Не приведи меня в Кенгаракс - Курков Андрей Юрьевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/21
• Следующая

ГОРОД был маленьким. Он, казалось, весь собрался, столпился домами вокруг человека, словно не человек разглядывал город, а наоборот — здания подползли поближе, чтобы полюбопытствовать: кто это ночью пришел и остановился здесь, в Выборге.

Луна быстро забиралась под купол неба, словно появилась она с опозданием и теперь пыталась нагнать время. Вот-вот она заскользит вниз по другой стороне невидимого купола и исчезнет, уступая место солнцу. И вдруг вокруг бесшумно закружился туман, будто кто-то тушью замазал все изображения. Опять зрение оказалось бесполезным даром.

Турусов забеспокоился. Как вернуться к поезду — он не знал. В то, что Радецкий сам его разыщет — не верилось. Стали одолевать сомнения: уж не специально ли убежал его напарник, чтобы отделаться от Турусова, чтобы одному ехать навстречу истории в вагоне с этим таинственным грузом. Может, именно поэтому и пропал бывший напарник Радецкого, предшественник Турусова?

От всего этого веяло мистикой. Турусов отмахнулся от мистических размышлений. Он вспомнил о конкретности всего сущего, он вспомнил о своих бывших сотоварищах, которым теперь сочувствовал, и которые к мистике относились куда благожелательнее, чем он. У всякой реальной истории, реальной ситуации обязательна реальная конкретная развязка, финал, который расставляет все на свои места, так, чтобы после окончания одной реальной истории могла начаться вторая. Впрочем, такая последовательность могла бы доказать реальность и самой ИСТОРИИ как науки, но в этом случае Турусов пользовался, пожалуй, единственным постулатом, на котором держится вся «логика» церкви. «Кредо квиа абсурдум» — этот «аргумент», родившийся в противовес всяким научным доводам, помогал отстаивать любую заведомо субъективную точку зрения, независимо от вопросов, которых она касалась.

Но ночь продолжалась. Туман рвался в клочья и серожелтыми пятнами колыхался вокруг Турусова, растерявшегося и не знавшего пути. На минуту показалось, что стоит лишь разогнать руками эти туманные клочья и все прояснится, все появится наяву. Возникнет из темноты поезд, найдется убежавший Радецкий. Но минута прошла быстрее обычного и снова пришла растерянность. Протянув правую руку вперед, Турусов медленно поплыл в тумане. Ориентироваться было не на что, ни звуков, ни огоньков. Только земля под ногами, да и не земля, а булыжная мостовая, мокрая и скользкая.

Турусов для пущей уверенности протянул вперед и вторую руку, и его десять пальцев превратились в этой кромешной тьме в голые нервные окончания, ждущие болезненного соприкосновения с неизвестностью.

Вдруг нога уперлась в что-то мягкое и Турусов, едва удержавшись от падения, нагнулся, присел на корточки и осторожно опустил руки на плохо различимую преграду.

Раздался стон. Турусов наклонил лицо и увидел перед собой Радецкого, правым виском прильнувшего к холодному булыжнику.

— Что с тобой? — Турусов оцепенело уставился на напарника.

— Идиот… — прохрипел Радецкий. — Ему уже лет десять прогулы на кладбище ставят, а он на меня с ножом…

Турусов попробовал приподнять или посадить Радецкого, но тот грузно валился на бок. Когда он в очередной раз прильнул к булыжной мостовой, что-то звякнуло и Турусов увидел лежавший рядом кухонный нож для разделки мяса, с толстой деревянной ручкой и массивным лезвием.

Поднатужившись, Турусов все-таки оторвал тело Радецкого от мостовой. Радецкий задышал чаще, всей грудью, словно пытался удержать вырывающийся стон. Наконец, он кое-как встал на ноги. Турусов обнял его, просунув руку под мышку, и почувствовал на ладони теплую кровь.

Теперь надо было идти. Но куда идти? Нужен врач. А где его искать? Вокруг лишь сплошной туман и только под ногами конкретная мостовая из лысых мокрых булыжников.

— Сволочь… — с натугой выдохнул Радецкий.

— Куда идти? — спросил Турусов.

Радецкий с кривой болезненной ухмылкой оглянулся по сторонам и неожиданно ткнул указательным пальцем в туман.

— Туда! — он попытался резко развернуться, но тут же присел на корточки и, сжимая зубы, завыл.

Несколько минут спустя, в обнимку, Турусов и Радецкий продолжили свой путь. Шли они недолго. Из тумана вынырнула деревянная стенка товарного вагона.

— Не наш, — прошептал Турусов.

— Без разницы, — Радецкий скривил губы. — Поезд наш.

Турусов прислонил напарника к вагону, а сам откатил дверь. Сначала затолкал в проем Радецкого, потом забрался сам и двери с визгом закрылись. Турусов отдышался, приложил ухо к груди замолкшего Радецкого: сердце работало не спеша. Он то ли спал, то ли впал в забытье. Турусов пошарил рукой вокруг и, ничего не найдя, успокоился. В вагоне было сухо. Обессиленный Турусов растянулся рядом с раненным напарником и задремал.

Проснулись они одновременно в своем вагоне под мерный стук колес. Радецкий пошевелился и снова застонал. Турусов осмотрел рану и, не найдя в ней ничего опасного, обработал перекисью водорода и какой-то противоинфекционной мазью, найденной в аптечке.

— Кто это тебя? — Турусов разогнул спину, глядя на разлегшегося на нижней полке Радецкого.

— Долгожитель один… — нехотя буркнул тот. — Из персональных пенсионеров.

Радецкий замолчал, а Турусов не хотел задавать вопросы. Ждал, когда напарник сам все объяснит.

Радецкий не спешил. Он задумчиво покусывал губы, шевеля пальцами правой руки, то и дело сползавшей вниз с полки.

— Так Карелии и не увидели! — нарушил молчание Турусов.

— Не велика беда. Зато чуть один ты не остался! — ответил Радецкий и снова замолчал.

Турусов умел властвовать над своими чувствами. За минуту он потерял всякий интерес к происшедшему и направился в другой угол вагона проверить целостность и сохранность надежно упакованного груза.

Все ящики были на месте, только один — «ТПСБ-1748» почему-то стоял отдельно и на верхней его части виднелись свежие царапины.

Сомнений не было — кто-то пытался вскрыть ящик; царапины начинались в одной точке и оттуда веером разбрызгивались по всей поверхности. Видимо, подставляли отвертку или узкую стамеску и лупили по ней молотком.

Радецкий снова застонал и заворочался на полке, пытаясь найти наименее болезненную позу. Турусов отвлекся, вернулся к купе для сопровождающих, хотел помочь напарнику, но не знал чем.

— Воды выпьешь? — спросил он.

Радецкий отрицательно замотал головой, переместился подальше от края и успокоился.

А Турусов вернулся к ящику и задвинул его в угол, к остальным деревянным кубам и паралеллепипедам.

Время шло. Состав рывками продолжал путь. Радецкий спал, постанывая во сне, а Турусов сидел у окна и мысль его металась между царапинами на ящике и заоконными пейзажами.

В его воображении выстраивались в одну прямую цепь события, происшедшие в его присутствии или отсутствии, но так или иначе касавшиеся его. Начиналось все с появления нового ящика, сразу же изъятого людьми в темных плащах, и заканчивалось свежими царапинами на ящике «ТПСБ-1748». Ах да, еще было покушение на Радецкого. Его пытался убить какой-то долгожитель из персональных пенсионеров. Интересно, откуда Радецкий знает о его персональной пенсии? Или старичок сам ему рассказывал о себе, потихоньку вытаскивая из авоськи с овощами добротный нож для разделки мяса?

Состав резко затормозил. Даже вагон заскрипел и ящики сдвинулись с места. Турусов подскочил и прильнул к стеклу. Радецкий приподнял голову и попытался сесть, но тут же застонал и снова лег.

— Что там? — хрипло спросил он.

— Остановка… — Турусов отошел от окна и откатил дверь вагона.

— Закрой! Дует! — заерзал на полке раненный напарник.

— Сейчас, только посмотрю в чем дело.

Турусов выглянул из вагона и увидел каких-то людей, копошащихся у паровоза. Их вагон оказался в самом хвосте, а впереди стояли несколько десятков других вагонов, пара цистерн, открытые груженные платформы. Состав остановился на правом повороте и Турусов мог видеть каждый вагон.

— Закрой! — снова застонал Радецкий.

• Предыдущая
• 10/21
• Следующая