борюсь сама с собой.

Должна ли я обо всем рассказать маме и папе? Стоит ли мне забирать Сэмми к нам, чтобы растить и воспитывать его вместе с моей новорожденной сестренкой (или братиком)? Это было бы логично. Но разве я могла так поступить с Харрисами? И потом, что для Сэмми будет лучше: верить в то, что его мать умерла, или знать, что ее грубо насиловал сумасшедший маньяк до тех пор, пока она не забеременела?

Раздумывая над этой дилеммой, я спускалась по лестнице и неожиданно споткнулась.

Мама моментально бросилась на помощь, протянув ко мне свои руки, словно могла поймать меня, если я упаду. Ее живот стал уже довольно большим. Время неумолимо неслось вперед.

— Твой отец еще в кухне, он смотрит утренние новости. Он взял выходной на случай, если… если тебе понадобится помощь, — сказала мама.

— А-а, хорошо, — отозвалась я. Интересно, о чем он сейчас думает?

— Я сделала твои любимые тосты, — сказала мама, запинаясь. — Будешь есть?

Обычно по утрам я почти ничего не ела, но на этот раз, провалявшись на больничной койке целые сутки, испытывала зверский голод.

— Конечно, мама. Я бы с удовольствием съела тост, а может, даже целых восемь тостов, — ответила я и села за стол рядом с отцом. Я выбрала такое место, чтобы мы с ним могли не смотреть друг на друга, к тому же я не хотела мешать ему смотреть телевизор. — Вот только кому-то придется покормить меня.

Мама села за стол напротив, вилкой разделила тост на маленькие кусочки и принялась меня кормить. Она была невероятно милой и ужасно неловкой.

— Тебе нужно попрактиковаться, мама, — поддразнила ее я. — Начни как можно скорее, пока не появился мой младшенький.

— Скорее младшенькая. — Она усмехнулась. — Похоже, у тебя будет сестра.

Увидев мое перекосившееся от ужаса лицо, мама подумала, что я так отреагировала на ее сообщение. Однако дело было совершенно в другом. Позади нее на экране телевизора я увидела фото того мужчины. Оно занимало весь экран.

— О господи! — испуганно прошептала я.

— Эй, в чем дело? Ты что, не хочешь иметь сестру? — спросила мама.

У отца из рук выпала вилка и громко ударилась о тарелку. Его лицо стало бледным как полотно.

— Черт бы побрал эти новости! Сколько же все это будет продолжаться! — возмутился он, бросив полный ненависти взгляд на субботнюю газету, которую, судя по всему, еще не разворачивал.

Быстро повернувшись, мама посмотрела на экран и испуганно ойкнула.

Это лицо я знала лучше, чем свое собственное. Оно было единственным, которое я видела целых три года. В нем не было ничего примечательного, если не считать узких темных глаз, которые смотрели немного в сторону, так, словно мужчина страдал косоглазием. Его волосы были рыжевато-коричневыми с проседью. У него был маленький, безвольный подбородок и крошечные уши.

Телекомментатор не назвал его имени, просто сказал, что полиция собирает сведения об этом человеке, о его возможных связях, контактах, передвижениях за последние пять лет. Он сообщил, что тело этого человека нашли в Национальном лесном заповеднике Лос-Анджелеса. Мое имя вообще не упоминалось.

Я буквально прикипела к стулу, зачарованная, испуганная, потрясенная.

Схватив пульт управления, мама, резко нажав на кнопку, выключила телевизор.

— О мой бедный Ангел, прости меня за то, что тебе пришлось все это увидеть, — сказал отец хриплым голосом.

Как, однако, это глупо! О чем он, черт возьми, думает?

— Папа, я довольно долго жила со всем этим.

Его лицо стало пунцовым, как будто он какое-то время задерживал дыхание.

— Ты все равно не смог бы остановить их, — сказала я. — И это всего лишь программа новостей. Подумаешь, нашли какое-то тело в лесном заповеднике!

Сжав кулаки, он помахал ими перед темным экраном телевизора, словно мог дотянуться до комментатора, который сидел в телестудии.

— Я, черт возьми, должен был вывернуться наизнанку, должен был использовать все мыслимые и немыслимые средства, чтобы не допустить всего этого, — прокричал он, задыхаясь от гнева. — Чертовы новости!

Я поняла, что он имеет в виду не только новости, а и того мужчину, и безрезультатные поиски, и Билла, и все те годы, которые мы не сможем прожить заново. И мое детство, которое не было непорочным и светлым, и мою давно утраченную невинность.

• Предыдущая
• 67/68
• Следующая